Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
тишина наступаеттишина наступает, как свора собак, не виляя хвостом, не мигая единственным глазом. мне страшно бежать, страшно думать, еще страшней – оставаться на месте. каждый шаг, вздох, мысль, сомненье – как справка о том, что жива, что съедобна, что меня можно рвать, как конверт, извлекая на свет, отделяя совсем друг от друга мужчину и женщину, грех и спасенье, сансару-нирвану, и пустить ковылять одноглазую, безъязыкую, ждать, пока светофор не отпустит свой цвет на зиму. она может все это, моя тишина, просто любит играть в поддавки, в дурака, и пока что дает мне голос, вцепляется в тело, сжимает передние зубы, извлекает из недр его крик, как простой сувенирный магнит, она лепит меня жертвой, вдыхает в меня жизнь, снимает отличный лук и дает любоваться делом своих рук – каждым мигом того, как я есть.
мои пальцы пронзает звук, но горло податливо, как пластилин, непригодно к дрожанью. мои губы шиты белыми нитками как и все, что исходит из них в эти дни, я не верю сама себе, но нет никого, чтоб проверить (поворот головы к окну, проверяю – но тут все честно)
все здесь склеено из цветных бумажек на скорую руку пустотой, безъязыкостью. бабочки, вспоровшие каузальностью мой живот, на них нанизаны. гроздь чакр, из которых скоро настоится не слишком вкусное, но крепкое вино, на них нанизана. геометрия моей головы, мандала мозга, расчерченная осями от уха до уха, от темени до горла, от мысли до страдания, прямыми, которые никогда не пересекаются, как бы ни старались – и там гипотенуза пустоты, и там острый угол лишенности речи.
то, что я слышу вокруг себя, натужно, как звон колоколов в воскресный полдень, как урок английского в младших классах, как признанье в любви в ночь до расставания. мои мышцы растягиваются и сжимаются, предчувствуя побег, но у тишины другие планы на меня
знаю, вишу я в ветвях на ветру – сколько долгих ночей?
тишина – копье, прикалывающее гусеницу к белому листу так, чтобы рано или поздно вылупилась бабочка
тишина – это распни его шрифтом таймс нью роман на задней стенке черепа
тишина – это доменная печь бабы яги, в которой варят суп из таких, как я
несусветное словоблудие, логос, ставший плотью, плоть, ставшая хлебом, майевтика, герменевтика, диалектика, риторика, схоластика, свастика, масть не та, власть не та, где мечта, пустота, красота,
и все снова и заново, как маршрут автобусов, как шкура глобуса, выпрямляясь, оставляет шрамы «здесь был шар»,
как пожар, мама, у меня пожар сердца, тушите пожар,
несмышленыш, куда ты зашел, поворачивай вспять, не сходи с тропы
здесь не будет любви и дружбы, лишь я и ты, я и ты
что ты делаешь здесь? отвернись, защити от надежды свой взгляд
ряд чисел. ряд изменивших. ряд неизменных. ряд
повторов, как только бывает в сансаре. на этой неделе
скидка на бонусы к карме, да как же вы мне надоели
этот глаз не сомкнуть, пока слово не станет плотью.
этот рот будет сшит, ибо нет зерна, чтоб молоть ему
тишина наступает, как тихое бульканье в трубах, как колокол, бьющий полночь, как жужжанье холодильника и компьютера, как полная своя противоположность, как утверждение следствий, что опередят причины, принудившие к расследованию, тишина вновь сомкнет сансару с нирваной в общем триумфе дня всех святых трудящихся, пролетариев духа, ноябрьских пьяниц в масках гая фокса, и костры будут гореть вместе с теми, кто их зажег, и в стол находок придет такой-то: я тут чей-то чужой смысл жизни нашел, на южном вокзале листок – сорок евро награды, хотя это я так, от души, мне и денег не надо (разве, может быть, столько, чтоб тсссс разукрасить в цвета, каких можно добиться, смешав бумагу с пастелью), ну что же вы все, голоса, на меня налетели, вон послушайте лучше того, с нэвэрмор, у него ведь столько названий, столько имен, он и северный ветер, и ветер восточный, и ветр перемен – что, хотите сказать, что ни в чем нету смысла? все тлен? моя печень смеется над этим. и уши смеются. и даже глаза, хоть у них, пожалуй, больше всего причин согласиться. уважаемый, не пора ли нам – подчеркнуть вариант – удалиться/напиться?
ну и ладно. не очень-то надо. посмотрите, как я нынче вежлива и мила. сделайте перевод на мой кармический счет (цель платежа: на нирвану). спасибо.
тишина меня ждет. ей осталась пара укусов до сердца. размелю фалло-логоцентризм и спущусь к обеду – мне больше некуда деться.
мои пальцы пронзает звук, но горло податливо, как пластилин, непригодно к дрожанью. мои губы шиты белыми нитками как и все, что исходит из них в эти дни, я не верю сама себе, но нет никого, чтоб проверить (поворот головы к окну, проверяю – но тут все честно)
все здесь склеено из цветных бумажек на скорую руку пустотой, безъязыкостью. бабочки, вспоровшие каузальностью мой живот, на них нанизаны. гроздь чакр, из которых скоро настоится не слишком вкусное, но крепкое вино, на них нанизана. геометрия моей головы, мандала мозга, расчерченная осями от уха до уха, от темени до горла, от мысли до страдания, прямыми, которые никогда не пересекаются, как бы ни старались – и там гипотенуза пустоты, и там острый угол лишенности речи.
то, что я слышу вокруг себя, натужно, как звон колоколов в воскресный полдень, как урок английского в младших классах, как признанье в любви в ночь до расставания. мои мышцы растягиваются и сжимаются, предчувствуя побег, но у тишины другие планы на меня
знаю, вишу я в ветвях на ветру – сколько долгих ночей?
тишина – копье, прикалывающее гусеницу к белому листу так, чтобы рано или поздно вылупилась бабочка
тишина – это распни его шрифтом таймс нью роман на задней стенке черепа
тишина – это доменная печь бабы яги, в которой варят суп из таких, как я
несусветное словоблудие, логос, ставший плотью, плоть, ставшая хлебом, майевтика, герменевтика, диалектика, риторика, схоластика, свастика, масть не та, власть не та, где мечта, пустота, красота,
и все снова и заново, как маршрут автобусов, как шкура глобуса, выпрямляясь, оставляет шрамы «здесь был шар»,
как пожар, мама, у меня пожар сердца, тушите пожар,
несмышленыш, куда ты зашел, поворачивай вспять, не сходи с тропы
здесь не будет любви и дружбы, лишь я и ты, я и ты
что ты делаешь здесь? отвернись, защити от надежды свой взгляд
ряд чисел. ряд изменивших. ряд неизменных. ряд
повторов, как только бывает в сансаре. на этой неделе
скидка на бонусы к карме, да как же вы мне надоели
этот глаз не сомкнуть, пока слово не станет плотью.
этот рот будет сшит, ибо нет зерна, чтоб молоть ему
тишина наступает, как тихое бульканье в трубах, как колокол, бьющий полночь, как жужжанье холодильника и компьютера, как полная своя противоположность, как утверждение следствий, что опередят причины, принудившие к расследованию, тишина вновь сомкнет сансару с нирваной в общем триумфе дня всех святых трудящихся, пролетариев духа, ноябрьских пьяниц в масках гая фокса, и костры будут гореть вместе с теми, кто их зажег, и в стол находок придет такой-то: я тут чей-то чужой смысл жизни нашел, на южном вокзале листок – сорок евро награды, хотя это я так, от души, мне и денег не надо (разве, может быть, столько, чтоб тсссс разукрасить в цвета, каких можно добиться, смешав бумагу с пастелью), ну что же вы все, голоса, на меня налетели, вон послушайте лучше того, с нэвэрмор, у него ведь столько названий, столько имен, он и северный ветер, и ветер восточный, и ветр перемен – что, хотите сказать, что ни в чем нету смысла? все тлен? моя печень смеется над этим. и уши смеются. и даже глаза, хоть у них, пожалуй, больше всего причин согласиться. уважаемый, не пора ли нам – подчеркнуть вариант – удалиться/напиться?
ну и ладно. не очень-то надо. посмотрите, как я нынче вежлива и мила. сделайте перевод на мой кармический счет (цель платежа: на нирвану). спасибо.
тишина меня ждет. ей осталась пара укусов до сердца. размелю фалло-логоцентризм и спущусь к обеду – мне больше некуда деться.