Армитидж очень хорош и его градусу драматичности идет театральный формат.
Сама же пьеса оставила с ощущением смутного недовольства.
Краткий пересказ со спойлерами для тех, кто, как и я до вчера, в танке.Армитидж играет честного фермера с женой. Полгода назад у них служила девушка Абигейль, с которой он совершил прелюбодеяние, по поводу чего старательно раскаивается и рвет на себе бороду. В завязке Абигейль с кучкой других девиц танцует в лесу, реализуя свои представления о колдовстве. Их застает священник, Абигейль сначала открещивается от всякого колдовства, потом быстро сечет фишку, вешает всех собак сначала на чернокожую служанку, а потом вместе с остальными девушками, активно изображая из себя жертв злых духов и прочей дьявольщины, начинает развешивать собак десятками вообще на всех, кто им не нравится. В том числе на жену героя Армитиджа, после чего через некоторое время плавно обвиняют в колдовстве уже его самого. Все уговаривают его покаяться, после чего он бы немного посидел в тюрьме и вышел, и он, чтобы спасти свою жизнь, в утро казни выдавливает из себя признание, но не может выдержать того, что его имя собираются использовать для увещевания сограждан, рвет признание и уходит на казнь с чувством, что вот в нем есть хоть что-то хорошее, и он не такой плохой человек.
(И вообще дальше спойлеры).Я сначала написала в твиттере, что мне в этой истории не хватило не то тонкости, не то постмодернизма, не до конца понимая сама, к чему тут постмодернизм. Поскольку мне сейчас вот снилось (ага), что я расписываю, что с этой пьесой не так, и я даже запомнила, могу теперь пояснить: в первую очередь в ней «не так» то, что в ней нет ни одного чувства, ни одной мотивации, которым мог бы сопереживать современный человек (и в этом как раз нехватка постмодернизма).
Тот же «Франкенштейн» с Камбербетчем и Ли Миллером – это ведь очень «современная» вещь. Зритель сопереживает и жажде знаний, и холодности, и в чем-то трусости Виктора, и «богооставленности» Создания. И все это позволяет происходящему развернуться на множестве уровней, начиная от отношения в обществе к «не таким» и заканчивая экзистенциалистской драмой.
Эта же постановка слишком «классическая», она ничего не трактует, а лишь переносит, и потому выходит, что на идейном уровне она «ни о чем», а на эмоциональном – никто не вызывает настоящего отклика.
Здесь столько разговоров о христианстве, о грехе, о «невидимом мире», плюс страх перед другими, плюс произвол властей, плюс массовые истерии – это богатейший материал для того, чтобы вести разговор о множестве важных вещей, о религии, о толерантности, о добре и зле, да о чем угодно – но этого не происходит. Это рассказ исключительно о ведьмовском процессе, завертевшемся почти исключительно из-за того, что одной девушке
На эмоциональном уровне потенциал также был велик, но акценты расставлены таким образом, что для современного восприятия нет ни одного по-настоящему близкого чувства. Я не могу до конца сопереживать бурным мукам (с акцентом на преступление перед Богом) Джона Проктора по поводу его измены жене, я не могу до конца сопереживать его нежеланию давать лживую исповедь, ибо, опять же, он не хочет врать перед Богом, и еще меньше в конце я могу сочувстовать тому, что он, дав все же показания, разрывает их только потому, что для него есть разница: судьи просто огласят селу о том, что он сделал, или же выставят на всеобщее обозрение листок с его подписью.
(Вызывающим самое большое сочувствие персонажем для меня в конце концов оказался привозной священник, который на начало действия бодро готовится расправляться с ведьмовством и изгонять дьявола, а под конец, насмотревшись на все эти массовые приговоры, уходил в леса, а потом с трясущимися руками пытается уговорить заключенных дать ложные показания, чтобы спасти их жизни).
При таком раскладе выходит, что весь этот драматический накал Армитиджа (да и остального каста) просто пропадает. Он играет очень хорошо, но из-за всего вышеперечисленного выходит, что оценивается и замечается сам факт его игры, а не то, что он играет. То есть, создается впечатление как бы искусственности происходящего, что ли. Нет чувства, что происходящее органично, что градус внешней драмы соответствует правде драмы внутренней. В том же «Хоббите» у Армитиджа, вроде как, куда меньше возможности развернуться, и при этом сопереживать Торину в БПВ куда легче, чем его герою здесь.
Зато в этой постановке есть
хббт-обзорам