[Колокольчик фарфоровый]

Прочитала тут "451 градус по Фаренгейту".
Из хорошего, или, точнее, из заинтересовавшего - образ брандмейстера, который сочувственно рассказывал главному герою, где он не прав и как пожарные оберегают всеобщее счастье. Мне вспомнился Великий Инквизитор Достоевского, и подумалось, что, по всей видимости, каждая уважающая себя антиутопия должна иметь своего Великого Инквизитора - человека на стороне системы, который, тем не менее, знает, как думает "добро", усвоил всю его аргументацию и при этом продолжает придерживаться веры в необходимость насильственного "всеобщего счастья". С филологической точки зрения было бы интересно исследовать рецепцию и интерпретацию образа Великого Инквизитора, хотя меня заинтересовало скорее другое: от него никуда не деться, этот образ успешно функционирует, даже превратившись в этих антиутопиях во вполне общее место, ибо он - обратная сторона героя; и не потому что тянет его назад, в систему, а потому что в каждом герое (и, соответственно, читателе) живет червячок Великого Инквизитора, который хочет осчастливить человечество и даже подозревает, что знает, как это сделать - и читатель узнает себя в этом очередном "Великом Инквизиторе" в не меньшей мере, чем в герое.
И все идет отлично, я увлеченно думаю на эту тему, пока внезапно, на двух третях книги, главный герой не убивает человека. Практически не поморщившись, не испытывая особых угрызений совести, и, более того, другой "хороший" подтверждает, что да, молодец, так и надо. На этом моменте все - у меня морально-этический коллапс. Я мира этого не принимаю не могу принять произведение, которое пропагандирует свободу, индивидуальность, книжки, собственно, критикует войны и общество потребления - и в котором герой, перешедший на "светлую сторону", вот так вот легко убивает кого бы то ни было - и всем так и надо. Я еще могла бы простить это милитаризированному Оруэллу, потому что у него все же другая система ценностей и он заранее о другом говорит (ну, то есть, от него и не ждешь ничего), но тут вот у меня было ощущение, что меня жестоко наебали. И фраза из предисловия Это проявилось позже в том, что когда Гитлер сжигал книги, я переживал это так же остро как и, простите меня, когда он убивал людей, потому что за всю долгую историю человечества они были одной плоти перестала казаться такой уж безобидной. Нет, ребята, нет. У меня не укладывается просто в голове, как человек, который продвигает такие вроде как гуманистические ценности, может дать своему герою вот так вот легко убить, как он не понимает, что никакая защита прав книжек и думающего общества не оправдает убийство.
С эстетической точки зрения, кстати, провалов тоже хватает: как по мне, перебор с "Геннадий был метафоричен", и концовка слишком уж манифестационно-дидактична (что особенно мило сочетается с вышеизложенными соображениями). Но, конечно, по сравнению с вот этим вот мимолетно-проходным убийством все остальное меркнет. Мне срочно захотелось на ручки к Достоевскому хотя бы пересмотреть какую-нибудь серийку Being Human в терапевтических целях.

@темы: література

Comments

[Errin]

Мне кажется, это самое страшное, когда об убийстве между делом говорится. Ценность жизни нивилируется до упоминания.

Меня в этом плане совершенно убил "Город грехов". Не сам фильм, а моя реакция на него. Первые двадцать минут происходящее вызывает О_____о вот такую реакцию. А потом... привыкаешь. И в общем уже особо не дергает, разве только когда жестокость по нарастающей идет. Это привыкание, мимолетность "ага, очередной трупак, давайте дальше уже" - ужасное свойство психики. К хорошему быстро привыкаешь. Но и к плохому тоже.

[дорогой Эсме]

Да. Стиль полемики важнее предмета полемики.
Вообще, подобострастное обожание "печатного слова" как-то каждый раз заново коробит (и если бы оно было только у Бредбери), со всеми периферийным нытьем об упадке бумажной книги. Возвести переносчик информации в статус реликвии - это, конечно, очень по-человечески.

[Колокольчик фарфоровый]

Errin,

Мне кажется, это самое страшное, когда об убийстве между делом говорится. Ценность жизни нивилируется до упоминания.

это всегда дергает, но все-таки в какой-то мере это зависит от специфики произведения - ну, грубо говоря, когда смотришь какой-нибудь боевичок, действительно, то от него просто ничего хорошего и не ожидаешь в этом смысле.
хотя, возможно, в этом тоже проблема: по-хорошему, даже и в боевичках такого быть не должно, а выходит, что вот, как ты говоришь, очень быстро к этому привыкаешь, восприятие затирается

дорогой Эсме,

Вообще, подобострастное обожание "печатного слова" как-то каждый раз заново коробит

угу. вроде как действительно, если Брэдбери был свидетелем сожжения книг, его эмоции понять можно... с другой стороны, короткая сцена в "Кристофере и ему подобных", когда он смотрит на эти самые сжигаемые книги, неодобрительно качает головой и уходит, меня впечатлила куда больше, чем сто вордов текста
до меня уже после того, как я написала пост, дошло, что там ведь все еще хуже: судя по концовке, где каждый рассказывает, "носителем"-запоминателем какой книги он является и чуть ли не прямо говорит про себя как про книгу в человеческой обложке, не просто книга приравнивается к человеку, а, действительно, выходит "книга важнее человека"

[дорогой Эсме]

действительно, выходит "книга важнее человека"

И при том создается впечатление, что на повторное нахождение истин, в книгах прописанных, человечество не способно. Потому лучше потерять условное количество людей (или позволить им всю свою жизнь посвятить конкретному произведению, его запоминанию и воспроизведению), чем книги.
Как-то все это отвратительно и никуда не ведет.
Тупиковая ветвь "борьбы за лучшую жизнь".

[Колокольчик фарфоровый]

дорогой Эсме,
воот. да и война как освобождение необходимого (в том числе интеллектуального) пространства и энергии для того, чтобы люди этими знаниями заинтересовались, тоже как-то... тот же Великий Инквизитор, только в профиль, по большому счету. и то, что у него просвещение вместо счастья на кону, не сильно улучшает впечатление