Для организации отдельно взятой человеческой жизни нет ничего пагубнее и вреднее, чем вера в то, что после смерти ничего не будет. Как только искренне звучит фраза "после смерти мне будет все равно" - так или иначе пропадают практически все стимулы для деятельности - я имею в виду, в первую очередь, деятельность, направленную на... скажем так, изменение мира. На то, чтобы сделать что-то лучше, прославиться в веках, открыть пару-тройку новых планет или лекарство от рака...
Зачем все это нужно, если "после смерти будет все равно"? Так или иначе, один из самых мощных стимулов для деятельности - это желание славы. Но слава тоже бывает разная. Увековечить свое имя/записать в историю/получить бессмертную (а часто посмертную) славу могут желать только те, кто верит, что хоть как-нибудь смогут "дотронуться" до этой своей бессмертной-посмертной славы. И да, для этого тогда нужно писать гениальные книги или изобретать лекарство от рака.
А если же после смерти все закончится, вообще, то есть абсолютно, то какой смысл дергаться? Жизнь коротка. Нет логичнее ли просто провести ее в свое удовольствие? У разных там поп-звезд слава прижизненная. У высокопоставленных воров деньги тоже прижизненные. Если есть только одна короткая жизнь, если после смерти никто не наградит за хорошее и не накажет за плохое - значит, можно отрываться так, как того пожелаешь и плевать на всех.
В этой мере и в этом смысле атеизм/материализм - действительно худшее из зол, потому что они забирают у человека стимул самосовершенствоваться. Ведь если ты веришь, действительно веришь в загробную жизнь/реинкарнации, к какой бы религии или философии ты не принадлежал, тебе придется работать над собой. В той или иной мере в любой религиозной (и многих философских) системе присутствует мотив посмертного воздаяния и наказания. Если после жизни будет еще что-то, ради этого чего-то есть смысл стараться, "не грешить", жить праведно - по мере понимания.
И вот этим самым "пониманием" мне и нравится платонизм. Очень во многом и в этике, и в учении про душу платонизм - откровенная предтеча христианства. Но христианство не только популязиризовало, но и откровенно "упростило" платонизм. Основные постулаты одинаковые: душа бессмертна, надо заботиться о ней, живи хорошо (достойно), и после смерти тебе воздастся. Но как это представлено там и там? Платонизм заставляет размышлять. Он не дает четкого ключа. Когда Сократ говорит о том, что надо заботиться о душе больше, чем о теле, он указывает некий путь, но он ни в коем случае не дает списка обязательных действий, совершая которые, ты непременно просветишься и попадешь в какое-нибудь хорошее место. Заботиться о душе и быть достойным - это очень расплывчатые определения. Не будешь же объяснять этого рабам. И потому христианство, во многом опираясь на чисто "социальные" интересы, но никак не заботясь об индивидуальностях, создало четкую систему норм и запретов, кнутов и пряников. Расписало, что и как нужно делать. Но я не слишком верю, что некоему высшему разуму действительно может быть интересно, приносят ли ему жертву и с какого цвета завязочками это делается, и даже то, сколько раз и зачем человек занимается сексом. Потому-то нам и подчеркивают на лекциях: тот же Сократ не монах и не святой. Он "спит со студентом", но при этом искренне верит в то, что, умирая, он освобождается. Забота о душе не означает ни тотальной аскезы, ни следование списку инструкций, где шаг вправо, шаг влево - расстрел. Я не верю в то, что тупо следуя неким универсальным предписаниям действительно можно достигнуть какого бы то ни было просветления/спасения/покоя, потому что все это в первую очередь должно быть результатом работы души, поисков своего собственного пути, сомнений и "тягостных раздумий", нахождения своей золотой середины. Человек, если желает "спастись", не может жить от пункта 1 до пункта 12, это лишает всякого смысла какое бы то ни было добро. "Спасение" и "благо" души должно быть в первую очередь напряженной интеллектуальной и душевной работой, когда человек самостоятельно разбирается, что такое хорошо и что такое плохо, каким должен быть он. Только тогда, когда добро становится осознанным, становится усилием, оно действительно имеет хоть какое-то значение.