Дочитала - наконец-то - "Доктора Фаустуса" Манна.
Едва ли не основное впечатление: слишком много музыки. Я понимаю, конечно, что это рассказ о композиторе и все такое; но если я-как-писатель могу восхититься мастерством автора, который может абзацы и страницы подряд описывать музыку, то для меня-как-читателя это было крайне скучно. Многочисленные музыкальные термины, перечисления техник, инструментов и прочая, по-видимому, призваны создать в сознании читателя определенный образ этой музыки, но для меня все это оставалось китайской грамотой, если и вызывающей какие-то эмоции, так это легкое раздражение на собственную необразованность - впрочем, против обычного, действительно легкую, потому что восполнять пробелы в музыкальном образовании до такой степени, чтобы мне стала понятной вся эта терминология, я вряд ли когда-либо захочу.
Из плюсов - некоторые весьма любопытные мысли об искусстве. И концовка, чуть ли не впервые пробудившая сочувствие к происходящему/происходившему. К тому же, если верить вики, Манн считал себя продолжателем традиций Толстого и Достоевского, а, значит, аналогия между финалом Манна и "Идиота" не может видеться только мне.
Из минусов (кроме музыки) - окей, я готова охотно признать, что я "не доросла", или что вкус у меня не такой, или образования не хватает, но, в общем, этот "интеллектуальный роман" не то чтобы слишком интеллектуальный, но, как по мне, слишком скучный - потому что лишенный какого бы то ни было чувства. Это тем более удивительно, что рассказ ведется от лица друга Леверкюна, который не устает постоянно подчеркивать, как он того любил и ценил. Я вспоминаю того же Сэлинджера, в котором читатель просто вынужден любить Симора просто потому, что его любит пишущий о нем Бадди - там это чувствуется - и не устаю удивляться тому, как можно было написать о дружбе и любви настолько безлико и безэмоционально. Даже после "Смерти в Венеции", где этого чувства как раз хватает, это было большим разочарованием. Подозреваю, если бы здесь было хотя бы это чувство и эта любовь, "отстраненность" повествования, тем более странная из-за вовлеченного рассказчика, могла бы быть перекрыта и искуплена, но, увы, этого нет, и если интеллект мой время от времени пробуждался на разговоры об искусстве (и почти выключался на описаниях музыки), эмоционально мне зацепиться было абсолютно не за что.