Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Поэтому, не желая никого расстраивать, этот фик, написанный на фест в конце апреля, я у себя не выкладывала. Но вчера я его перечитала, поняла, что порядок, в котором я поставила друг за другом слова, не вызывает у меня должного отвращения, и, раз уж я его написала, не выкладывать его у себя - это особый вид фандомного лицемерия.
В отличие от тех предыдущих фиков, которые я выкладывала и которые вызывали меньше guilt-а, это действительно "классический" слэш, не имеющий ценности ни для кого, кроме шипперов: там нет рейтинга, но есть юст, и "сюжет" (тоже, впрочем, отсутствующий) стоит на противоречащем духу канона "что было бы, если бы" - ничего иного, ради чего стоило бы читать не-шипперу. В связи с этим я бы сказала еще и об оос-е, хотя, по сравнению с тем, что пишет большинство... кхм.
Короче, это можно подытожить так: если вы вдруг шиппер, то вам и так по барабану, а если нет - на основе уже этого предупреждения не ненавидьте меня слишком сильно..)
первый катТу заявку, на которую это писалось, можно сократить до вот этого:
Торин/Бильбо, юст, броманс. Без рейтинга. Однополая связь не является чем-то обыденным ни для хоббитов, ни для гномов, включая этих двоих.
3144 словаНаверное, все началось с миски похлебки, которую Бильбо принес ему с общего стола Беорна: Торин пытался разобраться с хозяйскими картами и совсем забыл об обеде.
- Я не голоден, - машинально отозвался он, не принимая заботы, и тут же пожалел о резкости. Он ожидал, что Бильбо стушуется, буркнет что-то вроде "хорошо" - и уйдет; надеялся, что улыбнется, качнет головой - "голоден" – и тогда Торин просто кивнет в ответ, не извиняясь, но и не пытаясь оттолкнуть.
Бильбо посмотрел на него, склонив голову к плечу, спокойно и чуточку хитро.
- Хорошо, - сказал и ушел - оставив миску.
Торин удивленно вскинул бровь и, почувствовав на своих губах невольную улыбку, придвинул к себе еду.
Несмотря на сказанное там, на Карроке, отношение Торина ничуть не изменилось к лучшему – скорее уж наоборот. Придирки, ранее бывшие редкими, высказываемыми в воздух колкостями, когда Бильбо делал что-то совсем уж несуразное и Торин соизволял обратить свое королевское внимание на него, превратились в непрекращающуюся череду замечаний, язвительных комментариев и недовольных указаний. Раздражение Торина было нескрываемым, но, если раньше Бильбо старался просто пореже попадаться ему на глаза, то теперь Король, кажется, следил за каждым его шагом, только и ожидая ошибки.
Бильбо терпел дня четыре – и терпел бы дольше, если бы не мутный, удушающий воздух Лихолесья, в которое они все больше углублялись. Один страх заглушал другой, и, выгадав момент, когда возле Торина не было ни Балина, ни Двалина, ни племянников, Бильбо проскользнул в голову отряда, подстраивая свой шаг к размашистой поступи их предводителя.
- Можно с тобой поговорить?
Торин искоса, тяжело посмотрел на него и молча кивнул.
- Что я опять сделал не так? – прямо спросил Бильбо, чувствуя, что сердце его стучит так, будто он снова идет с мечом на орка.
- Что ты имеешь в виду? – вот теперь, кажется, Торин удивился по-настоящему, и Бильбо упрямо вздернул подбородок, не позволяя себе пойти на попятный.
- Я понимаю, что не стал более полезным и, пожалуй, и не стану, но я думал, я все-таки не такая уж обуза… - апеллировать к словам самого Торина было нечестным, будто Бильбо хотел воспользоваться минутой чужой слабости, и, несмотря на всю решимость, его речь становилась все более сбивчивой. – Я хочу сказать, ты постоянно… придираешься. Я знаю, что я все делаю не так, но это ведь… - не повод придираться? – Я имею в виду, если я опять сделал что-то не так, может, лучше было бы просто сказать о этом, а не… - указывать на бесчисленное множество вещей, которые он делает «не так»? Бильбо понял, что, с признанием собственных недостатков, логика его речи потерялась окончательно, и Торин, пожалуй, даже не понял, что же он хотел сказать.
Но, к его удивлению, когда он все же рискнул снова взглянуть в лицо гнома, на нем не было ни удивления, ни осуждения.
- Я просто не хочу, чтобы ты погиб в ближайшем же бою, - коротко сказал он и вновь уставился на дорогу. – Это было бы несколько… несвоевременно. Боюсь, твоей удачи не хватит, если ты еще раз полезешь прямо в зубы варгу.
Несколько секунд Бильбо от возмущения не находил слов – неслыханное для него дело.
- Ты же полез, - криво усмехнувшись, сказал он наконец, тут же осекся: гордый гном может воспринять такое сравнение как оскорбление; но Торин лишь вновь покосился в его сторону с абсолютно нечитаемым выражением лица.
- Это было дело чести.
Бильбо не стал говорить, что думает о такой чести, которая требует ввязываться в заранее проигранный поединок, и что самоубийственными выходками ее вряд ли защитишь, и Гору не вернешь, и вообще чем он думал; не говорил и того, что, если понадобиться, снова полезет в зубы варгу, потому что чужая жизнь для него всяко важнее абстрактной чести; но пока он раздумывал над тем, что же все-таки можно ответить, Торин неожиданно положил ему на плечо ладонь.
- Я не беру свои слова назад, мастер взломщик, - глядя лишь прямо перед собой, на дорогу, сообщил он, и Бильбо понял, что тугой комок напряжения где-то внутри раскручивается, распускается, успокаивается.
Придираться Торин не перестал, но теперь время от времени Бильбо ловил себя на улыбке, вспоминая тяжесть чужой ладони.
Они не сходили с тропы, чтобы устроиться на ночлег, не зажигали костра, боясь привлечь кого-то из тех существ, которые и так обнаруживали излишнее к ним внимание; ночная темнота в Лихолесье была непроглядной, и потому они всегда пытались устроить привал засветло – что не всегда удавалось, потому что ночь опускалась почти мгновенно, будто на лес выливали ведро черной краски, липкой и вонючей.
- Этот лес был бы почти красивым, если бы не был таким страшным, - пробормотал Бильбо, ни к кому конкретно не обращаясь. – Хотел бы я увидеть его, когда он еще не был Лихолесьем…
- Что может быть красивого в куче близко растущих друг к другу деревьев? – кажется, это Нори. А, может, и нет – тьма, будто губка, впитывает и заглушает звуки. Иногда Бильбо почти суеверно казалось, что она питается их голосами.
- Они живые, - ответил хоббит, не желая думать о том, что еще живого есть в этом лесу.
- Камни тоже живые – но они куда долговечнее. И они разные. Каждый из них имеет свой голос, - это, определенно, Бофур.
- Красота не всегда должна быть долговечной, - отозвался Бильбо, вспоминая свой сад и весенние цветы, безупречно прекрасные и умирающие почти сразу после того, как их жизнь началась, но сейчас эта мысль почему-то не приносит ни успокоения, ни даже привычной, притупившейся уже тоски по дому – лишь странный страх, неприятное, тошнотворное осознание собственной хрупкости и смертности.
Потратив некоторое время на то, чтобы выпутаться из тесемок заплечной сумки, Бильбо вслепую кинул на землю плащ, готовясь лечь спать, как водится, прямо там, где стоял, и, начав осторожно опускаться на землю, положил руку на что-то меховое. Вздрогнув, он дернулся назад, с трудом удержавшись от вопля, но меховое стиснуло пальцами его предплечье, удерживая на месте и оказавшись не неведомой зверюгой, а всего лишь Торином.
- Прости, я не видел, что ты тут, - забормотал хоббит и вновь начал вслепую шарить руками, желая оттащить плащ подальше, но Торин не ослабил хватку.
- Ложись уже, - недовольно проворчал он, но в его голосе Бильбо послышалась улыбка.
Он помедлил, но Торин, вместо того, чтобы передумать, чуть потянул его вниз, и Бильбо послушно опустился на свой плащ, стараясь не слишком возиться, чтобы не потревожить соседа. Он старался не думать о том, насколько же Торин близко – здесь, в липкой тьме Лихолесья, они все ложились едва ли не вповалку, но мысль о Торине казалась неудобной, будто он переступал какие-то границы дозволенного – может, потому, что остальные были будто бы «свои», а Торин, как-никак, король? Бильбо все-таки завозился, переворачиваясь спиной к гному и стараясь одновременно отодвинуться подальше.
- Ты ерзаешь, будто у троллей на сковородке, - пробормотал Торин, и на предплечье хоббита вновь легла чужая ладонь – гном будто сдерживал его движение и одновременно… успокаивал? Бильбо почувствовал на своем затылке чужое дыхание и замер, сам боясь вздохнуть лишний раз.
Земля слишком твердая, - подумал он.
Я боюсь тебя потревожить, - подумал он.
- Уже не буду, - пообещал он шепотом, и Торин, помедлив, убрал руку. Бильбо ни за что не признался бы, что почувствовал укол разочарования.
Когда Бильбо проснулся, пронзительная тьма еще не стала разжижаться в привычную муть, которую здесь можно было считать утром, и большая часть отряда, кажется, еще спала – да и проснулся он не от гула пробуждающегося лагеря, а от прикосновения к щеке чего-то холодного. Бильбо открыл глаза, сонно моргнул и понял, что холодное – это пластины кольчуги, и что он спал, буквально прижавшись к Торину, и что рука того лежит на его спине (Бильбо боится подумать: обнимает), и укрыты они одним плащом.
Первый его порыв был – отодвинуться как можно быстрее, но он моментально подавил его, сообразив, что малейшее его движение разбудит Торина, а он совсем не готов объяснять, как так получилось, что…
А как так, собственно, получилось? Ведь явно же не сам Бильбо в этом виноват!
Но от этой мысли, почувствовал хоббит, его уши краснеют еще сильнее (и когда успели, паршивцы?), и он замер. Взглянув из-под ресниц, увидел неподалеку несколько фигур: кажется, Двалин нес последнюю вахту, и Бомбур, его силуэт ни с кем не спутаешь, будет сооружать какой-то завтрак, и Фили с Кили…
Бильбо зажмурился, надеясь, что в полутьме они ничего и не увидят, но попытка отвернуться была плохой идеей, потому что так он буквально уткнулся носом в шею Торина, небольшой участок открытой кожи, и вновь замер, теперь боясь уже даже дышать.
Но, в конце концов, почему он так всполошился? Они ведь все спали рядышком, ночью было холодно, и никто не посмотрит на него косо из-за того, что Торин король, подумаешь, и королю может быть холодно, и – Бильбо понял, что сам себе пытается заговорить зубы, потому что все эти доводы, весьма логично доказывающие, что он имеет полное право расслабиться и попробовать доспать те полчасика, которые им остались до подъема, на самом деле ерунда, и, может, они и выглядят обыденно, но это совсем не обыденно – лежать, прижавшись к Торину, чувствуя тяжесть его ладони на своей спине и тепло кожи…
Наверное, правильнее всего будет прикинуться спящим и все-таки перевернуться, попробовать отодвинуться и разбудить заодно Торина, и пусть он сам решает, ведь в конце концов его гордость пострадает в первую очередь, если отряд увидит его вот так вот, в обнимку с хоббитом, и Бильбо уже собрался исполнить задуманное, когда, чуть подняв голову и судорожно вздохнув, натолкнулся на не по-утреннему ясный взгляд Торина.
Бильбо все-таки дернулся назад, но Торин не убрал руку, и в лице его не было недовольства, и хоббит почувствовал странную смесь облегчения и разочарования – ну, конечно, Торин прекрасно знал, что делает, наверняка он накинул плащ ночью – чтобы теплее было, конечно – и это действительно обыденное, нормальное, из-за чего ему было переживать и стыдиться, вот ведь.
- До рассвета еще больше получаса, - едва слышно прошептал Торин. – Спи.
Бильбо послушно сомкнул веки – не потому, что верил, что сможет уснуть, а чтобы не смотреть в глаза и уж тем более не скользить взглядом к полоске кожи обнаженного горла – и на долгие минуты весь он сосредоточился в чужом, слишком близком присутствии, и в ладони на спине, и в запахе меха, железа и прелой листвы, будто он лег поспать в берлоге в обнимку медведем, а потом все-таки заснул, и, когда он проснулся в следующий раз, Торина уже не было рядом – именно то, что нужно, чтобы почти убедить себя в том, что это был сон.
Маленькие, незаметные почти вещи, которые, тем не менее, оставляют со странным чувством – что-то неправильно, что-то не так, что-то…
Торин не может не придавать им значения и, может, неправильность именно в этом.
Вот он слышит, как Бильбо разговаривает о чем-то с Ори, и его голос веселый и мягкий, успокаивающий, и вдруг Торину ужасно хочется знать, о чем они говорят – не потому, что это может представлять интерес для дела, не потому даже, что он может получить какую-то новую информацию, а просто затем, чтобы знать – как Бильбо ведет себя с другими, о чем говорит, когда его голос звучит так – просто слышать.
Вот они буквально падают на землю, устраиваясь на привал, чтобы пообедать, и Бильбо сидит неподалеку от него, чуть прикрыв глаза и прислонившись спиной к стволу дерева, и Торин ловит себя на том, что смотрит – вновь, который раз за эти дни, просто смотрит – не так, как окидывают мимолетным взглядом, чтобы убедиться, что со спутником все в порядке, не так, как оценивают силу союзника, а просто смотрит ради того, чтобы смотреть, наблюдает за быстрой сменой выражений, изучает расслабленные сейчас линии лица и привычные жесты - так, наверное, смотрят на женщину, когда взгляд сам по себе обретает вес и значение, которое нельзя придать словам; Бильбо открыл глаза, и Торин тут же отвел взгляд, уверенный почему-то, впрочем, что тот не остался незамеченным.
Вот они устраиваются на ночлег, и Торину не нравится, что Бильбо там сейчас – возле Бофура и Бомбура, почему-то очень хочется, чтобы – как-то случайно – повторилось вчерашнее: Бильбо лег рядом, и он мог накинуть плащ, согревая их обоих, но, конечно же, он не предложит, даже если бы был уверен, что хоббит согласится, нет.
Буквально через несколько минут Бильбо подошел к нему с двумя мисками похлебки, а потом, когда они уже поели, сидя рядом, ну не уходить же Бильбо спать куда-то в другое место, какой в этом смысл, правда ведь, правда? – но Торин доволен чуть больше, чем следовало, и, с трудом подавив порыв прикоснуться к светлым кудряшкам на затылке хоббита, накрывает плащом обоих, уповая лишь на то, что никто из отряда не сможет понять, что это что-то другое, что-то большее, чем разделенное тепло.
Только когда Бильбо нашел, наконец, камеру, в которой держали Торина, он понял, насколько же ему на самом деле не хватало гнома, будто в карточном домике его бытия зияла неаккуратная дыра, грозившая развалить его, и только теперь все встало на свои места. Облегчение, которое он чувствовал, было сродни физическому, будто напряженная струна, стягивавшая его грудь, наконец, лопнула, и Бильбо замер перед решеткой, переводя дыхание.
- Торин. Торин! – позвал он.
В следующее мгновение гном уже был рядом с ним, невидяще обшаривая глазами пустой для него коридор. Только тут Бильбо вспомнил, что не снял еще кольцо, но сделать ничего не успел: следуя скорее чутью, чем даже звуку, Торин прильнул к решетке, и, протянув руку, вцепился в его одежду, притягивая ближе, а ладонь второй уже – куда бережнее – оглаживала лицо; осторожно Торин прикасался к щекам, ко лбу, вслепую отбросив прядь волос, и Бильбо замер, не рискуя даже вздохнуть.
- Ты дух? – напряженно всматриваясь в пустоту, спросил Торин.
- Что? Нет, нет, конечно, - Бильбо встрепенулся, будто выныривая из странного оцепенения, и стянул кольцо. Лицо Торина мгновенно расслабилось, и он отступил, сдержанный и величественный, как всегда, будто и не было этой короткой вспышки и странного, жгучего напряжения в глазах.
- Теперь я знаю, что единственный способ заставить тебя отдохнуть – это посадить за решетку, - гном и правда выглядел куда лучше, чем когда они виделись в последний раз в лесу.
- Не смешно, - проворчал Торин и улыбнулся одними глазами, и Бильбо показалось, что струна стянула вновь, но на сей раз не грудь, а горло, не давая вздохнуть, не давая пошевелиться и уж тем более – отвести взгляд от прозрачно-холодных, голубых глаз Короля-под-Горой.
- Я нашел остальных, - уже говорил он вслух.
Я рад, что я нашел тебя.
- С ними все в порядке?
А с тобой?
- Да.
Ты, невыносимый упрямец, посмотри только.
- Никто из них не…
- Никто ничего не сказал Трандуилу, - иногда Бильбо чувствовал себя единственным, кому хватало разума видеть весь абсурд происходящего – но и он не мог ничего поделать.
- Вот и хорошо, - Торин вновь сделался хмурым и сосредоточенным, а его взгляд весил по меньшей мере несколько пудов. – Ты знаешь, как вытащить нас отсюда?
Бильбо подумал в который раз, что, если бы его желание не подвести Торина не было столь отчаянно-сильным, его жизнь могла бы быть куда легче.
Вечером их последнего дня в Озерном Городе в отведенном им домике царила приглушенная, напряженная суета: все приготовления были уже сделаны, но гномы, кажется, просто боялись успокоиться на мгновение, расслабиться и тем самым позволить себе думать о том, что будет дальше. Кто-то перепроверял запасы, кто-то точил оружие, сам Бильбо, так и не найдя, что бы еще стоило заштопать, отложил иголку с ниткой и еще раз окинул взглядом комнату. После нескольких дней, проведенных в постели с простудой, вернуться в компанию гномов, которые давным-давно, кажется, еще в другой жизни, казались ему невыносимыми, шумными существами, было радостью, пусть даже сейчас он сидел чуть поодаль и лишь краем уха слышал короткие реплики, которыми обменивались его компаньоны, и следующие за ними взрывы смеха. Бильбо, наконец, заметил Торина: тот тоже сидел в стороне и пытался расчесывать влажные после купания волосы; судя по тому, впрочем, как часто он откладывал гребень, с раздраженно-сосредоточенным лицом принимаясь пальцами распутывать узелки, выходило это не слишком успешно. Не позволяя себе подумать дважды, Бильбо поднялся и подошел к нему.
- Может, помочь? Самому это не слишком удобно, - Торин молча смотрел на него, и Бильбо истолковал его молчание по-своему. – Не волнуйся, у меня есть несколько кузин, ты просто не представляешь себе, что маленькие хоббитянки могут сделать со своими волосами… то есть, я не имею в виду, я не сравниваю… - Бильбо понял, что ляпнул что-то не то, но губы Торина дрогнули в мимолетной усмешке и он молча протянул хоббиту гребешок. Неловко улыбнувшись в ответ, тот сел за спиной Торина и приступил к делу, осторожно, стараясь не дергать и не причинять лишней боли, распутывая влажные, пахнущие водой волосы. Торин сидел неподвижно, замерев под его прикосновениями, но именно сейчас, с распущенными, спутанными волосами, в белой простой рубахе, менее всего он походил на тот памятник собственному величию, которым представал иногда, скованный и спрятанный в слои железа и мехов, и от этой простоты перехватывало дыхание, потому что, быть может, только сейчас Бильбо понял, насколько Торин по-настоящему красив: не статный благородный Король-под-Горой, не ослепительно опасный воитель, а просто Торин, и Бильбо невольно провел ладонью по его волосам, не расчесывая, но лаская; тут же хотел было отдернуть руку в страхе, что Торин поймет его неправильно – или слишком правильно – но тот, вместо того, чтобы отодвинуться, чуть откинул голову назад, следуя за его прикосновением, и Бильбо вздохнул прерывисто, чувствуя биение сердца где-то в горле.
Торин невольно льнул к прикосновениям Бильбо, замирая, потому что с самого начала, хоть хоббит вряд ли это понял, это было чем-то большим, чем просто помощь с волосами. Акт доверия, наибольший, который Торин мог оказать ему не как спутнику, не раз спасавшему жизнь, а просто как… Бильбо. Бильбо. Если бы он был женщиной, Торин знал бы, как назвать это чувство и что с ним делать. Он мог бы сейчас поймать вплетающиеся в его волосы пальцы и прикоснуться к ним губами; если их поход увенчается успехом, он мог бы сделать Бильбо своей королевой, и не было бы лучшей, мудрейшей королевы возрожденному Эребору; он мог бы прямо сегодня оставить его в своей комнате, и это было бы не слишком большим нарушением традиций и морали. Торин попытался представить себе Бильбо женщиной, но тут же понял, что это не то, что Бильбо – это Бильбо, весь, целиком, как есть, и... Гном вспомнил рассказы: он знал, что с мужчиной можно лечь, как с женщиной, но ведь обычно это бывало насилие, право завоевателя, установление своей власти, а менее всего Торин хотел унижать и что-то доказывать. Он знал, что бывало и по-другому, хоть об этом и не говорили, что бывали те, кто делал это добровольно - значит, может, не все так страшно? Но нет, он никогда не сможет предложить что-либо подобное; и отказом, и согласием - смешно даже думать, что Бильбо может согласиться на такое, право слово! - кто-то из них будет унижен. Как бы взглянул он в глаза Бильбо, если бы его чувства оказались безответными – и как бы посмел прикоснуться к нему, если бы это было не так?
Торин чувствовал на своем затылке тихое, слишком напряженно-ровное дыхание хоббита, и жалел только о том, что не видит сейчас его глаз.
- Ты любишь музыку? – вдруг тихо спросил Торин, и Бильбо замер на мгновение. Тут же вспомнил он ту песню, которую пели гномы в Бэг-Энде, песню, из-за которой, быть может, он и пустился в эту авантюру.
- Да, очень, - честно отозвался он, и по губам Торина скользнула мимолетная улыбка.
- Когда мы возвратим Эребор, я сыграю тебе, - ровно сказал он, и по дрогнувшему прикосновению ему показалось, что Бильбо понял.
Это будет тем единственным признанием в любви, которое они оба смогут принять.
@темы: фики: Хоббит
-
-
06.07.2013 в 00:17-
-
06.07.2013 в 00:18ыы. спасибо)
-
-
17.04.2018 в 20:36