Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
отчет о поездкеЖили мы в селе Верховина: сутки поездом до Тернополя, а потом еще шесть часов на автобусе. Честно говоря… там все-таки очень красиво. И – совершенно другие люди. Абсолютно. Западенцы, гуцулы… они добрее, открытее, дружелюбнее. Нет, на самом деле. И говорят смешно, куда без этого, конечно. Некоторые их фразочки вроде то є файно, файні дівчата, и чи не будеш мати п’ятдесят копійок в супермаркете – для знатока украинского Полтавщины это несколько… забавно, в общем) В первый день, когда я поехала верхом – через лес, к мосту, по горам – со мной шел пацан-проводник лет двенадцати и рассказывал о том, как они купаются в речке и ловят там рыбу, как у них живут выдры и прилетают птицы, и я поняла, что та Украина, о которой мы читаем в классических произведениях, Украина рек и озер, и полей, и лесистых гор – она действительно еще существует, где-то там «на глубине в десять тысяч сомнительных метров», просто скрывается от наших глаз.
Мы жили все четверо в одной комнате – еще одна девчонка из физмата, Саша, с которой я по большей части и общалась, и двое их же парней – Егор и Макс. Они – те еще кадры. Егор взял с собой колонки, к которым можно было подключить мобильник или плеер, и мы слушали музыку. Егор постоянно уходил в эмо-угол из-за неразделенной любви к безголовой восьмикласснице, «впадал в уныние», включал музыку потоскливее, и тогда унывали мы все. Они с Максом постоянно обсуждали, какая именно гитара играет в том или ином месте, заставляя нас с Сашей чувствовать себя абсолютно не в теме – музыканты, йопт – и постоянно пользовались словечками «годный» (подходит ко всему – к песне, к книжке, к человеку) и «ты меня огорчаешь». Особенно их огорчала Саша вечером навеселе, ага да. Вечером мы пили – больше делать все равно было нечего – и бродили по окрестностям. До центра поселка, где была сосредоточена имеющаяся цивилизация, было около получаса пешком. Ночью дорога абсолютно темная, в общем-то, тоже любопытный опыт.
Были в музее Параджанова, очень интересно рассказывала местная экскурсовод. А еще она пела - тем самым, классически украинско-колядочным голосом.
Мы пели под колонки – иногда только мы с Сашей, один раз все вместе – и они постоянно жалели вслух, что нет гитары. Мы пели те, наши, гитарные песни, и я постоянно вспоминала.
В общем-то, все было хорошо, но хуже, чем могло бы быть, если бы поехала та компания, которая собиралась изначально. Но оно и понятно… Макс с Егором были слишком увлечены сами собой, а Саша… ну, она хороший человек, не глупый, но как-то слишком далека мне по духу, что ли. С ней я в очередной раз поняла, что все больше слушаю, чем говорю, и не уверена, что это так уж хорошо.
В последний день, когда ездила верхом, гуцул-хозяин отжег. Говорит, лошадь русская, по-украински ничего не понимает! И несколько раз настойчиво так повторял… доставило) Но о последнем дне подробнее.
03.01. 00:17.
Ночь в поезде – это особый разряд меланхолии и одиночества. Их музыка травит мне душу, а мои сигареты – их легкие. Разговоры о самом интересном, но не о самом важном, разговоры недоговорками и полусмыслами. Глаза в полке, музыка в ушах. Полглотка виски, снег за окном. Не думайте на меня.
07.01.
Вечер невъебенно хуевый, шо пиздец.
Руки воняют кровью и сигаретами.
Ближе к вечеру пошла на лошадей. До этого видела девчонку из наших, ехавшую как куль с дерьмом верхом на вороной. Я села на нее же. Удивляюсь, как та с нее не слетела. То, почему она ехала как куль, стало мне очень быстро понятно.
Weather conditions: темно, фонари ни фига не горят, туман только такой.
Лошадь спортивная, заставить ее идти шагов практически невозможно. Я буквально висела на поводьях. Ехала за бричкой, сначала по центру городка. Было несколько страшно, что слишком быстро едет. Вспомнила все, что знала о верховой езде, и чего не знала – тоже. Думала, на этом экстрим закончится, адреналина и так было предостаточно. Ага, щас. Потом, поскольку мой час еще не кончился, поехали в горы. Везде все растаяло, а там скользко. И у лошади разъезжаются ноги. И лес, и темно, и туман, бричке легче, она впереди едет, колокольчиками звенит, а я пересрала пиздец. И что заблужусь, и что лошадь упадет, и вообще мамадорохая. Доехали до базы, куда везли людей с брички, я выпила кофе, поехали обратно. По той же скользкой дороге, соответственно. Лошадь таки упала на задницу, но поскольку я в это время уже цеплялась за гриву только так, в седле удержалась. Я собой горжусь. Она встала, пошли дальше. Мужик предложил пересесть на бричку, я согласилась, но лошадь скоро отвязалась, и я перелезла обратно на нее, благо, ехать было уже недолго.
Бля, это такой адреналин. Прихожу домой, начинаю раздеваться – на пальцах кровь. Разбуваюсь – кровь на ноге. Снимаю штаны – на колготах дыра и колено разодрано. Выглядит так, что чуть ли не до кости, и края разошлись. Я помню, стукнулась, пока ехала, но вообще было не больно, я даже не обратила внимания. Меня пиздец трясет, боли не чувствую, на адреналине. Полила водкой, подручными средствами перевязала. А соседи одна бухая в жопу, второй с несчастной любовью злой, только на людей не бросается, в комнате два пацана-восьмиклассника, эти двое орут друг на друга, кто из них не знает, что такое любовь. В общем, пиздец что.
Ну и соответственно следующее утро выдалось аховое. Прекрасный опыт для написания Винчестеров после побоища. Поясница болит так, будто лошадь на мне скакала, колено туда же, в общем, не болит, кажется, только задница и голова. Но, честно – не жалею, что ввязалась в эту поездку. И конкретно на лошади, и вообще.
Где-то так.
Мы жили все четверо в одной комнате – еще одна девчонка из физмата, Саша, с которой я по большей части и общалась, и двое их же парней – Егор и Макс. Они – те еще кадры. Егор взял с собой колонки, к которым можно было подключить мобильник или плеер, и мы слушали музыку. Егор постоянно уходил в эмо-угол из-за неразделенной любви к безголовой восьмикласснице, «впадал в уныние», включал музыку потоскливее, и тогда унывали мы все. Они с Максом постоянно обсуждали, какая именно гитара играет в том или ином месте, заставляя нас с Сашей чувствовать себя абсолютно не в теме – музыканты, йопт – и постоянно пользовались словечками «годный» (подходит ко всему – к песне, к книжке, к человеку) и «ты меня огорчаешь». Особенно их огорчала Саша вечером навеселе, ага да. Вечером мы пили – больше делать все равно было нечего – и бродили по окрестностям. До центра поселка, где была сосредоточена имеющаяся цивилизация, было около получаса пешком. Ночью дорога абсолютно темная, в общем-то, тоже любопытный опыт.
Были в музее Параджанова, очень интересно рассказывала местная экскурсовод. А еще она пела - тем самым, классически украинско-колядочным голосом.
Мы пели под колонки – иногда только мы с Сашей, один раз все вместе – и они постоянно жалели вслух, что нет гитары. Мы пели те, наши, гитарные песни, и я постоянно вспоминала.
В общем-то, все было хорошо, но хуже, чем могло бы быть, если бы поехала та компания, которая собиралась изначально. Но оно и понятно… Макс с Егором были слишком увлечены сами собой, а Саша… ну, она хороший человек, не глупый, но как-то слишком далека мне по духу, что ли. С ней я в очередной раз поняла, что все больше слушаю, чем говорю, и не уверена, что это так уж хорошо.
В последний день, когда ездила верхом, гуцул-хозяин отжег. Говорит, лошадь русская, по-украински ничего не понимает! И несколько раз настойчиво так повторял… доставило) Но о последнем дне подробнее.
03.01. 00:17.
Ночь в поезде – это особый разряд меланхолии и одиночества. Их музыка травит мне душу, а мои сигареты – их легкие. Разговоры о самом интересном, но не о самом важном, разговоры недоговорками и полусмыслами. Глаза в полке, музыка в ушах. Полглотка виски, снег за окном. Не думайте на меня.
07.01.
Вечер невъебенно хуевый, шо пиздец.
Руки воняют кровью и сигаретами.
Ближе к вечеру пошла на лошадей. До этого видела девчонку из наших, ехавшую как куль с дерьмом верхом на вороной. Я села на нее же. Удивляюсь, как та с нее не слетела. То, почему она ехала как куль, стало мне очень быстро понятно.
Weather conditions: темно, фонари ни фига не горят, туман только такой.
Лошадь спортивная, заставить ее идти шагов практически невозможно. Я буквально висела на поводьях. Ехала за бричкой, сначала по центру городка. Было несколько страшно, что слишком быстро едет. Вспомнила все, что знала о верховой езде, и чего не знала – тоже. Думала, на этом экстрим закончится, адреналина и так было предостаточно. Ага, щас. Потом, поскольку мой час еще не кончился, поехали в горы. Везде все растаяло, а там скользко. И у лошади разъезжаются ноги. И лес, и темно, и туман, бричке легче, она впереди едет, колокольчиками звенит, а я пересрала пиздец. И что заблужусь, и что лошадь упадет, и вообще мамадорохая. Доехали до базы, куда везли людей с брички, я выпила кофе, поехали обратно. По той же скользкой дороге, соответственно. Лошадь таки упала на задницу, но поскольку я в это время уже цеплялась за гриву только так, в седле удержалась. Я собой горжусь. Она встала, пошли дальше. Мужик предложил пересесть на бричку, я согласилась, но лошадь скоро отвязалась, и я перелезла обратно на нее, благо, ехать было уже недолго.
Бля, это такой адреналин. Прихожу домой, начинаю раздеваться – на пальцах кровь. Разбуваюсь – кровь на ноге. Снимаю штаны – на колготах дыра и колено разодрано. Выглядит так, что чуть ли не до кости, и края разошлись. Я помню, стукнулась, пока ехала, но вообще было не больно, я даже не обратила внимания. Меня пиздец трясет, боли не чувствую, на адреналине. Полила водкой, подручными средствами перевязала. А соседи одна бухая в жопу, второй с несчастной любовью злой, только на людей не бросается, в комнате два пацана-восьмиклассника, эти двое орут друг на друга, кто из них не знает, что такое любовь. В общем, пиздец что.
Ну и соответственно следующее утро выдалось аховое. Прекрасный опыт для написания Винчестеров после побоища. Поясница болит так, будто лошадь на мне скакала, колено туда же, в общем, не болит, кажется, только задница и голова. Но, честно – не жалею, что ввязалась в эту поездку. И конкретно на лошади, и вообще.
Где-то так.
@темы: в Тихом Городе, сложносочиненное
