Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Мой тайм-менеджмент оказался одинаково плох при любом раскладе, а дня четыре уже, с тех пор, как в интернете перевернулся вагон с хоббичьими плюшками, у меня в голове крутился пост про Торина. Настала пора от него избавляться.
про "темную сторону" Торина в студиюОдна из тех вещей, за которые я (и как читатель-объективный и как читатель-сопереживающий) люблю Торина – это то, что все его величие, вполне соответствующее сказочному королю и воину, оттеняется злом абсолютно обыденным, «банальным». Описывающая его лексика одновременно «возвышенная» и «сниженная», если угодно.
Большинство персонажей, которые были добрыми, но перешли на темную сторону, или допустили масштабный ляп, или просто «байронические» злодеи, вызывающие симпатию, к этому злу скатываются из-за порывов если и не благородных, то, скажем так, «литературно-возвышенных». Они литературны, а не человечны. Убили возлюбленную(или возлюбленная леди Мэриен), враги сожгли родную хату, хиз холл лайф воз э лай, в мире разруха – в общем, он преисполняется праведным гневом и праведно же переходит на темную сторону, чтобы навести в Галактике мир и порядок, отомстить врагам или сделать что-то не менее пафосное.
У Торина тоже враги сожгли родную хату, он пылает жаждой мести и все такое – но весь этот пафос уходит у него в то, что он Король (то есть, в «светлую сторону». У него гордость, чувство долга, грустные взгляды вдаль на каждом привале и все такое (что как раз особенно подчеркнули в фильме). Там, где «падали» и прихватывали с собой свой пафос многие другие, он как раз остался «на светлой стороне». Когда же он поддался злу, в этом не было ничего величественного, возвышающего, никакой «эстетики зла» –все очень банально, очень неприятно и мелочно. Чтение эссе с «синими занавесками» про Толкина заставляет даже подумать, не пробегала ли мимо августиновская (насколько я знаю, общая для христианства) доктрина о «зле как недостатке добра». Когда на темную сторону переходит какой-нибудь Дарт Вейдер, он, по сути, прихватывает с собой туда все свои достоинства с их героическим флером – только теперь со знаком минус. «Темная сторона» же Торина является не обратной стороной его достоинств, а их извращением в сочетании с отсутствием других, как оказалось, не менее необходимых, достоинств – терпения и терпимости, умения находить компромиссы и слышать кого-то, кроме себя – всего того, что не мешало своим отсутствием – или почти не мешало – его королевскому величию. В этих его недостатках и в его жадности (какие бы там ни были мотивы, помимо нее самой) нет ничего величественного. Он – сказочный король на своей «светлой стороне», но он, в общем-то, жалок на «темной».
Сумасшествие, в которое Торин погружается, если отбросить всю метафизику – это тоже лишь его жадность, неумение слушать других и далее по списку. Конечно, оно должно поддаваться внешним влияниям (хотя на самом деле не должно, но примем, что это так) – но уж точно оно отличается от «сумасшествия» в полном смысле слова. Это остается борьба в пределах разных импульсов одной личности, внешние факторы разве что подталкивают.
Я уверена, что Торин достаточно умен, чтобы наблюдать за собой в этом смысле – тем более что он знает об этой опасности, и в фильме дополнительная сцена в Ривенделле отлично это иллюстрирует.Недавно я читала любопытную книжку, в которой шизофреничка рассказывала про опыт своего заболевания. Она пишет, что в самом начале, еще до того, как ее диагностировали, у нее уже был полный комплекс: отчуждение, зрительные галлюцинации и прочая прочая, но она судила о сумасшедших по «Пролетая над гнездом кукушки» и еще паре художественных произведений, и уж конечно думала, что она не такая, как герои в них – значит, она не сумасшедшая. У Торина, конечно же, тоже есть образцы для сравнения, его старшие родственники. Это его «сумасшествие» не могло случиться в один момент, оно, как всякие уважающие себя неприятности, подкрадывалось незаметно – и, памятуя об этой опасности, Торин должен был постоянно спрашивать себя: ну как, все в порядке? это еще не оно? я здоров? я в своем уме? – и, очевидно, до последнего (до самого последнего) отвечать «да» – оправдывать себя. Я резок с другими, я упрям, я не прислушиваюсь к советам – но я король, я ответственен за все, чего вы от меня хотите. Я просто хочу найти Аркенстоун, символ власти, семейную реликвию, “bestow upon you the right to rule”, я не сумасшедший, как дед, конечно же нет – это ведь абсолютно объяснимо и нормально. Золото – это тоже часть наследия, а эльфы пусть идут жрать кору, я буду воевать за то, что мое. И это тоже правильно, и это тоже объяснимо, и, мне кажется, где-то так, постепенно расширяя и приспосабливая к обстановке границе «нормального», Торин и перешагивает тонкую границу, отделяющую его от «драконовой болезни», когда – уже незаметно для него – худшее в нем побеждает. Поэтому это настолько интересный сюжет для ковыряния в фиках: человек (причем, все же, сильный и хороший), знающий, что может оказаться слаб, пытающийся следить за этим, в конце концов проигрывает битву с самим собой, причем этой битвы даже не заметив – один из самых драматичных поворотов в этой истории.
Конечно, не стоит забывать всех этих героев и богов севера, которые тоже «слишком человеческие» и которым тоже не приходится ожидать хорошего конца – и чем они величественнее, тем хуже конец, ага. Но это не делает зло Торина менее «банальным», скорее уж просто отправляет его в компанию к этим героям в противовес тем восставшим, «падшим ангелам», байроническим страдальцам и несчастным возлюбленным, которых так любят (и небезосновательно, в общем) и которым отдают предпочтение в культуре.
Для меня в книге вот это «зло» и его последствия как раз и были тем моментом, когда я всерьез начала Торину сопереживать, ибо «слишком человеческое» уж всяко понятнее «слишком королевского» (да и оно в книге не слишком-то подчеркивалось). Есть некоторые опасения, что в фильме эту «банальность зла» могут сгладить. Есть тенденция к отодвиганию на задний план «сниженной лексики» хотя бы из-за большей включенности Бильбо в группу: здесь он меньше ироничный наблюдатель, от которого можно было бы услышать «он не мыл посуду, потому что был очень важным гномом», больше заангажирован эмоционально, больше – друг и соратник (он смотрит на Торина более восхищенно, если угодно). С другой стороны, Армитейдж активно рассказывает о том, как «очеловечивали» Торина, как то, что он снова стал единовластным лидером после ухода Гэндальфа, дало ему возможность «развернуться в полную силу», и это отнюдь не всегда хорошо, и, как по мне, это все же звучит хорошо. В конце концов, в этом смысле (как и того, что в какой-то мере Бильбо так и остается «ироничным субъектом») с каноном мало что можно сделать, и, сколько оснований ни подводи под Аркенстоун, окружить каким бы то ни было флером «undersized burglar» и происходящее вокруг этого невозможно никак.
про "темную сторону" Торина в студиюОдна из тех вещей, за которые я (и как читатель-объективный и как читатель-сопереживающий) люблю Торина – это то, что все его величие, вполне соответствующее сказочному королю и воину, оттеняется злом абсолютно обыденным, «банальным». Описывающая его лексика одновременно «возвышенная» и «сниженная», если угодно.
Большинство персонажей, которые были добрыми, но перешли на темную сторону, или допустили масштабный ляп, или просто «байронические» злодеи, вызывающие симпатию, к этому злу скатываются из-за порывов если и не благородных, то, скажем так, «литературно-возвышенных». Они литературны, а не человечны. Убили возлюбленную
У Торина тоже враги сожгли родную хату, он пылает жаждой мести и все такое – но весь этот пафос уходит у него в то, что он Король (то есть, в «светлую сторону». У него гордость, чувство долга, грустные взгляды вдаль на каждом привале и все такое (что как раз особенно подчеркнули в фильме). Там, где «падали» и прихватывали с собой свой пафос многие другие, он как раз остался «на светлой стороне». Когда же он поддался злу, в этом не было ничего величественного, возвышающего, никакой «эстетики зла» –все очень банально, очень неприятно и мелочно. Чтение эссе с «синими занавесками» про Толкина заставляет даже подумать, не пробегала ли мимо августиновская (насколько я знаю, общая для христианства) доктрина о «зле как недостатке добра». Когда на темную сторону переходит какой-нибудь Дарт Вейдер, он, по сути, прихватывает с собой туда все свои достоинства с их героическим флером – только теперь со знаком минус. «Темная сторона» же Торина является не обратной стороной его достоинств, а их извращением в сочетании с отсутствием других, как оказалось, не менее необходимых, достоинств – терпения и терпимости, умения находить компромиссы и слышать кого-то, кроме себя – всего того, что не мешало своим отсутствием – или почти не мешало – его королевскому величию. В этих его недостатках и в его жадности (какие бы там ни были мотивы, помимо нее самой) нет ничего величественного. Он – сказочный король на своей «светлой стороне», но он, в общем-то, жалок на «темной».
Сумасшествие, в которое Торин погружается, если отбросить всю метафизику – это тоже лишь его жадность, неумение слушать других и далее по списку. Конечно, оно должно поддаваться внешним влияниям (хотя на самом деле не должно, но примем, что это так) – но уж точно оно отличается от «сумасшествия» в полном смысле слова. Это остается борьба в пределах разных импульсов одной личности, внешние факторы разве что подталкивают.
Я уверена, что Торин достаточно умен, чтобы наблюдать за собой в этом смысле – тем более что он знает об этой опасности, и в фильме дополнительная сцена в Ривенделле отлично это иллюстрирует.Недавно я читала любопытную книжку, в которой шизофреничка рассказывала про опыт своего заболевания. Она пишет, что в самом начале, еще до того, как ее диагностировали, у нее уже был полный комплекс: отчуждение, зрительные галлюцинации и прочая прочая, но она судила о сумасшедших по «Пролетая над гнездом кукушки» и еще паре художественных произведений, и уж конечно думала, что она не такая, как герои в них – значит, она не сумасшедшая. У Торина, конечно же, тоже есть образцы для сравнения, его старшие родственники. Это его «сумасшествие» не могло случиться в один момент, оно, как всякие уважающие себя неприятности, подкрадывалось незаметно – и, памятуя об этой опасности, Торин должен был постоянно спрашивать себя: ну как, все в порядке? это еще не оно? я здоров? я в своем уме? – и, очевидно, до последнего (до самого последнего) отвечать «да» – оправдывать себя. Я резок с другими, я упрям, я не прислушиваюсь к советам – но я король, я ответственен за все, чего вы от меня хотите. Я просто хочу найти Аркенстоун, символ власти, семейную реликвию, “bestow upon you the right to rule”, я не сумасшедший, как дед, конечно же нет – это ведь абсолютно объяснимо и нормально. Золото – это тоже часть наследия, а эльфы пусть идут жрать кору, я буду воевать за то, что мое. И это тоже правильно, и это тоже объяснимо, и, мне кажется, где-то так, постепенно расширяя и приспосабливая к обстановке границе «нормального», Торин и перешагивает тонкую границу, отделяющую его от «драконовой болезни», когда – уже незаметно для него – худшее в нем побеждает. Поэтому это настолько интересный сюжет для ковыряния в фиках: человек (причем, все же, сильный и хороший), знающий, что может оказаться слаб, пытающийся следить за этим, в конце концов проигрывает битву с самим собой, причем этой битвы даже не заметив – один из самых драматичных поворотов в этой истории.
Конечно, не стоит забывать всех этих героев и богов севера, которые тоже «слишком человеческие» и которым тоже не приходится ожидать хорошего конца – и чем они величественнее, тем хуже конец, ага. Но это не делает зло Торина менее «банальным», скорее уж просто отправляет его в компанию к этим героям в противовес тем восставшим, «падшим ангелам», байроническим страдальцам и несчастным возлюбленным, которых так любят (и небезосновательно, в общем) и которым отдают предпочтение в культуре.
Для меня в книге вот это «зло» и его последствия как раз и были тем моментом, когда я всерьез начала Торину сопереживать, ибо «слишком человеческое» уж всяко понятнее «слишком королевского» (да и оно в книге не слишком-то подчеркивалось). Есть некоторые опасения, что в фильме эту «банальность зла» могут сгладить. Есть тенденция к отодвиганию на задний план «сниженной лексики» хотя бы из-за большей включенности Бильбо в группу: здесь он меньше ироничный наблюдатель, от которого можно было бы услышать «он не мыл посуду, потому что был очень важным гномом», больше заангажирован эмоционально, больше – друг и соратник (он смотрит на Торина более восхищенно, если угодно). С другой стороны, Армитейдж активно рассказывает о том, как «очеловечивали» Торина, как то, что он снова стал единовластным лидером после ухода Гэндальфа, дало ему возможность «развернуться в полную силу», и это отнюдь не всегда хорошо, и, как по мне, это все же звучит хорошо. В конце концов, в этом смысле (как и того, что в какой-то мере Бильбо так и остается «ироничным субъектом») с каноном мало что можно сделать, и, сколько оснований ни подводи под Аркенстоун, окружить каким бы то ни было флером «undersized burglar» и происходящее вокруг этого невозможно никак.
@темы: Hobbit
-
-
09.11.2013 в 00:47Трандуил ведь тоже плох тем, что жаден. Он, правда, то ли жил дольше Торина, то ли хорошо умеет отвлекаться - потому проносит.
А вот Феанора не пронесло, и Армитаж с его взором горящим не зря на него так похож. Тоже ведь куча понятных, но потому не менее жалких подлостей - сжечь корабли; бросить брата во льдах.
У Толкина в принципе байронического зла не бывает, по-моему.
Оно всегда - именно недостаток добра, извращенная изначальная форма. Даже Саурон с Морготом, какими бы революционерами они не казались при определенной точке зрения, на деле иссушенные до крайности существа, у которых руки тысячелетиями болят от прикосновения к Сильмариллам, или нормальное тело пошло ко дну эпоху назад.
И нет в этом ничего нравоучительного, вроде попытки погрозить пальцем (как у Льюиса то и дело мелькает; или мне кажется). Это такое мировоззрение, которого он даже объяснять не считает нужным - оно просто есть.
-
-
09.11.2013 в 02:55Саурон с Морготом все же сбивают слегка с толку: если не копать глубже, на первый взгляд они все же - "субстанциональное" воплощение зла, дьявол во плоти, конкретный враг и все такое. у меня, признаться, были некоторые проблемы с соотнесением как раз их образов с пресловутым католическим (ну или шире христианским) мировоззрением, в котором такая объективация зла невозможна. но, пожалуй, да, они просто за давностью лет лучше маскируются.
а еще Боромир туда же. у него в каком-то смысле чуть ли не самый показательный случай "небайроничности". тут даже по сюжету не разведешь, разве что по реализации и ощущению от него: вроде ведь вполне прекрасные порывы, спасение народа, бери и лепи антигероя с пламенным взором, ан нет - все равно ведь ощущение, что "человек слаб" и восхищаться тут нечем
(как у Льюиса то и дело мелькает; или мне кажется).
мне кажется, тебе не кажется)) по крайней мере, насколько я помню - и к чему серия пришла в конце
да, мировоззрение. и при том, что я как честный потребитель масскультуры люблю всех этих "байроничных", толкиновский вариант куда тоньше - и в плане "сопереживательных эмоций", если они возникают, тоже
-
-
10.11.2013 в 00:28а можно название?
*подумала, не дочитать ли мне в очередной раз заброшенного на середине "Хоббита"*
-
-
10.11.2013 в 01:19Арнхильд Лаувенг "Завтра я всегда бывала львом". очень любопытное чтиво. она там говорит и с позиции пациентки, и с позиции психиатра, и часть "пациента" очень... живописная, я бы сказала
как не-тру-фанат в очередной раз могу сказать, что там все дело в концовке - ну или ближе к концовке - и она переосмысляет и прошедшее тоже. так что, если таки дочитаешь, впечатления скорее всего будут лучше)
-
-
10.11.2013 в 20:04