читать дальшеГай - тот случай, когда, перефразируя "если пациент хочет жить - медицина бессильна" – "если персонаж хочет быть интересным, сценаристы бессильны".
Уже звучало в комментариях с дорогой Эсме, и я повторю: я уверена, что такое развитие его персонажа не было изначально предусмотренным, скорее это было подстраивание под актерскую харизму/ожидания публики/желания левой пятки, которая решила из традиционной «литературной» категории «слуга злодей классический, одна штука», перевести в не менее традиционную, и при этом почти всегда срабатывающую категорию «злодей-не-злодей байроновско-шекспировский, страдающий, раскаивающийся», и с этой точки зрения за «эволюцией» наблюдать весьма любопытно.
В первом сезоне Гисборн был сферической сволочью в вакууме, и, честно говоря, в этом был свой шарм. Элемент новизны привносился историей с Мэриен, а точнее тем, что – для меня, по крайней мере – никаких оправданий и никакой возможности симпатизировать Гисборну не было, но при этом Прекрасная Дама вела себя настолько по-свински, что невольно провоцировала сочувствие к Гаю, который – пожалуй, до самой свадьбы – продолжал творить зло и вообще ни с какой хорошей стороны себя не проявлял. Сами по себе его чувства к Мэриен особого отклика тоже не вызывали, потому что Гай вел себя на удивление нечутко. Потом уже, ближе к концу второго сезона, станет понятно, что это скорее не общая твердолобость, а просто страстное желание верить в то, что все так и есть, что Мэриен может быть к нему неравнодушна, что ее поступки искренни. Ему настолько хотелось в это верить, что он просто не способен был заметить очевидных натянутостей, холодности, ничего, кроме слов, которым он верить хотел. Это тоже не делает ему чести, в общем-то: его влюбленность абсолютно слепая, нераздумывающая, он поглощен этим чувством, он настолько выкладывается в него, что не способен оценить вещи трезво и каждый раз пытается вести себя с Мэриен так, как вел бы себя с женщиной, которая отвечает на его чувства и хочет быть с ним – для зрителя, который знает, как все на самом деле, это выглядит весьма болезненно, и эта болезненность только усиливается во втором сезоне, когда становится понятно, что его чувства к Мэриен серьезнее простого желания обладать красивой девушкой, а сам Гай уже начинает совершать поступки, достойные уважения, сочувствия или симпатии, и его жалеешь и самого по себе, а не только потому, что Мэриен стерва.
Вообще вот эта постепенно проводящаяся трансформация образа очень четко отражается и в градусе юмористичности, и во внешнем виде.
Гай первосезонный, кроме бытия сферической сволочью, в каком-то смысле еще и персонаж комический. Вообще отношения Шерифа-Гая и Робина страшно напоминают бегалки Тома и Джерри – чего стоит только то, что даже до второго сезона, когда шериф заключил свое соглашение с принцем Джоном, Робин не мог убить ни того, ни другого. Роль Гисборна достаточно проста: шериф на него орет «убей Гуда», Гисборн грозно идет по замку, раздавая приказания направо и налево и время от времени ухмыляясь своим коварным планом, потом сталкивается с Робином, терпит самое идиотское из всех возможных поражений, выслушивает нагоняй от Шерифа – следующая серия. В общем, в классификации злодеев Гай какой угодно, но только не величественный или заслуживающий уважение, и если шериф строит коварные планы, то Гисборн скорее работает мальчиком для битья для обеих сторон.
Его внешний вид работает на то же: с мальчишеской челкой, в этой своей коже (особенно без плаща) он выглядит стильно, но крайне несолидно; одежда работает на подчеркивание сексуальности и маскулинности, а не какого бы то ни было внутреннего мира. Его облик и амплуа скорее напоминают раннесезонного Спайка (которого я и так считаю его дальним духовным родичем; сами посудите: весьма юмористически сволочил, потом долго волочился за главной положительной героиней, которая в грош его не ставила, в результате на почве любви превратился в главного драматического героя; разве что Спайку повезло больше – у его дамы сердца хватало честности заявлять, что она его презирает, столько, сколько это было правдой) чем какого бы то ни было рыцаря.
Второй сезон в плане внешности не слишком выразительный, но в третьем ему мало того что волосы отрастили, так еще и приодели – камзол, в котором он стал регулярно появляться, визуально расширяющий плечи, придающий фигуре массивности без превращения в вороненка, что делал первосезонный плащ, и тут он уже напоминает не то графа Рошфора (причем того из «Двадцать лет спустя», очевидно, который уже д’Артаньяну тоже my friend), не то «Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош”. Гай безусловно выглядит величественнее. Не скажу, что это самый изящный способ передать внезапно прорезавшуюся глубину персонажа, но, если мужик красивый, вай нот, в конце концов))
Финал 2 сезона – это когда оправдать нельзя, а вот понять – вполне. Мне кажется, там даже не ревность или !внезапное, наконец, осознание: вопросом, что же там у нее с Робином, Гай начал задаваться еще раньше; может, я идеализирую, но почему-то мне кажется, что, если бы Аллан тогда успел честно ему ответить, то, как и в случае с найтс вотчменом, Гай бы порвал, пометал, и если и не отпустил, то вреда причинять точно не стал. Там скорее разочарование, причем непонятно, в ком больше – пожалуй, что и в себе. Ему не просто показали, что какой-то кусок его жизни, его чувств, его личности, в конце концов, был зря, а все его жертвы ни черта не нужны – Мэриен не просто отвергла, но осмеяла, и тут уже не уязвленная гордость, как на свадьбе, а плевок в самое дорогое. Она буквально парой слов нивелировала даже не само чувство, по которому и так регулярно топталась, а ценность всех тех случаев, когда Гай шел против службы, долга, принципов, гордости в конце концов, подгибая себя под нее. И то, в какой форме она это все высказала – она сама либо собралась умереть "гордой и свободной", во что слабо верится, либо была свято уверена в собственной безнаказанности, и тогда это противно. Мне кажется, Мэриен вообще очень сильно полагалась на эту безнаказанность, обеспечиваемую полом, каким-никаким статусом ноубл вумен – и Гаем. Да, действительно, в замке она могла приносить пользу, но ей нравилось играться в Штирлица. Ее размолвки с Робином во время кратковременного пребывания в лагере и полная неспособность работать в коллективе, слишком упорные эскапады с найтс вотчменом, это подтверждают: она хотела не только всеобщего блага, но и геройствовать лично. Она была уверена, что для ее жизни риск минимальный, и Гай, который под конец уже открыто прикрывал ее выходки, ее в этой вере укреплял. Если бы она была честным человеком, то после свадьбы был отличный случай обозначить территорию и избавиться от неприятных ухаживаний, благо Гай был достаточно обижен. Но он был слишком полезен, и, мне кажется, она чисто по-женски наслаждалась той властью, которую имела над ним. Действительно видеть в нем что-то хорошее она начала, если начала, только к концу второго сезона, та самая искренняя улыбка, когда он вернулся в готовый пасть город, в большинстве же случаев она верила не в добро в нем, а в свою неотразимость и в то, что обладать ею он хочет даже больше, чем властью. Поэтому я не могу отделаться от мысли, что поступок Гая, конечно, очень некрасивый, но Мэриен заслужила. После того, как она обращалась с ним все это время и, наконец, не посчитала себя обязанной в решающий момент хотя бы отнестись к нему как к живому человеку со своими чувствами – смерть от руки Гая справедливая.
Другой вопрос в том, что эта смерть буквально стала началом его конца; из основания его дома выдернули тот самый краеугольный камень, без которого все полетело к чертям. Первая половина третьего сезона – это планомерное разрушение всего, что раньше было в его жизни. Он хочет власти, он уже не готов подчиняться и не может довольствоваться положениям вечно второго, мальчика на побегушках, не может уже верить и тому суррогату отцовской фигуры, которой был для него шериф. Классическая картина двух ситхов, когда ученик обязательно убьет учителя при том, что, насколько они на это способны, они действительно привязаны друг к другу. У Гая ведь кроме Мэриен, шерифа и в какой-то мере Аллана, действительно не было людей – вообще никого. Мне кажется, он искренне был привязан к человеку, но именно поэтому эта привязанность уже не могла работать, когда рухнула главная, та, что составляла основную связь Гая с миром нормальных человеческих чувств, а на уровне подчиненного-начальника он уже перерос свое положение. Но все же шериф был ему нужен. «Убив» шерифа, он лишился второй и окончательной опоры, и с этого момента процесс саморазрушения запустился полным ходом. С того момента, когда он поднял меч на принца Джона, даже если бы я не знала спойлеров, стало бы ясно, что долго он не протянет. Убийство шерифа было поступком куда более эмоциональным, чем рациональным, он мстил и за Мэриен, и за то, что шериф сдал его Джону, первым разорвав их связь. Его желание власти уже не было сознательными попытками достичь положения в обществе, скорее это была последняя из оставшихся ему страстей – и когда принц Джон заявил, что и эту страсть, эту власть у него отбирает, трезвомыслие покинуло Гая окончательно. Если бы он действительно хотел занять положение, ему нужно было бы вновь наступить на горло своей песне, служить, доказывать верность – и, пожалуй, раньше, с шерифом, именно так бы он и поступил. Сейчас же отказ вызвал в нем бурную вспышку и собственноручное сожжение всех мостов покушением на принца.
После этого мое желание дать Гисборну шоковый плед усилилось до крайних пределов, потому что теперь он лишился буквально всего, стал неприкаянным, и дальнейшее движение – если бы не некоторые обстоятельства – было по большей части инерционным. У него еще осталось, за что можно умереть, а вот причины, чтобы жить, закончились окончательно.
И тут
Меня не покидает ощущение, что не только общий родственник, но и сам факт знакомства Робина и Гая в детстве был придуман сильно пост-фактум. Ни когда они "впервые" встретились в Локсли, ни почти полных три сезона на общую историю ничего не указывало. Но то, что ее ввели, было скорее аргументом в пользу того, что никакие общие братья им не нужны, чтобы договориться, и бекграундом, необходимым для того, чтобы убедить зрителя в связанности и «дуальности» именно этих двоих – и именно поэтому само по себе детство, хоть и не оригинально, но все же уместно.
К 3 сезону стало ясно, что пару "антигероем" Робина все-таки является Гай, а не шериф, и те разы, когда им действительно давали проявить свои отношения, как когда Робин оставил Гая жить в качестве мести, а не просто играть в Тома и Джерри, становилось очевидно, что, как и все уважающие себя две стороны монеты, они имеют большой потенциал для взаимопонимания. И именно поэтому больше всего обидно, что все это обставили таким варварски-сантабарбаровским методом.
Если когда шериф сослал Гая принцу Джону, сомнения еще были, то когда он поднял меч на Джона, стало ясно, что у него теперь только один путь - в союзники Робину. Наверное, для меня идеальный (пусть тоже и не слишком оригинальный) вариант был бы - почти то же, что в каноне, но без родственников: их обоих захватывают в плен, ограниченное пространство и необходимость сотрудничать, если хочешь выжить, Гай невольно дает понять, что он живой человек и страдает, Робин сочувствует, ибо с эмпатией у него на самом деле куда лучше, чем у Мэриен – все, начало положено. Сам бы Гай добровольно, понятно, никогда на переговоры не пошел, уж больно горд, он скорее бы умер где-нибудь под шервудским кустом, а Робин уж больно ненавидел, но никакие родственные узы в качестве внешнего толчка им не были нужны.
Мне интересно, как чувствовал себя Гай, когда попал в эту компанию. Когда в предпоследней серии еще в лесу все прощались-обнимались перед тем, как разделиться, а Гай стоял в сторонке - мне кажется, он завидовал. Он не получил ровным счетом ничего на том пути, которым шел, а тут ему наглядно продемонстрировали, что бы он мог иметь. Мне кажется, это достаточно фрустрирует.
Выходит, что после Мег Робин был первым человеком, который отнесся к нему просто по-человечески. Не как к ходячему воплощению зла, или «он-убил-моего-брата», а как с человеком, с которым есть смысл копаться в общем детстве, чью протянутую руку можно принять, кого можно по-дурацки подставить и отправить в тюрьму в качестве радикального решения проблемы доверия. И вроде как и хочется сказать, что слишком уж быстро они нашли общий язык, и все равно, как ни странно, этому я как раз могу поверить – вот только бы хотелось, чтобы этот вынужденный разговор у костра, пусть даже и с воспоминаниями, был бы просто разговором двух людей, любивших и потерявших, к тому же, одну женщину, и связанных хотя бы и этим пониманием.
Я уже писала, что из Робина с Гаем могла бы выйти дрим-тим – но кроме этого, мне кажется, только кажется, что Робин действительно мог бы fix it – и тогда это была бы, наравне с ДоктороМастером, одна из самых красивых ненависте-дружб. После того, как Гисборн перестал быть сферической сволочью, стало понятно, что он скорее так и остался нервным, эмоциональным подростком, все любимые которого погибли, а остальной мир не продемонстрировал ни капли доброты. А если чего у Робина не отнять, так это того, что он солнечный мальчик. В отличие от Мэриен, он действительно умеет и сопереживать, и видеть в людях лучшее, и прощать. Мне кажется, если бы у них было больше времени, причем в обычной, нормальной для Робина обстановки «будничного» спасения угнетаемых крестьян и плененных товарищей, то он мог бы «заразить» этим Гая, скормить ему свои идеалы, дать новый смысл жизни хотя бы даже в искуплении – потому что Изабелла Изабеллой, но та скорость, с которой он, по сути, привязался к Робину (и опять же связь скорее восстановленная, чем установленная), да и к Арчеру –человеческое отношение, готовность дружбы и brothers in arms для него была важнее власти, которую он уже и так потерял навсегда и которая была скорее способом мести жестокому к нему миру. Мне кажется, если бы на это было еще много-много серий, это бы могло сработать – и было бы прекрасно. В моей идеальной вселенной этого сериала обязательно будут какие-нибудь ночные посиделки у костра или на пригорочке, пока другие спят, неловкое молчание и еще более неловкие попытки по-настоящему говорить.
Изабелла зря иронизировала с «это твое понятие о милосердии» про яд; быстрая и, едва ли не самое главное, добровольная смерть – это действительно ближайшее к милосердию, что у него есть. Финалку я, зная «смертные» спойлеры, смотрела, все ожидая с замиранием того-момента-когда, и, когда Гай пошел в подземный ход к Изабелле, я сидела и тихо просила, чтобы ему не дали умереть одному – что ж, в этом смысле его смерть действительно была правильной, потому что, конечно, при имеющемся времени и форс-мажорах ничего другого, кроме логичного финала его саморазрушения, случиться и не могло.