Я пробовала учиться, все было плохо, я пошла на тумблер по тэгу Jesus Christ Superstar, и все стало еще хуже, но уже привычнее.
Я уже писала как-то, но больше всего развлекают комментарии вроде этих двух:
- I’m not at all religious but Gethsemane from Jesus Christ Superstar is awesome.
- I will never get over the fact that there’s an atheist comedian cast in Jesus Christ Superstar.
Ладно, я еще способна понять, как это может оскорбить чувства верующих. Но, если уж ты его все равно смотришь, значит, знаешь, на что идешь, и какая тебе разница насчет атеист комедиан каст? А атеисты, которые чуть ли не по секрету признаются, что оно им нравится, умиляют еще больше: логику этих людей я понять вообще не в состоянии.
А еще, судя по капсам, там что-то интересное происходит в Стокгольме. По трейлеру сделать выводы невозможно, но... конечно, видео не будет, я уже и не надеюсь.
Ну да ладно, совсем маленький пикспам Ареной.

@темы: JCS

---

целых три строчки про Докторо-приквел

Доктор и маленькая девочка, которая его неузнанная спутница - где-то я это уже видела, конечно. Но.
Доктор! На качелях! Разговаривает с ребенком! На качелях!
Кажется, я соскучилась.

@темы: Doctor Who

---

Буквально вчера на одном сайте нашла "Критику отвлеченных начал" Соловьева в разделе "Прикладная философия". Стало очень интересно, к чему философию можно прикладывать, но так и не придумала. А сейчас пошла гуглить стиотворение "Два часа в резервуаре" Бродского в таком виде, чтобы его можно было сохранить и на него медитировать, в результате на одном из сайтов нашла с такой вот шапкой (после года публикации): Вид/жанр: стихотворение; Тип художественной речи: поэзия; Тип сюжета: авантюрный.
Авантюрный сюжет Бродского и прикладная философия Соловьева... О этот дивный интернетный мир

@темы: остались пальто и я

---

очередной опус теоретического фанфикочитания

Вот я тут все хожу со своим слэшем сомнительной степени слэшности, а потом натыкаюсь на текст и понимаю, насколько же временами не хватает хорошего, приключенчески-отношенческого макси-джена.
Я что имею в виду: для-меня-хорошего слэша очень мало, но джена как класса и того меньше. Слэш вкусен тем (входит кэп), что можно расковырять максимум психологии, поставив персонажа в и без того максимально эмоционально насыщенную ситуацию влюбленности, которая обычно еще отягчается квестом/предрассудками/мерзкими характерами/етс действующих лиц. В джене, особенно больших форм, есть шанс (опять кэп в студии) найти интересный сюжет, но часто джен подобного рода недолюбливают за некоторую его пресность, потому что, да, просто прочитать историю-которой-не-было про любимых героев интересно, но чаще всего такие фики мало внимания уделяют отношениям и психологии и, следовательно, не дают читателю вволю пострадать и отсублимировать нереализованную любовь к персонажам и закрыть канонные недоговоренности. Не то чтобы там психологии не было, но, если это хороший джен, она часто остается в рамках канона, то есть, персонажей ставят в ситуации, не более драматичные/травматичные, чем это уже было сделано; рассказывая историю, персонажей и их отношения в каком-то смысле принимают как должное.
Так вот, прекрасен и изумителен джен, который одновременно рассказывает сюжет и все-таки говорит об отношениях, заставляя персонажей страдать, сталкиваться лбами, тереться углами и заниматься прочими милыми непотребствами, львиная доля которых в слэше все-таки коренится на сексуальной почве и обычно на ней же и разрешается, когда персонажи решают, что могут жить вместе долго и счастливо ну хотя бы абзац. Вот в этом вот «персонажи решают» всегда есть некоторая предсказуемости слэша: каков бы ни был сюжет, что «внешний», что психологический, перед персонажами все равно встает лишь этот вопрос: могут ли они быть счастливы (несмотря на кейсы/условности/характеры/нужное вставить), трахаясь друг с другом. И в хорошо написанном слэше и процесс решения этого вопроса, и сам этот ответ могут быть очень тонкими, увлекательными, психологичными и литературными - но читатель знает вопрос с самого начала. В каком-то смысле «отношенческий» джен является даже такой вот обманкой для авторов, которые упоролись по психологии, но не уверены в своей способности обмануть читателей достаточно, чтобы этот Главный Вопрос Слэша не замечался как слишком уж очевидный и скучный (и, собственно, потому я в свое время, несмотря на все слэшерские инстинкты, не хотела переходить определенную грань в своих ДоктороМастерах, бегая и потрясая флагом это-все-слишком-упростит). В «отношенческом» джене в каком-то смысле вопрос тот же: могут ли герои сосуществовать, принося друг другу больше добра, чем зла; какова будет цена этого сосуществования – но это менее очевидно, тут действительно легче вариировать и конфликты, и их решения, и, если прописывать отношения с психологической интенсивностью, обычной для слэша, и при этом не упирая все в быть-траху-или-не-быть – может выйти конфетка изумительная.

и про один фанфик по РГ

Традиционно после отвлеченного перейду к конкретному: совершенно случайно наткнулась на фик по РГ, про Робина с Гаем. Сразу оговорюсь: меня он впечатлил, но я не беру на себя ответственность его рекомендовать. Во-первых, ООС в шапке не для кокетства, герои действительно отличаются от тех, что в каноне; ООС, впрочем, не того порядка, когда герой !внезапно начинает отступать от генеральной линии партии во славу авторских нужд, а «изначальный», тесно связанный с имеющимся же АУ, так что я бы в каком-то смысле рассматривала это не как фанфик на РГ, а как некоторую параллельную вселенную, которая имеет достаточно точек соприкосновения, чтобы именно про этих героев было интересно читать, но которая все же не может оцениваться в полной мере адекватно с точки зрения «канонов» фанфикшена. В общем, я бы сказала, что это Робин, Гай и Мэриен, вот только не наши. Во-вторых, слэш, который случается в седьмой главе из восьми, внезапен настолько, что меня не покидает впечатление, что автор менял коней на переправе, что, безусловно, не комильфо. Это огромный минус фику как слэшу, потому что иначе там должен был бы быть как минимум длительный юст, плюс, как по мне, концовка слегка смазывается именно тем, что автор все равно упирается в решение вопроса быть-траху-или-не-быть, да и сама слэшная линия вхарактерна для героев этой реальности, а не для канонных (если притянуть канонных к тому, что происходило раньше, я еще как-то могу, то вот к этому уже нет), но это же отсутствие, хмм, подготовки, одновременно плюс первым шести главам именно как качественному джену, за что я лично простила многое. В общем, слэш в моей голове идет немного в отрыве от основного «тела текста» (а вообще уже по нескольким фикам поняла, что в РГ таймлайна первых двух сезонов слэш ввернуть очень легко: достаточно спросить, ревнуют леди Мэриен или к леди Мэриен хД).
Фик огромный, с сюжетом, АУшный с самого начала сериала, и большую часть эфирного времени Робин и Гай сосуществуют в пространстве, сильно напоминающем аушно же идеально-хэдканонных докторомастера (и частично даже ту мою писанину): они по разные стороны и с абсолютно разными ценностями, но все еще друзья детства; Гай бегает за Мэриен, вполне логично недолюбливает Вейзи, заботится исключительно о шкуре себя, любимого, и еще пары людей, вполне канонично презирает жалких людишек и искренне не понимает, почему насилие и убийство должны сопровождаться какими-либо движениями его совести, чем повергает Робина в отчаяние, по сравнению с каноном он более мягок, но и куда более рационален, и скорее ближе к канонному образцу конца третьего сезона; Робин благородствует, спасает униженных и оскорбленных, помаленьку плетет политические интриги, а еще имеет весьма развернуто раскрытую, в отличие от канона, темную сторону на почве ужасов Временной войны; Мэриен не так уж много, но она – о зрительские мечты! – действительно симпатизирует Гаю и видит в нем хорошее, а не ну-как-в-каноне – впрочем, вполне канонно чаще портачит, чем действительно делает кому-то лучше. Собственно, автор начал с того, что Робин и Гай в детстве действительно были друзьями, и разрыв после пожара ударил по обоим; теперь же Робин, куда более «взрослый» и сложный, чем в каноне, одновременно haunted by the war и несущий ответственность за людей и свой светлый образ, расслабиться по-настоящему может только в обществе Гая, который сильный, перед которым не надо держать марку и которого Робин при этом готов буквально убить (что пару раз почти делает) от обиды и «меня-предали-меня-бросили» каждый раз, когда Гай – вполне для себя логично и не видя в этом ничего особенного – начинает играть на личные интересы за спиной у Робина, дружбу с которым, тем не менее, очень ценит, потому что кого же ему еще ценить с выбранным образом жизни и системой ценностей.
В общем, да, повторюсь, это никоим образом не фанфик про тех Робина и Гая, которые в каноне; но мои старые, докторомастеровские еще фанфико-предпочтения определенно оказались странным образом поглажены, и как альтернативная реальность с немножко альтернативными героями оно меня впечатлило.
Хотя, признаюсь, увидев, что есть женщины в русских селеньях, сейчас особенно я бы предложила пол-Ноттингема за хороший вканонный макс-миди, в котором дело обошлось без явления лишнего родственника народу, а вканонно-вхарактерных Робина с Гаем заставили бы с толком и расстановкой разбираться в своих отношениях.

@темы: фанфікшен, Robin Hood

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я в прошлое посещение National Gallery зависла возле этой картины очень надолго - в этот, к сожалению, наши с ней пути как-то разошлись. А еще, увы, репродукция ничего не передает, как это обычно и бывает. Она очень живая и выразительная на самом деле, куда более. Я долго вглядывалась в лица обоих. У Иисуса тут необычное выражение: совсем не смирение-покорность, а какое-то отстраненное равнодушие, усталость и ирония, будто то, что ему говорят, забавляет и несколько раздражает, и при этом он думает о чем-то абсолютно своем. Очень какой-то сэлинджеровский Иисус. Собственно, оно меня настолько впечатлило, что я даже записала автора и название в блокнотик прямо там, а теперь вот, наконец, руки дошли прогуглить.
Gerard van Honthorst - Christ before the High Priest

@темы: ниоткуда с любовью

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Привет, я Трафальгарская площадь, и я смотрю как на говно на твои нечитанные семинары, ненаписанную курсовую и вообще на всю твою жизнь.

@темы: фотография эрго сум, ниоткуда с любовью

---

У меня появился еще один любимый мужчина, он же компаньон уже имеющемуся Одиннадцатому. Бильбо пока нет, поэтому я надеюсь, что Доктор проявит себя с лучшей стороны, и они не успеют поссориться.
Да, то, что с Оркриста снимаются ножны, я заметила уже позже)) Зато почти классический кадр с хвоей
Вообще фигурка неожиданно хороша, по фотке-в-коробке я ожидала меньшего. Мимими. Очень жду, пока в розетке опять появится Бильбо - ну или пока я его еще где найду.

@темы: Hobbit

---

Возможно, когда-нибудь со мной случится фандом, с которым можно будет не сассоциировать эту песню и где everybody lives, но, подозреваю, не только не сегодня, а и вообще не в этой жизни.

Listen or download Ночные снайперы когда ты умрешь for free on Prostopleer

@темы: остались пальто и я

---

В вансепоне есть серии, когда бодрый сюжет и сопли, размазанные достаточно тонким слоем, заставляют забывать про тот коктейль из авторской халатности и весьма сомнительной морали, которая составляет девяносто процентов эфирного времени, а есть серии, вот как сегодняшняя, когда даже явление

спойлер?

шерифа не может удержать меня от жгучего затяжного фейспалма.

яд, ага

Регина не меняется от слова вообще, и это крайне плохой показатель для сериала. Поплясали слегка вокруг ее "подобрела" (которое было крайне внезапно и нелогично), а потом решили, что баста, других злодеев вводить накладно, Кора приказала долго жить, Крюк не солиден, давайте-ка Регина заведет ту же самую песню, которую пела еще в начале первого сезона, с теми же акцентами и даже выражениями лица (хорошо хоть диалоги слегка поменяли). Если бы это снимало ВВС, Регина бы - под горячую руку, конечно же - убила Генри, и тогда все стало бы намного веселее для всех. Общая недолюбленность как мотив всех ее действий, да еще и в таких формах, кои эта недолюбленность принимает, мне уже тоже надоела порядочно.
Про их семейные ценности и не менее семейную мораль "кроме того, что ты наша семья, ты ей должен" все уже сказали без меня и не раз (ну да и я тоже).
И Снежка, конечно, поступила нехорошо. Но я тут вижу, опять же, столкновение двух немного разных "моделей" моральности. Одну из них можно условно назвать моралью Доктора, а другая обойдется. Ну так вот, мораль Доктора, чтобы в нее можно было верить, не делается с таким надрывом и такими выражениями лица. Вообще не делается и, мне кажется, ни у кого другого, кроме ДК, просто не хватит пороху показать абсолютное "не убий", как и последствия отступления от него, не только не-приторно и правильно, но и верибельно (вот у РГ тоже же не хватило). А если уж на это ни таланта, ни собственной моральности не хватает, то, уж простите, мораль Джона из окончания "Этюда в розовых..." с "he wasn't a good man" мне кажется куда более честной и, если и не христианской, то, по крайней мере, нелицемерной, она скорее указывает на человека "высоких моральных принципов", или как там его окрестил Шерлок, а не снежкины, простите, пиздострадания, в той форме, как это было преподнесено, потому что тут я не увидела ни настоящей морали "не убий", которая повлекла бы муки совести совсем на другом, недоступном этому сериалу уровне, ни достаточной для принятия последствий своих действий мужественности.

@темы: Once Upon a Time

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сейчас будет трансляция всяких мультифандомных фото-шуточек из Лондона. Часть я постила на твиттере, часть эксклюзивна.

Хоббит

Знакомьтесь, ребята, это и есть Алёшенька Правда, фандомные зоологи оказались правы, и он действительно не мертвый лось, а гигантский олень.

А эта вот россыпь из Британского музея заставила меня слать мысленные приветы Торину (как, впрочем, и отдел минералов и тем более Vault в Natural History).

ШХ

Вот то, что невероятно согрело мое фанатское сердце в комнате Baker Street 22B в London Film Museum.
(Да, я сделала кучу кадров, чтобы поймать такой, где бы было видно, что на экране).




Бонус с моей физиономией.

(Это уже не в той комнате, а среди других этих штук)

ДК

Тоже из кино-музея.


А вот такой очень классический далек обитает в Музее Науки.

@темы: фотография эрго сум, ниоткуда с любовью

---

Темнеет уже достаточно поздно, если смотреть только в окно, то можно поверить, что весна, а весна - это тоска не то по несбывшемуся, не то по Абсолюту, что временами одно и то же, это вечное ожидание - пока потеплеет, пока сойдет снег, пока закончится учеба, пока что-то изменится; ожидание чуда, в общем.
Если ад - это другие, то чистилище - это одна из бесчисленных остановок поезда Пикадилли-лайн до Хитроу, когда единственное, что еще можно сделать - не читать, а смотреть на людей вокруг и пейзажи за окном, глотая последние отблески покидаемого.

@темы: остались пальто и я

---

Чтобы закрыть гештальт хоть как-то, пошла пересмотрела JCS Arena Tour. Вечная боль по поводу его переноса, конечно же, усилилась во сто крат, потому что ОФИГЕННО же. Ну и со второго полного просмотра, когда я уже знала, чего ожидать, и могла меньше сравнивать с, лучше удавалось обращать внимание на достоинства, хотя упорные руки по швам мальчика-который-Иисус на The Last Supper все еще фрустрируют.
Но Минчин Со второго раза его Иуда определенно еще более прекрасен и heartbreaking. Но вообще ему тут по силе и некоторой "агрессивности" харизмы соответствует скорее Магдалина, чем Иисус.
Священники тут, пожалуй, все же лучшие из всех версий. И теперь, когда я увидела, как одеваются люди в Сити, первое появление Пилата в этом пальто-шарфике тоже стало отдельно прекрасным.
А на этой сцене я поняла, что, несмотря на все мои претензии к взаимодействию и неизвестно какой по счету просмотр JCS как такового, некоторые вещи я все равно не способна воспринимать если и не без валерьянки, то без шоколада точно.

Пойду в дальний угол плакать о несбывшемся.

@темы: JCS

---

Никак не могу понять, в том, что меня тошнит от того места во вселенной, которое я сейчас занимаю, виновато место или все-таки я, и, следовательно, что менять: это не мое дао и мне надо искать мое, или же это мое дао, и мне надо искать способы ему правильно следовать. Вот уж действительно вопрос курицы и яйца.

@темы: остались пальто и я

---

Я думала, что чтение тильбо-фиков само по себе - максимальное guilty pleasure, которое я способна вынести, но оказалось, что я себя недооценила. Передо мной разверзлись новые бездны в виде реинкарнационных кроссоверов с "Шерлоком" с Торином-Мораном, коий (Моран, то бишь), становится воображаемым другом уже второго фандома. Если учесть, что это все обычно щедро разбавляется пост-рейхенбахским ангстом, клиническая картина ясна.
Правда, "в каноне" Армитейджа Мораном я бы даже смутно не хотела увидеть: первую половину экранного времени он бы честно убивал женщин и детей, а потом, вы сами знаете - печальные взгляды, неразделенная любовь к манипулятору-Джиму, все страдают.
Тем временем, мне за две недели надо написать курсовую, я не читала еще ни-че-го, а те две аудиокниги по РГ уже скачались и ждут своего часа. Хотя, пока я не начала смотреть Being Human, у курсовой еще есть шансы.

@темы: остались пальто и я

---

В последнее время я столько читаю фанфиков на английском, что скоро у меня начнутся проблемы с переводом уже с него. Заодно весьма интересно отслеживать любимые выражения некоторых авторов, которые куда сильнее бросаются в глаза, чем если бы это было на родном языке.
Например вот, companionable silence - комфортная тишина, пожалуй, но вот английский вариант мне нравится больше. Один автор очень любит выражение smiled (a bit) sheepishly. Еще один - ill-tempered, причем обычно про shrug.
Правда, по традиции русского фанфикшена, когда автор начинает обозначать персонажа через его прическу, мне приходится прилагать большие усилия, чтобы относиться к этому нормально.

@темы: остались пальто и я

---

Драконова болезнь

Название: Драконова болезнь
Герои: Торин, Бильбо (тут вообще броманс)
Рейтинг: G
Жанр: все плохо, но может быть хуже; слабо читающиеся интертекстуальности
На заявку: 1-90На самом деле никакого Смога не было, дракон - это Трор, которого довели гномье Кольцо, Аркенстон и жажда золота. Бильбо очень боится, что с Торином может случиться то же самое.

2756 слов

- Что ты знаешь о драконах? – вдруг спросил Торин, и почти задремавший в тишине Бильбо пожал плечами, в очередной раз забыв, что его жест никак не может быть увиден.
- Не думаю, что много. Старые легенды. Жажда золота, хитрость, долгожительство... печка с крыльями, - но Торин не поддерживает шутку. – А что?
Бильбо нашел камеру, где держали Торина, четыре дня назад, и как-то так получилось, что все больше времени, свободного от поисков пропитания и способов вытащить всех из эльфийского плена, Бильбо проводил именно здесь: странное чутье подсказывало ему, что именно Торину компания нужна более всего, но и менее всего было вероятно, что гордость позволит гному о ней попросить.
- Ты когда-нибудь задумывался, как драконы появляются на свет?
- Ну, из яиц, наверное, - растерялся Бильбо, и Торин по ту сторону двери приглушенно хмыкнул.
- Да. Из яиц. А еще из груд золота. Ты никогда не думал, почему жадность называется драконовой болезнью?
- Потому, что драконы жадные? – вновь попытался сыронизировать окончательно сбитый с толку Бильбо.
- Да, но почему именно болезнь? – хоббит почти видел нахмуренные брови и цепкий, требовательный взгляд Короля-под-Горой. Наконец, после долгого молчания Торин едва слышно заговорил: - Нет никакого дракона. Точнее, есть, но не так, как большинство думает, - Бильбо слишком живо представил себе, как гном сидит, забившись в угол между стеной и дверью у замочной скважины, совсем не такой величественный, как всегда, и почему-то очень уставший. – Нет и не было никакого Смога, Мастер Бэггинс. Только мой дед Трор и его драконова болезнь.

Бильбо был уверен, что после Каррока что-то должно измениться – на деле же изменилось то, что Торин стал еще более невыносим. Если раньше он часто предпочитал просто игнорировать хоббита, время от времени удостаивая едкими комментариями, то теперь придирки сыпались беспрестанно. Бильбо неправильно держался в седле, неправильно распределял вес сумок, неправильно шел, даже дышал неправильно. Сначала Бильбо честно пытался следовать советам, но каждый маленький успех наталкивался на пару-тройку новых замечаний, и, в конце концов, Бильбо уверился, что Торин придирается исключительно из любви к искусству. Даже Фили и Кили не доставалось столько, хотя время от времени Бильбо ловил на себе их сочувствующие взгляды.
- Можешь представить себе наше детство, - как-то заговорщицки шепнул Кили.
Именно это, пожалуй, привело к тому, что на следующее замечание (Бильбо выдержал почти три дня, и то, пожалуй, потому, что под конец стал ускользать в какой-нибудь дальний конец беорнова дома), брошенное Торином, Бильбо взорвался:
- Я же не гноменок! – яростным шепотом заявил он, не желая привлекать внимание остальных. – Не надо меня воспитывать. Я, конечно, благодарен за советы, но я не твой подданный и даже вообще не гном.
- Если бы ты был гномом, мне не нужно было бы все это тебе говорить, - глаза Торина опасно сузились, и Бильбо уже готов был отступить… почти.
- Да, я уже давно понял, что по сравнению с любым гномом я слаб и бесполезен, - огрызнулся он. – Ну и чего ты от меня хочешь?
Лицо Торина стало настолько непроницаемо-равнодушно, что Бильбо тут же пожалел о своих словах.
- Я хочу, чтобы ты выжил, - ровно сообщил Торин. – Мне казалось, это входит и в твои планы. Прости, если ошибся, - не дав сказать и слова, Король-под-Горой с безупречно прямой спиной ушел куда-то вглубь дома, а взгляды Фили и Кили стали невыносимо осуждающими.

- Ты когда-нибудь слышал о Кольцах Власти? Неважно, впрочем, тебе достаточно знать, что это могущественный артефакт, коим, среди прочих, владел мой дед. Он считал, что может контролировать Кольцо, все более и более обогащая наш дом, и, найдя Сердце Горы, думал, что может по-настоящему владеть ею… он ошибался. Он не смог контролировать эту силу.
Впервые за эти дни Бильбо был искренне рад, что не может видеть лица Торина. Ему казалось, что он оказался посвящен в что-то чрезвычайно личное и болезненное, и прямо сейчас он точно не смог бы взглянуть в глаза гордому Королю.
- Он сходил с ума. Мы замечали это и ничего не могли сделать. Он не видел больше ничего, кроме золота и Горы.
После того почета, которым было окружено имя Трора, слушать этот рассказ было странно, и Бильбо с трудом мог представить, как должен был переживать молодой Торин крушение своего идеала. Он не был уверен, что хочет знать, но прервать Торина сейчас казалось кощунством.
- Отцу удалось забрать Кольцо, но было уже поздно. Мой дед стал драконом. Можешь не спрашивать меня, насколько это метафора, мастер взломщик, я видел его, но я не могу ответить тебе. Он был могущественен и ужасен. Наверное, тогда у нас еще был шанс убить его, пока он не набрал полную силу… убить ударом в спину, во сне, и прекратить все это безумие, - из-за тяжелой деревянной двери послышался короткий, невеселый смешок. – Но мы не смогли. Мы, все мы, просто сбежали, и попытались начать новую жизнь. Дейл был разрушен, Эребор горел, когда дед понял, что не может в полной мере завладеть силой Горы, а эльфы не захотели помочь. И мы просто бежали, - повторил Торин, и Бильбо дорого отдал бы, чтобы его голос не звучал настолько безжизненно спокойно. – Я и мой отец, мы не были достаточно храбры. Мы не убили его тогда. Просто не смогли. Мы сбежали. Мы даже не были достаточно храбры для того, чтобы запятнать свое имя, рассказав всем правду. Так появился Смог. Немыслимая, отвратительная ложь… еще более немыслимая правда. Ты осуждаешь меня, полурослик?
- Нет, - тихо ответил Бильбо раньше, чем успел обдумать вопрос, и это была правда. Торин тихо хмыкнул и продолжил:
- Собственно, всю правду из нашей компании знает только Балин. И теперь ты.
Бильбо знал, что такие вопросы не стоит задавать, но вряд ли уже можно было придумать что-то более жаляще-личное, чем то, что он только что услышал.
- Почему я?
- Я хочу, чтобы ты выжил, - просто ответил Торин.

Попытки наладить общение с Торином, которое выходило бы за рамки коротких приказов или замечаний, было сродни желанию удержаться ночью пьяным на узком заборе (не то чтобы у Бильбо был подобный опыт, но он представлял себе это именно так): захватывающе, и почти легко, и вроде находишь нужный угол, а через мгновение уже потираешь ушибленную часть тела и пытаешься понять, когда и что сделал не так. Торин не закрывался, но и не шел навстречу, и больше всего Бильбо боялся переступить границы дозволенного. Впрочем, пока этого не случилось, и хоббит мало-помалу по-настоящему знакомился с Торином. Впрочем, чем больше он узнавал, тем больше понимал, что, за фасадом королевского величия, высокомерия и упрямства, с которыми Бильбо уже успел познакомиться не понаслышке, скрывалось существо замкнутое, нетерпеливое, обидчивое и по-своему уязвимое.
Через два дня после произошедшей стычки королевское неодобрение, которое вновь обрушилось на Бильбо, надоело окончательно, и хоббит решил, что кто-то из них должен быть умнее. Когда вечером они остановились на последний перед Лихолесьем привал, Бильбо решительно схватил две тарелки и отправился к привычно сидевшему чуть в стороне Торину.
- Прости, я не хотел тебя обидеть, - прямо сказал он, протягивая гному тарелку. Это был почти беспроигрышный ход: ну не будет же он отказываться от еды только для того, чтобы еще некоторое время наслаждаться возможностью активно не одобрять хоббита.
Наверное.
- Ты меня не обидел, - ровно парировал Торин. – На что обижаться? Ты же не гном, и даже не мой подданный, как ты сам верно подметил.
Только теперь Бильбо понял, что же именно в его словах задело Торина. С его точки зрения это было почти смешным, но обидеть еще больше неуместными хиханьками сейчас было никак нельзя. Подумать только, то его не хотят признавать частью отряда, то уже Торин недоволен напоминанием о том, что Бильбо не до конца находится под его рукой.
- Ну, да. Но то, что я не гном, дает мне право ходить без этих ваших жутких сапог, но не быть неблагодарным, - удерживая улыбку в уголках губ, отозвался Бильбо. Взгляд Торина оставался непроницаемым, но после несколькосекундной паузы он молча взял протянутую миску, и Бильбо мысленно вздохнул с облегчением.
Впрочем, после того, как его битых полчаса заставляли дышать под счет, а потом, потешая весь отряд, ходить вокруг костра, сгибая ноги так, чтобы ненужно не напрягать колени, Бильбо начал думать, что мог повременить с примирением ну хотя бы еще пару дней.
- Над нами дядя тоже так издевался, - доверительно поведал ему Кили, за что схлопотал символический подзатыльник.
- Поверь, когда-нибудь это может очень пригодиться, - заметил Торин и отстраненно добавил: - Меня учил этому дед.

- Поэтому ты не… не отправился туда раньше? – после долгой паузы тихо спросил Бильбо.
- Достаточно сложно смириться с тем, что тот, кто был для тебя… кто сделал тебя тем, кем ты есть, научил тебя всему, был примером – что он не просто умер или даже сошел с ума, а превратился в что-то другое, злое. Я не уверен, что это на самом деле страшнее обещанной тебе «печки с крыльями», - вот это уже лучше, давай, Торин, давай, ирония – всяко лучше, чем тот мертвенный холод, который пробрался в твой голос, хочешь, я ляпну какую-нибудь глупость, посмеешься надо мной, хочешь? – Но мне показалось, что ты должен знать. Тебе придется с этим столкнуться. И мне придется с этим столкнуться.
В конце коридора послышались легкие, надоевшие до зубовного скрежета эльфийские шаги, и Бильбо прыснул в сторону, не успев сказать, что Торин точно, всенепременно справится.

Бильбо казалось, что еще чуть-чуть, и его начнет тошнить – не столько от постоянного, привычного уже голода, сколько от самого воздуха Лихолесья. Нет, он ничем не вонял, никаких устрашающих запахов мертвечины или гнили, но временами хоббиту думалось, что это было бы, по крайней мере, честнее, чем эта тяжелая, душная затхлость. Воздух давил на плечи едва ли не сильнее, чем бесчувственное тело Бомбура, и Бильбо шел, уткнувшись взглядом в тропу. Смотреть на спутников, не менее мрачных и подавленных, чем он сам, не хотелось. Из всех только Фили, Кили и Бофур еще сохраняли подобие присутствия духа, но песенка, которую последний напевал себе под нос, была глухой и неразборчивой, будто из-под одеяла.
- Ты хорошо справляешься, - Бильбо вздрогнул и, подняв глаза, понял, что умудрился не заметить приближение Торина. Он уже так привык, что дружественные чувства и признание гнома проявлялись через бесконечную череду придирок, советов и почти издевок, что не сразу понял, что же тот сказал. Торин, не дожидаясь ответа, чуть хлопнул его по плечу, улыбнулся и ушел вперед, и Бильбо целых, быть может, полчаса после этого казалось, что он действительно справляется.

Отчаянно цепляясь за скользкую, верткую, мокрую бочку, Бильбо пытался дышать под счет, как его учил Торин. Он совсем не был уверен в том, что это действительно помогает сохранить дыхание или не тратить лишней энергии, но, по крайней мере, он был более сосредоточен на том, чтобы не сбиться со счета, а не на холодном водном потоке, в котором он мог оказаться при малейшем неправильном движении, и потому это успокаивало. Теперь Бильбо знал, что аналогия с сидением на заборе была не совсем удачной, и общение с Торином больше напоминало вот эту вот непредсказуемую бочку, а еще мысленно благодарил незнакомого, свихнувшегося Трора, короля-дракона, который наверняка когда-то очень любил своего внука.

- Если ты хотел нас убить, мог выбрать какой-то более благородный способ, - это первое, что произнес Торин после того, как выбрался из бочки. Ну, по крайней мере, первое, что он произнес на всеобщем, а сказанное на кхуздуле, был уверен Бильбо, ему понимать совершенно не обязательно – все равно теперь была его очередь обижаться на гномью неблагодарность.
- Если ты хотел заплесневеть в эльфийских подземельях, надо было сказать раньше, - отрезал Бильбо и, не успел Торин ответить чем-то в том же духе, добавил: - Лучше займись чем-нибудь полезным, например, помоги вытащить остальных, если хочешь продолжить этот ваш дурацкий поход, - Торин смерил его убийственным взглядом, но, тем не менее, действительно прекратил жаловаться и принялся помогать в вызволении товарищей.
- А тебе под горячую руку лучше не попадаться, Мастер Бэггинс, - с полуулыбкой заметил Торин, когда все остальные уже были извлечены на свет.
- Взаимно, - оглушительно чихнув, принял извинения Бильбо.

Бильбо был уверен, что они больше не вернутся к начатому в эльфийской темнице разговору, и оказался почти прав. В Озерном Городе у Торина было слишком много дел, а сам он со своей простудой мог держать в голове мысли разве что о теплом молоке с медом, которое приносили ему человеческие женщины. Думать о том, что будет дальше, не хотелось, но простуда отступила, а печаль, все чаще находившая приют в глазах Торина, лишь наступала.
Было около трех пополуночи и все уже давно спали, когда вышедший за водой хоббит заметил в гостиной у огня темный силуэт. Невидяще уставившись в огонь, Торин задумчиво водил гребешком по своим волосам. Ровные под его рукой, слева они были совсем спутанные, и Бильбо не стал задаваться вопросом, сколько времени он сидел вот так вот. Вместо этого, повинуясь порыву, он тихо подошел и, забрав гребешок, сел за Торином, принявшись медленно и тщательно расчесывать его шевелюру, полностью сосредоточившись на своих действиях. Торин вздрогнул, но не отстранился. Через несколько минут с его губ сорвался вздох, будто он проснулся, и судорожное каменное напряжение покинуло его плечи.
- Иногда мне кажется, что большим эгоизмом было брать тебя в этот поход, - внезапно сказал он.
- Ну, вы ведь наняли меня, - легкомысленно отозвался Бильбо. – Все честно.
- Теперь ты знаешь больше, чем тогда. Ты все еще считаешь, что это честно? Мы наняли тебя проникнуть к дракону, а не спасать нас, как это раз за разом делал ты, и не… тебе ведь должно быть все равно, Гора не твоя, ты не гном, не мой подданный.
- Когда я напомнил об этом тебе, ты обиделся. Теперь моя очередь? – Бильбо постарался, чтобы его голос звучал насмешливо, хотя на самом деле единственное, что сейчас имело значение – пряди жестких черных волос, которые он пропускал сквозь свои пальцы и зубья гребешка.
Торин повел плечом, но смолчал, и Бильбо знал, что, глядя в огонь, тот, как и он сам, думает о драконе, о жажде власти и золота, что может жечь еще больнее, и теперь, зная, что Торин может повернуться и взглянуть ему в лицо, Бильбо ни за что не сказал бы то, что хотел сказать в эльфийском подземелье, «ты-обязательно-справишься»; оно будет лишним и фальшивым, да и как можно, ведь «справишься» означает смерть того, кто когда-то был едва ли не важнее всего, пусть, может, и не от руки самого Торина, детеныша дракона, к которому со смертью деда перейдет его сокровище, его жажда, его пламя; «ты справишься» означает, что вернуть свой дом он сможет только с нестерпимо заманчивой ношей, с которой – справится ли? Поэтому Бильбо смолчал; едва ощутимо проведя пальцами по волосам гнома, вернул ему гребешок и ушел, не желая видеть отблески пламени в глазах Торина. Больше всего ему хочется верить в то, что король-дракон, с которым ему предстоит столкнуться, действительно будет выглядеть как печка с крыльями, сколь угодно устрашающая змея, и ничуть не будет походить на своего внука.

Дракон действительно был всего лишь змеей, и можно было сделать вид, что в низком голосе и манере говорить нет ничего от Торина, а еще порадоваться, что тому не нужно спускаться сейчас, не нужно говорить с драконом, ища знакомые черты. Бильбо было страшно, но не за себя. Он вернулся к гномам с украденным кубком, и ему казалось, что какая-то непреодолимая сила влечет Торина вниз, туда, в логово разъяренного короля-дракона, в их общий дом. В узком, заваленном душном тоннеле Бильбо дремал, прислонившись к плечу Торина, и в полусне ему казалось, что он вновь там, внизу, и каждая золотая монета шепчет ему что-то, а дракон шипит – неплохо справляешшшшьсссся – и постепенно превращается в Торина. Бильбо казалось, что это заключение никогда не закончится, что это их разновидность вечности, которую они заслужили, наверное, за какие-то грехи, но потом прошло и это, и, когда они спустились вниз, и в глазах Торина отражался уже не огонь камина, а золото, Бильбо понял, что бой еще не окончен; король умер – да здравствует король, не так ли? – и, узнав в красивом камне, который он присвоил себе, то самое Сердце Горы, Бильбо не спешил отдавать его детенышу дракона с золотым отблеском в глазах.
Дни шли, Торин отчаянно, нездорово искал Аркенстоун, и Бильбо казалось, что находиться рядом с драконом ему было уютнее, чем с таким Торином. Он не справляется, отчаянно не справляется, и постоянными спутниками Бильбо стали страх и какое-то ноющее ощущение в груди сродни настоящей физической боли, которое усиливалось, стоило ему лишь взглянуть на Торина, исхудавшего, потрепанного, страшного, одержимого, ослепительно-величественного, все еще прекрасного Торина. Они больше не говорили, лишь однажды вечером Торин подошел к Бильбо, сидящему чуть вдалеке от общего костра, и молча протянул гребешок, пронзительно, цепко глядя в глаза хоббиту, и в его взгляде были одновременно приказ и странная мольба, страстная ярость и жажда бесконечно древнего существа и неуверенность только что потерявшего дом мальчишки, которым он когда-то был. Расчесывая жесткие волосы гнома, Бильбо с ужасом понимал, что, пожалуй, это последний раз, когда он видит настоящего Торина, Торина – принца в изгнании, Торина – Короля-под-Горой, гордого, упрямого и обидчивого, своего Короля, а не детеныша дракона, и что он пойдет на все, лишь бы Торин остался собой – убьет, раскрошит Аркенстоун или свернет чертову Гору… как окажется вскоре – даже предаст.

@темы: фики: Хоббит

---

Кто убил Дракона

А вот следующие два фика на одну тему, ничего не могу поделать, меня не отпускает "кто убил дракона - сам должен стать драконом". Поэтому тут названия лажают совсем.

Название: Кто убил Дракона
Пейринг: Торин/Бильбо
Рейтинг: G (но слэш уже чуть менее пре-)
Жанр: как всегда, все плохо, но не безнадежно
На заявку: 1-53 АУ. После Битвы Пяти Армий Бильбо становится пленником Эребора и его короля.

2943 слова

Ему снится, что он дракон. Огромный, проворный, смертоносный змей, защищающий добытые им сокровища. Он ощущает под своим брюхом монеты – сотни, тысячи золотых монет. Даже сквозь собственную чешую и броню из драгоценностей он чувствует каждую из них, каждый завиток гербов и королевских портретов. Он помнит все принадлежащие ему вещи и любит их со всей страстью, на которую способно драконье сердце, потому что каждый кубок, каждый канделябр, каждый кинжал, каждая монетка по-особенному прекрасны – а он умеет ценить красоту.
Торин просыпается и долго не может выровнять дыхание. Этот сон приходит вновь и вновь, как раньше снился горящий Эребор, и ему требуются долгие минуты, чтобы поверить: дракон мертв, он, наконец-то, дома, Гора со всеми ее сокровищами принадлежит ему, законному Королю, и этого не изменит никто и ничто.
Он спускается в сокровищницу и, не чувствуя усталости, продолжает свои поиски. Ему кажется, он помнит каждый кубок, каждую монету, которую откладывает в сторону, и не может ошибиться в том, искал ли он уже в том или ином месте. Каждый кусочек золота или серебра, каждый драгоценный камень имеют свое лицо, свою суть – и как он только мог не замечать этого раньше! Они прекрасны, эти вещи, от их красоты захватывает дух, и потому еще отчаяннее он ищет самое прекрасное, самое дорогое – Аркенстоун. Он представляет его, помнит каждую грань, каждую линию, и невозможность увидеть его на самом деле, взять в руки, причиняет боль почти физическую, такую, как в балладах испытывают влюбленные, разлученные с объектом страсти – но как может сравниться хрупкая, тленная плоть с безупречностью этого камня!
Впрочем, нет, думает Торин на следующее утро, глядя на своих друзей и союзников. Их запасы пищи на исходе, под глазами многих залегли темные круги, скулы Кили заострились еще больше, щеки Бомбура обвисли, как у печальной собаки, а хоббит будто и вовсе не спал, – но нет. В хрупких созданиях есть своя прелесть. Торину кажется, что он никогда раньше не видел так четко и правдиво – что он никогда раньше на самом деле и не видел, и не знал никого из своих союзников.
- Я был прав тогда, - бормочет он себе под нос. – Целая армия не стоит их. Я не мог бы выбрать никого лучше.
Именно эти тринадцать станут подспорьем его трона, по-настоящему разделят и оценят его сокровища – самые верные, самые стоящие.
И все же, он помнит и знает, как свои руки, каждую грань виденного много лет назад Аркенстоуна, но совсем не понимает, из-за чего хмурится Балин, что за песню мычит под нос Оин, о чем шепчутся его племянники и почему у хоббита такие красные глаза.
- Ты плохо спал? – нет, нет, конечно, нет, - мысленно возражает Торин, и от недосыпания предметы едва заметно расплываются – но это Бофур чуть наклонился к Бильбо.
- Нет, - отвечает тот почти машинально и тут же улыбается криво, незнакомо и поводит плечами. – Мне не нравится это все. То, что происходит. То, что мы в осаде.
- Скоро придет Даин. Мы победим, - уверенно восклицает Ори. Они сидят за столом, завтракают, хоть и скудно, но спокойно, а Торину чудится, что он видит на лицах друзей отблески походного костра.
- Да-да, конечно, - Бильбо кивает и смотрит с тоской куда-то вдаль, будто может видеть сквозь стену. – Мне просто надоело. Я хочу домой, - признается вдруг, и Бофур понимающе хлопает его по плечу, а Торин спрашивает неожиданно для самого себя:
- Тебе не нравится Эребор? – звук его голоса заставляет Бильбо вздрогнуть; кажется, он избегает его взгляда.
- Нет, нравится, конечно, - немного растерянно отзывается он, но у этого ответа неприятный привкус, будто вино отдает уксусом – так сам Торин говорил про ювелирные украшения, выходящие из мастерских людей, может, и неплохие, но чуждые настолько, что жгли руки, и Торину чудовищно обидно, будто, отозвавшись с таким равнодушием о Горе, хоббит оскорбил его самого – не специально, пожалуй, он просто еще не видел всего, не понял до конца, и это можно исправить.
- Тогда почему ты так спешишь уйти?
Бильбо чуть ежится, будто хочет оказаться где-то подальше от него – как в самом начале их путешествия, будто и не было всего того, что Бильбо сделал ради них и за что Торин отплатил ему признанием и дружбой.
- Я хочу домой, - беспомощно повторяет он.
- Эребор может стать для тебя домом.
Бильбо лишь дергает плечом, явно не желая продолжать этот разговор, но Торин наклоняется чуть вперед и в упор смотрит на него – а хоббит все еще упорно избегает встречаться с ним глазами.
- Что тебе делать там, дома? – тихо, но с нажимом спрашивает он. – Вновь вернуться к своей тихой, скучной жизни? Но тебе ведь понравилось. Приключения. Опасности. Победы, конечно. Ты один из нас. Твое место здесь.
Бильбо медленно качает головой и все-таки поднимает на него глаза.
- Мой дом там, - совсем тихо, но твердо говорит он. – Твоя гора прекрасна, но она – твой дом. А мой – там.
Ты сам будешь жалеть, хочет сказать Торин.
Ты ничего не понимаешь, хочет сказать.
Он и забыл, как можно чувствовать не злость, или презрение, или ненависть, или даже горечь предательства – а просто обиду, будто кто-то близкий выкинул мерзкую, толстошкурую шутку. Хоббит один из них, один из его людей, один из союзников, тот, кто не раз уже был рядом даже тогда, когда от него этого не ожидали – и это Эребор, прекраснейшее королевство, которое еще восстановит все свое былое величие и богатство, и хоббит просто не может не оценить этого, он не может хотеть уйти куда-то, он ведь с ними со всеми, он все знает – как он может любить свою нору больше, чем Эребор? Он просто не видел еще всего, - думает Торин, но я покажу ему – и вместо всех тех слов, что крутились на языке, говорит:
- Возвращайтесь к поискам, - не желая замечать очевидного облегчения, отпускающего сведенные плечи Бэггинса.

И разгневанным, и преданным, и даже ненавидящим он становится потом, на стене, когда узнает, что хоббит отдал врагам его величайшую драгоценность – и он с трудом сдерживается, чтобы не убить его, не сбросить вниз прямо со стены. Предатели всегда отвратительны. Кто-то – Балин? или, может, Фили? – говорит ему что-то, пытается убедить, что Бэггинс сделал это из лучших побуждений – но как можно предать из лучших побуждений? Как может это сделать тот, кто принял службу добровольно, кто не раз был полезен, кто не раз доказывал свою верность и смог завоевать доверие, из ненужного чужака превратившись в друга, в равного? В этот момент Торину почти плевать на то, что Бильбо сделал на самом деле, на то, что прекраснейший из камней, когда-либо появлявшихся в недрах земли, в руках его врагов – это личное оскорбление, удар ему в спину – в сердце. Но все же он дает хоббиту уйти, и очень скоро раскаивается в том, что было сказано и сделано.
Ему кажется, будто он видит Эребор и самого себя глазами Бильбо. Это странное и, пожалуй, не самое привлекательное зрелище: полуразрушенное королевство, где каждый зал все еще воняет змеей, и его король, буквально пьяный от дома, от Горы, от золота, от королевства, которое – с удивлением теперь понимает Торин – он на самом деле никогда раньше и не думал вернуть, не верил, что это возможно; и тут вот оно, вот дом его предков, вновь свободный от зла, под его рукой, и все то прекрасное, что было в нем сделано, и все то прекрасное, что может быть сделано – как по-другому он может вести себя? Ему нужен взгляд со стороны, если он хочет стать мудрым королем, войти в легенды не только как воин, но и правитель, а его гномы пьяны не многим меньше его самого. Ему нужно знать, просто нужно знать; он должен править так, чтобы его Эребор полюбил и хоббит, чтобы все-таки увидел, чтобы понял. Он должен стать безупречным, как Аркенстоун, Королем для своей Горы.
Когда Битва заканчивается, Торин понимает, что – вновь – совсем не рассчитывал пережить эту битву. Но вот он, раненый, но все же живой, и, конечно же, он поправится – уже просто не имеет права умереть; живы, хоть и ранены, его племянники, и все те, кто были с ним, а хоббит стоит у его постели, и, кажется, его трясет.
- Я хочу взять обратно свои слова, сказанные тогда, у ворот, и загладить свои поступки, - говорит он. В улыбке Бильбо мешаются облегчение и радость, и невольно Торин улыбается в ответ. Нужно учиться держать свой норов под контролем и не поддаваться порыву – хорош бы он был, если бы изгнал, а то и убил, одного из самых верных и полезных своих людей!
- Для меня было большой честью участвовать в этом приключении, - отзывается Бильбо, и Торин качает головой:
- В тебе больше хорошего, чем ты думаешь. Доля отваги, доля мудрости, сочетающихся в меру.
Торин знает, что не ошибся в нем, и именно поэтому неделю спустя, уже стоя твердо на ногах, говорит:
- Хоббит останется здесь.
Гэндальф молча поднимает бровь, бросая вопросительный взгляд на Бильбо. Тот поджимает губы, превращающиеся в тонкую резкую черту, и это почти забавно – наблюдать, как он пытается справиться со злостью. Торин знает, что сейчас в хоббите – как в нем самом тогда, на стене – дружеские чувства и верность вступают в схватку с обидой и непониманием.
- Не останусь, - наконец, ровно говорит Бильбо и глядит исподлобья. Торину, признаться, стыдно, но досада, если хоббит уйдет, будет куда больше. Он скоро успокоится и сам еще порадуется, что ему не дали совершить огромную глупость, вернувшись в свое тихое, уютное болотце.
- Это приказ, - говорит Торин и почему-то отводит глаза, не желая глядеть ни на Бильбо, ни на Гэндальфа, взгляд которого теперь холодно-изучающий, неприятный.
- Ты не мой король, Торин, - тихо напоминает Бильбо, и гном чуть кривит губы в ироничной усмешке.
- Неужели? А мне кажется, так предать можно только своего короля, - он знает, что это нечестно и некрасиво, потому что хоббит, хоть и уверен в правильности своего поступка, все же страдает от чувства вины. Сам Король, кажется, не до конца простил Бэггинса; но теперь у него будет и своя вина – они квиты, можно сказать. Он загладит и это, обязательно загладит, пусть только Бильбо позволит, пусть только останется – он не сможет уйти сейчас, а потом…
- Мастер Бэггинс. Ты нужен мне здесь, - уже мягче выговаривает Торин и все же смотрит на него, только на него. Это тоже нечестно, это – чтобы не дать по-настоящему взбунтоваться против насилия, которому не позволила бы подчиниться гордость. – Пожалуйста.
Вряд ли он когда-нибудь забудет это выражение лица Бильбо – интересно, так ли выглядел он сам, обиженный и преданный заслужившим доверие? – но, в конце концов, хоббит лишь молча, сухо кивает, и на следующий день Гэндальф уезжает один.

Ему снится, что он дракон, вместо чешуи у него – ограненные алмазы, по жилам течет расплавленное золото, а в груди – Сердце-Камень, и он просыпается в сокровищнице, чтобы увидеть прямо перед собой врага, старого гномьего короля, стоящего бесстрашно и нагло, и он в ярости бросается, поливая огнем, пытаясь укусить, и обламывает зубы, потому что гном высечен из цельного камня, отвратительной, насмешливой каменюки, и его собственное тело корчится в судороге, мучительной судороге окаменения, потому что он больше не дракон; он смотрит на своего деда и превращается в сияющую драгоценную статую с камнем-сердцем.

Бильбо учит Фили старой хоббичьей игре, они сами чертили поля, а вместо фигурок у них – золотые и серебряные монеты. Иногда Бильбо кажется, что в этом проклятом Эреборе нет ничего, кроме золота и драгоценностей, но он тут же стыдится этой мысли и отвечает на улыбку Кили. Он знает, что оба гнома беспардонно отлынивают от своих новых обязанностей и ужасно хотят хоть как-то развеселить его и составить компанию – впрочем, все из тех, с кем он путешествовал, даже суровый Двалин, приходили к нему теперь, чтобы скрасить его странный досуг.
- Я знаю, дядя иногда – хорошо, часто – перегибает палку, - говорит Фили. – Но неужели тебе так уж плохо тут?..
Кили смотрит на него с надеждой, как ребенок, будто от его слов действительно что-то зависит, и Бильбо вздыхает.
- Не плохо, - признает он. – Но…
- Просто ты нравишься дяде, - перебивает его Кили. – Как и нам всем. А дядя не любит отдавать то, что ему нравится, и расставаться с друзьями.
- Быть пленным – не совсем то, что входит в мое понимание дружбы, - кривовато усмехается Бильбо и указывает Фили на наилучший возможный ход.
Правда в том, что ему жаль Короля-под-Горой. Эта жалость не имеет ничего общего с тем, что испытывают к слабейшему, не имеет ничего общего и с обычным милосердием или состраданием, она по-своему эгоистично, потому что Бильбо больно видеть Торина таким, и эта боль комкает его сердце каждый раз, когда он видит его. Именно поэтому, а не из чувства вины или страха, он не уходит. Он лелеет надежду как-то помочь, все исправить, хоть не смог исправить, отдав Аркенстоун, но все же не может сложить руки, взять на себя еще и эту вину, не может просто так уйти, оставив Торина таким – но когда тот приходит и ведет его на очередную бесконечную прогулку по Эребору, будто действительно надеясь впечатлить строительными работами, старыми развалинами или остатками былой красоты – он молчит, натыкаясь на холодный, будто каменный взгляд Короля.

- Неужели мое общество так неприятно тебе? – больше недели совместных прогулок по Эребору, во время которых Бильбо едва раскрывает рот, проходит до того, как Торин впервые задает этот вопрос. Он старается как может, он хочет, чтобы хоббиту понравилось его королевство, чтобы он чувствовал себя здесь не пленником, не гостем, а полноправным хозяином – но, кажется, у него это плохо выходит. Сейчас они стоят в самом начале колоннады, уходящей почти в бесконечную даль, где на каждой колонне искусно вырезан один из эпизодов гномьей истории.
- Нет, - Бильбо чуть качает головой, и Торин не впервые замечает, что хоббит на самом деле куда старше, чем показался в их самую первую встречу – он увидел это тогда же, когда понял, что душа того – удивительной красоты сталь в мягких ножнах.
- Если нет, почему же тогда ты не хочешь говорить со мной, мастер Бэггинс?
- Я не знаю, что тебе говорить, - просто признается тот.
- Правду. Желательно – правду, - Торину кажется, что теперь он знает, как чувствует себя статуя, рассыпающаяся под действием времени, городская стена, которую постепенно подтачивают ветры пустыни.
Бильбо вновь качает головой, его улыбка горька, и Торин хватает его за плечи, встряхивает – он не хочет даже теперь, когда он вернул свой дом, стал Королем, следить за каждым своим словом и жестом, тем более не с хоббитом, который даже не его подданный, лишь наемник, вкравшийся в доверие, стальной клинок, единственная трезвая голова…
- Мне нужна твоя правда, - говорит Торин и, кажется, впервые за долгое время Бильбо смотрит ему в глаза – пристально, изучающе, почти неуютно. – Я не дурак, мастер Бэггинс. Я знаю: то, что погубило моего деда, имеет власть и надо мной. Золото, мой камень, это место ослепляют меня. Я знаю это, но я не могу этого видеть. Ты единственный, кто никогда не был ослеплен ни золотом, ни мной самим, кто может сказать правду.
Говорить это невыносимо, потому что слишком похоже на мольбу о помощи, но Торин говорит, ибо знает, что вряд ли когда сможет так попрать свою гордость – только сейчас, когда очередной сон еще не стерся из памяти, когда он все еще будто чувствует холод подступающего камня. Бильбо чуть стискивает его руку, и Торин понимает, что его хватка на плечах хоббита должна быть болезненной, но не может разжать пальцы.
- Я понимаю. Вот только не понимаешь ты: пока я здесь, пока ты считаешь, что можешь удержать меня так, как это сделал ты – ты ослеплен еще больше, и ты этого не преодолеешь. Я ничем не могу помочь тебе. Не так.
- Ты и про дракона так говорил, - упрямо напоминает Торин. – Ты говорил, что ты не вор и не герой – посмотри же на себя. Ты нужен здесь.
- Скажи мне, Торин Дубощит, я нужен здесь как один из твоих людей – или как одна из твоих побрякушек, которые ты так любишь?
Бильбо смотрит ему в глаза, и Торин судорожно вздыхает, потому что на самом деле не знает ответа на этот вопрос. Он все же отпускает его плечи и, наклонившись, целомудренно целует в сомкнутые губы. Бильбо не отступает, но и не отвечает на поцелуй, и, когда Торин отстраняется, все так же смотрит на него – без злости, впрочем, и его не-холод заставляет Торина поежиться, и руки покалывает, будто он сунул их после мороза в горячую воду.
- Не надо, - тихо говорит Бильбо. – Я ведь все понимаю. Ты ведь не хочешь этого – ты хочешь меня удержать. Мне жаль разочаровывать тебя, мой король. Я сделал бы все, чтобы помочь тебе, но, пока ты не научишься расставаться с тем, что считаешь своим, никто тебе не поможет.

Бильбо седлает пони на рассвете. Все те, с кем вместе он путешествовал, уже приходили попрощаться, и сейчас с ним остались лишь Фили и Кили, сумрачные, будто бы были в чем-то виноваты.
- Но если он отпустил тебя – значит, ты можешь остаться? – сбивчиво выпаливает Кили. Фили молча смотрит на Бильбо – он тоже думал именно об этом.
- Если я останусь сейчас, Торин решит, что так и нужно, - бормочет он. – И будет полагаться на меня. Будет ждать, что я помогу ему преодолеть эту жажду – а я не могу. Не тогда, когда и сам могу стать для него чем-то вроде красивого клинка.
Он хлопает по плечу понурившегося Кили и заставляет себя улыбнуться. Он и правда будет скучать по ним – по ним всем.
- Выше нос, мы еще увидимся, - обещает он, и лицо Кили самую малость светлеет.
- Ловлю на слове, мастер взломщик, - отзывается он, и Бильбо смотрит вдаль, сквозь стену Эребора.
- Тебя точно не надо проводить? Гэндальф тебя встретит, а не растворится, как всегда, по своим магическим делам? – переспрашивает, щурясь, Фили, и Бильбо кивает:
- Точно.
- Нам тебя будет не хватать, - вдруг говорит он. – И дяде будет тебя не хватать. А потом он наверняка очень разозлится. Будет рвать и метать.
- Пусть, - неожиданно светло улыбается Бильбо, взбираясь на пони.
Пусть обижается, и злится, пусть даже считает себя преданным – это все понятное, настоящее, живое. Главное чтобы не взялся каменной судорогой, не стал королем-драконом – но теперь Бильбо просто уверен, что этого не случится – и, быть может – даже наверняка! – когда-нибудь он еще сожмет в приветствии ладонь Короля-под-Горой, и ни в прикосновении, ни во взгляде его не будет больше пробирающего золотого холода.

@темы: фики: Хоббит