Познаю на собственной шкуре: "все всегда уезжают навсегда", и "вместо нас всегда возвращается кто-то другой". Я не возвращаюсь, я теряюсь где-то в полутьме вагонов и трясущихся автобусов, окрашенных музыкой в наушниках - куда там барабанам в голове, когда просыпаешься - или, скорее, ненадолго выныриваешь из зыбкой дремы - и вокруг - темный салон автобуса, и впереди - освещенный фарами клочок the road so far - а в ушах - в голове - тихий напев какой-то из бесконечных любимых мелодий. Мне понравилось ездить в автобусе, понравился этот рваный ритм на грани полусна-полуяви, и я специально не прятала музыку - опиум, все помним? - чтобы, когда я в очередной раз проснусь после получаса - а может, трех минут - сна, слышать и слышать и слышать...
Мой внутренний ритм клочками, а внешний строится из кусочков. Для меня осень - это всегда новое настроение и новая одежда, никогда для меня одежда, ее сущность и символика не важна так, как в эти переходные времена года. Я леплю себя, и мой ритм - удобство вместо красоты. Лишь трижды надеванные каблуки, в которых я так и не отходила полный день, несбывшаяся пока мечта о кедах, подсмотренный когда-то у Вакарчука ход - пиджак вместе с джинсами - немного по-дурацки, но именно туда бы очень пошли кеды, внезапно ставшие для меня не только фан-мечтой, но и воплощением моего нового лайф-стайла. Я постоянно не успеваю или успеваю в последнюю минуту, я постоянно должна что-то сделать - а вместо этого позволяю себе долгие часы передышек, после чего глотаю информацию залпом, как не успевший остыть утренний кофе, я сплю в метро и на лекциях и уж точно не ночью, а в голове крутятся фразы Мастера-Розы, которые я просто обязана написать - сейчас, немедленно, потому что иначе не отпустят. Самостоятельность совсем не стала синонимом свободы, впрочем, синонимом одиночества - тоже, потому что мне теперь приходится в большом стеклянном чайнике делать чай без сахара - чтобы если его захочет Катя, могла налить и она. Я говорю себе, что меня раздражают многие вещи, и я верю этому - но где-то в глубине души я наслаждаюсь даже этим раздражением, которое внезапно делает меня такой настоящей.

Найгірше - розуміння того, що я більше ніколи не повернусь додому. Все всегда... Не в тому сенсі, що я не приїду, ні... я не буду там жити, і цей дім перестане бути моїм. Ми загубимо один одного. Я забуду розташування речей, а з моєї кімнати вивітриться мій запах, мої спогади, шелест зошитів, а змія-охорониця, що на дверях, засне, виконавши свою місію - нікому-не-належністль. Між нами порвуться нитки, і якщо зараз я хочу додому, то колись потім - я захочу в гості. І це іноді болить.