[nameofrose]

Я сегодня дочитала "Страх и трепет" Кьеркегора, и, если вспомнить о моей вчерашней минутке вечной боли, продолжившейся переслушиванием саундтреков JCS, неудивительно, что две мои мысли слились воедино - в сторону Иуды разлива JCS и ему подобных "оправдалок".
Кьеркегор же о чем говорит. Если передать очень-очень топорно, то существует три стадии, на которых может существовать человек: эстетическая, этическая и религиозная. Этическая, в границах которой пребывает большинство "хороших" людей, заключается в следовании долгу и подчинении индивидуального всеобщему. Агамемнон приносит Ифигению в жертву божеству, и это его жертва друзьям и соратникам, все это отлично понимают и принимают, его не осуждают, Агамемнон - трагический герой, он пожертвовал одной этикой (любовь к дочери) ради другой (более "значимый" и "общественный" долг). На религиозной же стадии этическое переступается верой и следованием воли Бога. Авраам собирается принести Исаака в жертву не ради некоего "всеобщего", а потому, что ему так сказал Бог, он пребывает в "парадоксе", не зная, правильно ли он поступает (то есть, это "испытание" или "искушение"), его этическое заключается в любви к Исааку, религиозное требует, не отказываясь от любви, убить сына, и Авраам одновременно готов сделать это и "силой абсурда" продолжает (и должен продолжать) верить, что не только "Богу виднее", но и что каким-то неведомым Исаак как-то все же останется с ним (то есть, что Бог одновременно просит и не просит это сделать).
Так вот, к чему это - любопытно было бы применить такую вот кьеркегоровскую методологию к тем произведениям (или их абстрактному синтетическому варианту), в котором Иуда предает Иисуса по более "возвышенным" мотивам - впрочем, больше это касается даже не столько "аффективных" версий вроде JCS, Андреева и иже с ними, а тех вариаций на тему, в которых Иуда предстает "сообщником" в деле спасения рода людского, поскольку без предательства не было бы и искупления. В таком случае первая часть марлезонского балета решения и исполнения предательства вполне позволяет вписать Иуду в схему "рыцаря веры", который верой превосходит этическое (что, собственно, и выглядит предательством для остальных, но является исполнением "сообщничества" с Богом), причем, по всей видимости, как и положено "рыцарю веры", вполне может одновременно верить, что должен сделать то или иное, сомневаться в правильности "толкования" и "силой абсурда" верить, что самой смерти Иисуса не будет (тут как раз вполне впишется и JCS со странным удивлением Иуды, когда он приходит к первосвященникам с претензиями о том, как избили Иисуса); а дальше, по всей видимости, он "выпадает" из этого парадокса, вера и "сила абсурда" оказываются недостаточно сильны, он вновь возвращается на "этическую" стадию, с которой оценивает свой поступок, как он с этической стадии только и может выглядеть - то есть, как предательство, приведшее к страшной смерти - и собственно вешается.
Когда-нибудь я перестану использовать каждую понравившуюся философскую концепцию как методологию для анализа других любимых произведений - но не сегодня, не сегодня.