[nameofrose]

Читала для семинара главу книги “После добродетели” МакИнтайра – “Добродетель в героических обществах”. Рассматривается на основе Гомера и ирландских и исландских саг (вам уже понятно, к чему я клоню, да?)
В общем, после определенного момента я выделяла не то, что может потенциально понадобиться для ответа, а то, что страшно напомнило товарища Торина, да и некоторых других его толкиновских коллег.

цитаты с моими комментариями, ага

Больше того, есть в мире силы, которые никому не-
подвластны. Человек подвержен страстям, которые про-
являются иногда через неличностные силы, а иногда как
воля богов. Ярость Ахиллеса погубила как самого Ахил-
леса, так и его отношения с другими греками. Эти силы и
правила родства и дружбы вместе составляют структуру
неизбежности. Ни воля, ни хитрость не позволят избе-
жать их.

На этом моменте мне стало интересно потому, чо я, понятно, вспомнила Аркенстоун. Там дальше кусочек про судьбу, которая тоже социальный элемент, и, тадаа:

Итак, человек, делающий то, что ему полагается, не-
избежно движется к своей судьбе и своей смерти. А в кон-
це пути лежит не победа, в смерть. Само понимание этого
есть добродетель; в самом деле, это является необходи-
мой частью храбрости.
...
Героическое общество
согласно с Джеймсом в том, что характер и происшест-
вие не могут быть охарактеризованы независимо друг от
друга. Поэтому понимание храбрости как добродетели
является пониманием не просто того, что она может про-
явиться в характере, но также и того, какое место она
занимает в соответствующей истории. Потому что храб-
рость в героическом обществе — это готовность встре-
титься лицом к лицу не только с конкретным злом и опас-
ностью, но и с конкретной структурой зла и опасности,
структурой, в которой индивиды находят свое место и
которая в свою очередь проявляется в жизни индивидов.

До того я не стала выделять, но речь шла о храбрости и верности как основных условиях дружбы, дружба понимается по большей части как направленность на общие цели, соответственно верность – уверенность в намерениях друга касательно тебя и цели, храбрость – готовность это подтверждать конкретно.
И любопытная штука тогда выходит с фильмовой групповой включенностью Бильбо: с одной стороны, да, Торин сомневается в его храбрости, да и вообще способности принести какую-то пользу, с другой – он сомневается и в том, что Бильбо хочет принести пользу. Торину действительно важно услышать, почему Бильбо не сбежал, он осознает эту вот направленность на одну цель, которую Бильбо почти моментально подтверждает еще и практически.
Там еще со смертью был интересный момент: это не всегда осознавали сами герои, но более поздние их "летописцы" часто понимали, что смерть не равна поражению; в случае Торина смерть в каком-то смысле есть победа над собой, что ли.

Идентичность в героическом обществе включает
конкретность и ответственность. Я отвечаю за то, сумел
ли я или не сумел сделать то, что любой человек в моей
роли задолжал другим, и эта ответственность кончается
только со смертью. Я должен до самой смерти делать то,
что должен делать. Больше того, эта ответственность яв-
ляется конкретной. То, что мне следует делать, я должен
делать для конкретных индивидов, и я ответственен пе-
ред одними и теми же индивидами, членами одной и той
же местной коммуны. Героическое само по себе не стре-
мится к универсальности, хотя в ретроспективе мы мо-
жем признать универсальность достоинством в достиже-
ниях этого Я.

Это, как по мне, любопытно по отношению к поведению Торина после “отвоевания” Эребора: то, что его занесло, факт неоспоримый, но, выходит, по этим понятиям его “коммуной”, а, соответственно, сферой ответственности были исключительно двенадцать гномов плюс Бильбо его компании.

Ну и очевидное, но просто:

Семья и коммуна могут
восстановить свою целостность после смерти того, кто
был частью их самих, только через погребальный обряд.
Таким образом, похоронный обряд и похоронные игры
являются ключевыми эпизодами в моральной схеме, и
скорбь, понимаемая как способность к трауру, является
ключевой человеческой эмоцией.