сублимирую собственную хуйню в дарта вейдера, еее, за последние 15 лет моей жизни ничего не изменилось
на самом деле, очередной приступ неартикулируемых чувств по поводу отношений люка и вейдера и каждого из них в отдельности, потому что арка вейдера и развитие его личности может читаться одновременно на стольких уровнях, от житейской психиатрии через юнгианство к символическо-духовному
я окончательно разучилась пользоваться словамикогда только вышла «месть ситхов», многие фаны вейдера в интернетиках орали, что приквельный энакин хуйня на ножках, и из вот этого нервного юноши с кризисом идентичности никак не вышел бы вейдер. тогда я с этим соглашалась, а сейчас понимаю, что, при всех их недостатках, попадание приквелов в точку как раз и было в изображении энакина как слишком эмоционального, слишком личностно-ориентированного, слишком angry («злой» неподходящее слово). не зря вейдер оказывается упакованным в свой костюм спустя считанные часы после перехода на ТС, его костюм одновременно тюрьма и маска, новая персона, которую он принимает - сначала, подозреваю, чтобы не было так немыслимо больно, а потом потому, что ему больше ничего не остается. с огоньком мустафарского символизма энакин буквально перегорает, все его прошлые ценности разрушены, у него ничего нет - и человек сверх-интенсивных переживаний оказывается на прямо противоположном полюсе, в апатии, которая продолжается до появления люка. он служит императору не потому что верен ему лично или верит в его идеалы, он просто не видит альтернативы и ему в общем и целом плевать, вообще на все. стержень личности энакина был завязан на личной верности и эмоциональной привязанности, которых больше не было. и появиться уже не могло, потому еще что маска скрывает его «я», его человеческое лицо - никто до люка больше не видит вейдера по-настоящему, в принципе не видит его как человека, как личность, и, что хуже всего, сам себя он тоже скорее всего уже не видит. с самого начала его определяли через ярлыки, джедай, избранный, надежда нации, то не делай, того не смей, и он честно пытался соответствовать - все глубже зарывая при этом себя самого. просьба снять маску, чтобы установить зрительный контакт, увидеть не только люка, но и самого себя его глазами - именно это возвращает баланс в силу, это обретение истинного «я», которого энакин был лишен всю жизнь, через подлинный контакт с другой личностью. едва ли не единственный люк принимает энакина вообще безусловно, он не видит его как функцию, не пытается воспользоваться им, не просит его моделировать себя согласно каким-то внешним представлениям о добре и зле - все, что люк хочет, это чтобы они могли быть двумя личностями рядом, люк хочет узнать его как человека, и все что он просит у вейдера - это стать самим собой, возвращает ему имя, идентичность, «i am a person and my name is anakin». вейдер проходит через две крайности, и это не только и не столько стороны силы, как грани его собственной личности, разные маски и персоны, которые он примеряет, и в конце по старому доброму гегелю тезис и антитезис дают синтез - настоящий энакин это тот, который просит люка снять маску, а не тот, кем он был (или пытался быть) до своего падения; баланс силы в том, что его может принести - понять? - только тот, кто побывал на обоих полюсах и вернулся кем-то другим.