Раз возведя пьедестал для самого себя, ты уже никогда с него не слезешь. Ты будешь таскать его за собой, расчищать лужайки, выбирая места поровнее, горбатиться, корячиться, поминать незлым тихим этот свой пьедестал, но все равно таскать его за собой, устанавливать и взбираться на него, любовно осматривая свои владения с высоты установленного тобой роста. Более того, со временем тебе будет начинать казаться, что твой пьедестал стирается – или, может, другие обзаводятся своими? – поэтому ты будешь заниматься надстройкой своей передвижной «прелесссти», чтобы выше, выше, и никогда не сравняться с презренными смертными…
Пьедестал иногда мешает. Гордыня же – самый страшный грех. О, да. Гореть мне за нее в аду…
Пьедестал твой – гордыня – не позволят тебе сделать то, чего ты хочешь, если этого хочет большинство. И тем более если, не дай бог, ты уже успел заявить во всеуслышание, что ты этого не хочешь. И опять же – не потому, что не хочешь в действительности, а потому, что не должен этого хотеть. Из чувства противоречия. Единственное, что тебе остается сделать – это, и вправду, расхотеть, и не истекать завистливой слюной, глядя на тех, у кого пьедесталы пониже и кто снисходит с них к простым смертным, не заморачиваясь тем, как это будет воспринято.
А еще… очень много о нас говорят не столько наши друзья, сколько те, кто нам нравится. В кого мы влюбляемся. Вся любовно-кредитная история человека, который нравится мне уже порядочное количество времени, свидетельствует о том, что ему нравятся больше красивые, чем умные. Это угнетает. Он отлично пишет стихи – лучше меня – играет на гитаре, он, сука, философ, но из-за тех, кто ему нравится, я не могу избавиться от некоторой погордості, зверхності – я не знаю, как это по-русски – по отношению к нему.
Да возрастет мой пьедестал все выше и выше.