[nameofrose]

Да, серия стоила того, чтобы, посмотрев ее днем вполуха и без сабов, буквально через полтора часа включить ее снова, уже с русскими субтитрами, потому то главного момента я тогда и не поняла... давно меня настолько не пробирала серия в эмоциональном плане. Пожалуй, еще с "Тирана".

Хаус 7.18

Мне очень понравилось, как показаны здесь отношения Хауса и Тринадцать. Очень.
Хаус действительно обычно не сочувствует. Он слишком хорошо знает, что такое боль, чтобы сочувствовать другим. Ему постоянно больно, и поэтому многое из того, что кажется другим трагедией, для него таковой не является - он ниже по этой шкале, он в тех глубинах постоянной боли, куда редко кто опускается... и поэтому если кто-то вдруг оказывается так же изломан и беспомощен, как и он сам - он не сочувствует. Он просто подставляет плечо и выталкивает наверх - а сам остается там, в своем персональном аду.
Когда Чейз убил Дибалу, он просто замел следы, не показывая до этого, что знает вообще, о чем речь.
Когда Тринадцать убила своего брата, он просто пообещал убить ее.
Эти три момента.
Разговор в кафе, когда Хаус говорит о своих отношениях с Кадди - и это его лицо... Тринадцать чужая, далекая, поэтому только ей можно - это лицо, которое нельзя показать даже Уилсону. Сегодня у нас должна была быть годовщина, говорит он после.
Разговор в парке, когда Тринадцать рассказывает свою историю. Ох, Реми, Реми, не права ты была, обвиняя Хауса в отсутствии эмоциональной реакции. Ты просто была слишком увлечена своей болью, чтобы увидеть - понять - с каким лицом он тебя слушал. Вы с ним одной крови. Пусть и по разным причинам, пусть и с разными последствиями, но на шкале боли вы оказались приблизительно на одной отметке. Реми оказалась так же поломана, как и Хаус - и потому он не мог уже ни отмахнуться от нее, ни съязвить. Он просто ушел и выстрелил - пусть и картошкой - когда кто-то посмел плохо о ней отозваться.
И третья - разговор в машине. Это самое плечо, которое Хаус предлагает - нет, не предлагает, обещает! - Тринадцатой. Он обещает ей быть рядом, когда больше уже ничего и никого не останется. Он обещает ей сделать то, на что не хватит сил у нее - и вряд ли хватит смелости у кого-то другого. Он может. Он обещает убить ее - но он оживляет ее, он выталкивает ее наверх из их общих глубин, так, как он умеет он, почти тут же переводя все на почти-шутку - но Тринадцать теперь уверена в этом плече. Пусть это ничего и не изменит. Пусть в понедельник между ними будет все, как прежде, она это прекрасно понимает - как и понимает в то, что через пару сотен понедельников, когда придет ее срок, Хаус окажется рядом, он окажется тем, кто сделает это для нее.
Ох.