Иногда, в минуты весьма специфического you are not alone, я осознаю себя в полной мере человеком эпохи постмодерна, и от этого становится и смешно, и тошно.
Может, именно поэтому, не умея тогда еще сформулировать, я всегда жалела, что у нас нет больше никаких серьезных литературных течений, никаких "кружков", высокоинтеллектуальных срачей в журналах, влияющих на жизнь страны - вообще нет той жизни идей, которая была, например, в Серебряном веке, да и на протяжении всего девятнадцатого. Мне казалось, что в этом была какая-то особая романтика, какая-то жизнь, которой уже нет - а на самом деле там просто были идеи, которых я and my kind теперь лишены.
Одна из моих одногруппниц, читая тот самый учебник для сценаристов Макки, написала что-то вроде: все было чудесно до фразы "вы должны рассказать в сценарии, что жизнь именно такая" - потому что поняла, что понятия не имею, какая же жизнь. И я "чудово вас розумію". Макки - да и не только он - пишет, что в произведении должна быть какая-то "ведущая идея", что-то вроде "жажда славы приводит к краху" или "любовь ведет к страданию" или "красота спасет мир" - что угодно, в чем выражалось бы коротко и ясно, с чего все началось, как закончилось и почему оно так закончилось. А я не могу ничего такого сказать про жизнь - вообще ничего. Есть идеи, в которые мне хочется верить, но я не могу в них поверить до конца (к этому относится широкий круг философски-религиозных идей, выбрать из которых наиболее симпатичные я также не в состоянии). Есть идеи, в которые я верю, но мне хочется убедить себя, что это не так (например, абсурд по Камю и не только Камю; его решение проблемы абсурда меня, впрочем, тоже не устраивает). И те, и другие идеи, по большому счету, не мои (мы возвращаемся к так любимому Достоевским вопросу оригинальности). Возможно, в смысле писательства можно было бы обойтись и без собственных идей, став апологетом чужих - но нет ни единой даже чужой идеи, в которую я верила бы до конца и которую могла бы принять для себя, не говорю уже про то, чтобы рассказывать об этом другим.
И вот она, эпоха постмодерна. Во времена Достоевского были нигилисты - при всей их лично мне несимпатичности очень ведь сильная идея, - были всяческие борцы за справедливость, были религиозные мыслители, каждый со своими заскоками, были студенты, отправлявшиеся за идеи по каторгам - теперь некоторые, может, и хотели бы на какую-нибудь идейную каторгу, да ведь ни идей, ни каторг.
Я уже писала как-то об этом, но все же - едва ли есть тоска сильнее, чем по определенности идеи. Я завидую людям, которые способны искренне и полностью поверить хоть в какую-то идею. Иногда я устаю над этим положением вещей иронизировать и начинаю почти искренне страдать - впрочем, искренности моего страдания, как и благосклонности к любой идее, хватает очень ненадолго, и все опять возвращается на круги своя - шуточек о "все бренно", а то как без них.
А вообще, если я вам не успела надоесть тут, сходите почитайте пост моей дарлинг одногруппницы Кристины. С "вот как у вас это дело происходит?" она об этом всем пишет куда выразительнее (и лаконичнее).