[nameofrose]

Пьеса на одно действие “Как мы вчера сдавали экзамен по русской философии”.
В главных ролях – Т., преподаватель, матерый жирный тролль, нами-провозглашенный бог кафедры, с некоторыми цитатами из его лекций по античной философии, кто пропустил, может ознакомиться здесь: раз, два, три, четыре, пять;
Я;
Одногруппники в количествах.

После того, как все расселись.
Т: Экзамен по русской философии надо бы и принимать по-русски, но у нас же нельзя. К тому же, мы единственное заведение, которое не только работает в государственные праздники, но где еще во время Великого поста один грешник оценивает других. Вы знаете, какой сегодня день по церковному календарю?
Мы усиленно пытаемся припомнить не то что какой день по церковному, а просто какой день.
Т: Великий вторник. Знаете, что сегодня в церквях читают? Притчу о десяти невестах. Вы ее не знаете? Вышли десять девушек ночью...
Я: Это с фонарями которые?
Т: Ага, с лампами. И вот у некоторых масла не было. Ну, юродивые они. Не подготовились. Это все к чему – к экзамену надо готовиться. А я вот сейчас зачитаю список юродивых, которые не сдали ни одной письменной. Зачитывает. А сейчас список полу-юродивых, которые сдали одну. Зачитывает. Юродивые могут сразу отдавать зачетки на 65, больше я им не поставлю. Остальных это предложение, кстати, тоже касается – сдавая, можете и столько не получить.
Дальше происходит бурление в массах, во время которого две трети группы сдает зачетки. По мере роста стопки Т. все больше офигевает и пытается деликатно выяснить, не офигели ли в свою очередь мы, оставшиеся сдавать, меньше десятка, сидят с попкорном. Когда все, кто хотел, выдворились, мы взяли билеты. Мне достались вопросы “Философические письма” Чаадаева и их влияние на историю русской философии” и “Анархизм”. Я хотела что-нибудь поумнее вроде Бердяева/Соловьева/Достоевского, но на это ответы знала, села писать черновик.
Разобравшись с зачетками, Т. очень скоро заскучал и стал допытываться, сколько мы там будем еще ковыряться.
Т: Беспрецедентная акция – могу поставить 81. Давайте, пока я добрый.
Оленка встает и идет к нему с зачеткой, садится, он проверяет у себя что-то.
Т: Так вы же одну письменную не сдали, а не обнаглели ли вы? Могу 71 поставить.
О: А можно я тогда попробую сдать таки?
Т: Неужели думаете, что лучше расскажете? Берите 71 и идите с миром.
О: Нет, ну я, можно все-таки?
Т: Ну?
О. говорит первую фразу.
Т: О, это уже 65.
О. говорит вторую фразу.
Т: 59.
В это время у него звонит телефон, он встает.
Т: Я сейчас вернусь, вы тут отвечайте пока.
О: Ээээ?
Т: Ну, вы же хотели отвечать, я-то тут зачем?
Выходит, О. смеется и фейспалмится, мы просто смеемся, в общем, все получают удовольствие. Возвращается Т.
Т: Ну что, уже ответили?
В результате он поставил ей таки семьдесят с чем-то, отправил. Ответила еще одна барышня, потом он снова стал проявлять признаки нетерпения, я уже готова была сдаваться. Встала, иду к нему.
Т: Ну, никто 81 не хочет?
Я сажусь сдаваться.
Я: Я хочу больше.
Т: Вы уверены? Может, не надо меня мучить?
Я: Ой, да вас и так вон сколько людей пожалели, можно немного и помучиться. Первый вопрос – Чаадаев. Чаадаев был первый, кто обратился к историософии. В своих «Философических письмах» он поставил вопрос про исторические пути развития России…
Т: А как звали Чаадаева?
И тут я понимаю, что все, приехали.
Я: Ээээ…
Долгая пауза, еще какие-то комментарии от Т. о том, что тут можно отвечать, если я не знаю, как его зовут.
Я: Петр!
Т: О, отлично, а отчество?
Я: Эээ… я помню, что у него отчество на «а» начинается.
Т: Да вот как раз не на «а», а на «я».
Я: Значит, Яковыч (это же все по-украински происходит, напоминаю).
Т: Ага, ага. Такой себе философ украинской диаспоры. Он же русских не любил, почему бы и нет… ну ладно, с этим все ясно.
Я: Я могу ответить второй? Там Бакунин и Нечаев. Ну, то есть, анархизм.
Т: Хмм, Бакунин и Нечаев…
Я: Да. Только, как их зовут, я тоже не помню.
Т: Ну ладно еще Нечаев, но Бакунин! Я, конечно, наглею, но их же вообще два было.
Я мучительно припоминаю «Берег утопии» Стоппарда.
Я: Ага, вроде как там еще был… отец.
Т: И какая была главная идея отца?
Я: Не знаю.
Т: Что жена должна быть как минимум на тридцать лет младше мужа. Гениальная идея.
Я, решив восстановить чсв хотя бы демонстрацией начитанности: Да, я помню, у Стоппарда было.
Т: Ну вот же!
Я: Только как их зовут, все равно не знаю. Ну так что, можно попробовать рассказать?
Т: Ну давайте уже.
Мне дали даже рассказать про Бакунина, но на попытке перейти к Нечаеву Т. опять заскучал. Задал каверзный вопрос про государственников и воспитание личности, прошелся по тому, как у нас сейчас воспитывают этих самых творческих личностей, которые не знают, как зовут философов, и перешел к своему любимому.
Т: Ну так, сколько хотите?
Я: Не знаю, вам виднее.
Т: Да мне-то что, вы говорите, я ставлю.
Я: Неплохо было бы «эй».
Т: О, «эй», звучит прямо по-заграничному…
Я: Чаадаев вдохновляет.
Т: Сколько «эй»?
Я, из глубочайших бездн желания провалиться куда-нибудь в подал: Не знаю. Вам виднее.
Т: Ну, что мне виднее? Сколько?
Я: 91, если не жаль.
Т: Мне жаль? Мне вообще не жаль. Хотите, сто поставлю? Мне-то что, а вот встретимся как-то на Хрещатике, будете знать, что вот человек, который знает, что у вас сто.
Я: Да, думаю, не стоит.
Т: Точно? К залу: Слушайте, а хотите, я всем сто поставлю? Зал продолжает сдержанное гыгы, сопровождавшее всю мою сдачу. Ко мне: Ну так? Наглость – второе счастье?
Аля, из зала: Бери сто!
Т: Вот, вот человек своего не упустит! Не то что…
Я: Та не, не стоит.
Т: Слабо?
Я: Слабо.
Т: Размазня!
На этом мне нарисовали 91 и я отправилась постигать дзен. После меня, правда, там еще было веселье, но мне хватило.