[Колокольчик фарфоровый]

Вчера сходила на Old Vic’s The Crucible в кино.
Армитидж очень хорош и его градусу драматичности идет театральный формат.
Сама же пьеса оставила с ощущением смутного недовольства.

Краткий пересказ со спойлерами для тех, кто, как и я до вчера, в танке.

Армитидж играет честного фермера с женой. Полгода назад у них служила девушка Абигейль, с которой он совершил прелюбодеяние, по поводу чего старательно раскаивается и рвет на себе бороду. В завязке Абигейль с кучкой других девиц танцует в лесу, реализуя свои представления о колдовстве. Их застает священник, Абигейль сначала открещивается от всякого колдовства, потом быстро сечет фишку, вешает всех собак сначала на чернокожую служанку, а потом вместе с остальными девушками, активно изображая из себя жертв злых духов и прочей дьявольщины, начинает развешивать собак десятками вообще на всех, кто им не нравится. В том числе на жену героя Армитиджа, после чего через некоторое время плавно обвиняют в колдовстве уже его самого. Все уговаривают его покаяться, после чего он бы немного посидел в тюрьме и вышел, и он, чтобы спасти свою жизнь, в утро казни выдавливает из себя признание, но не может выдержать того, что его имя собираются использовать для увещевания сограждан, рвет признание и уходит на казнь с чувством, что вот в нем есть хоть что-то хорошее, и он не такой плохой человек.

(И вообще дальше спойлеры).

Я сначала написала в твиттере, что мне в этой истории не хватило не то тонкости, не то постмодернизма, не до конца понимая сама, к чему тут постмодернизм. Поскольку мне сейчас вот снилось (ага), что я расписываю, что с этой пьесой не так, и я даже запомнила, могу теперь пояснить: в первую очередь в ней «не так» то, что в ней нет ни одного чувства, ни одной мотивации, которым мог бы сопереживать современный человек (и в этом как раз нехватка постмодернизма).
Тот же «Франкенштейн» с Камбербетчем и Ли Миллером – это ведь очень «современная» вещь. Зритель сопереживает и жажде знаний, и холодности, и в чем-то трусости Виктора, и «богооставленности» Создания. И все это позволяет происходящему развернуться на множестве уровней, начиная от отношения в обществе к «не таким» и заканчивая экзистенциалистской драмой.
Эта же постановка слишком «классическая», она ничего не трактует, а лишь переносит, и потому выходит, что на идейном уровне она «ни о чем», а на эмоциональном – никто не вызывает настоящего отклика.
Здесь столько разговоров о христианстве, о грехе, о «невидимом мире», плюс страх перед другими, плюс произвол властей, плюс массовые истерии – это богатейший материал для того, чтобы вести разговор о множестве важных вещей, о религии, о толерантности, о добре и зле, да о чем угодно – но этого не происходит. Это рассказ исключительно о ведьмовском процессе, завертевшемся почти исключительно из-за того, что одной девушке не дал дал, но мало Армитидж. Если после «Франкештейна» я могла чуть ли не страницу исписать тем, «о чем» эта постановка, с какими проблемами она имеет дело, то тут пустота.
На эмоциональном уровне потенциал также был велик, но акценты расставлены таким образом, что для современного восприятия нет ни одного по-настоящему близкого чувства. Я не могу до конца сопереживать бурным мукам (с акцентом на преступление перед Богом) Джона Проктора по поводу его измены жене, я не могу до конца сопереживать его нежеланию давать лживую исповедь, ибо, опять же, он не хочет врать перед Богом, и еще меньше в конце я могу сочувстовать тому, что он, дав все же показания, разрывает их только потому, что для него есть разница: судьи просто огласят селу о том, что он сделал, или же выставят на всеобщее обозрение листок с его подписью.
(Вызывающим самое большое сочувствие персонажем для меня в конце концов оказался привозной священник, который на начало действия бодро готовится расправляться с ведьмовством и изгонять дьявола, а под конец, насмотревшись на все эти массовые приговоры, уходил в леса, а потом с трясущимися руками пытается уговорить заключенных дать ложные показания, чтобы спасти их жизни).
При таком раскладе выходит, что весь этот драматический накал Армитиджа (да и остального каста) просто пропадает. Он играет очень хорошо, но из-за всего вышеперечисленного выходит, что оценивается и замечается сам факт его игры, а не то, что он играет. То есть, создается впечатление как бы искусственности происходящего, что ли. Нет чувства, что происходящее органично, что градус внешней драмы соответствует правде драмы внутренней. В том же «Хоббите» у Армитиджа, вроде как, куда меньше возможности развернуться, и при этом сопереживать Торину в БПВ куда легче, чем его герою здесь.

Зато в этой постановке есть подарок человечеству минута фансервиса: Армитидж, топлесс моющийся в тазике

хббт-обзорам

[L]Колокольчик фарфоровый[/L] смотрит <a href="http://nameofrose.diary.ru/p202499738.htm">Old Vic’s "The Crucible"</a> с Армитиджем

@темы: сінематограф

Comments

[дорогой Эсме]

ну, есть и хорошая сторона - не только украинские театры этим страдают))

вообще, интересно найти пьесу и почитать историю постановок. что их в принципе мотивировало ее сейчас поставить.

[Колокольчик фарфоровый]

дорогой Эсме,
да, это действительно слегка утешает))
вот мне последний вопрос тоже очень занял. в потенциале там как раз очень много и политической, и религиозной назовем-это-сатиры, но на деле, хотя все это мракобесие и джаз и заставляют смутно думать в сторону, например, отдельных форм православия, у того же мастера Лейтауна и то больше связи с актуальностью

[дорогой Эсме]

я тут открыла страницу пьесы на википедии и что-то смеюсь

The Crucible is a 1953 play by U.S. playwright Arthur Miller. It is a dramatized and partially fictionalized story of the Salem witch trials
(...)
Miller wrote the play as an allegory of McCarthyism, when the U.S. government blacklisted accused communists. Miller himself was questioned by the House of Representatives' Committee on Un-American Activities in 1956 and convicted of "contempt of Congress" for refusing to identify others present at meetings he had attended

[Колокольчик фарфоровый]

дорогой Эсме,
ойойой
тогда уж лучше надеяться, что ее таки ставили без, ээ, актуального контекста

[дорогой Эсме]

Колокольчик фарфоровый, я уже придумала контекст для постановки у нас.
Абигайль скандирует с девушками "Путин, помоги", реализуя свои представления о федерализаци, за ними приходит СБУ, но Абигайль

быстро сечет фишку

(...)

[Колокольчик фарфоровый]

дорогой Эсме,
а вот это я бы посмотрела. в этом была бы должная доля постмодернизма и актуальности))
а Армитидж, видимо, тихо-мирно пашет поле где-то на территории ДНР