Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
В одном из мастер-классов для сценаристов наткнулась недавно на такую формулировку:
О том, сколько в мире существует сюжетов, единого мнения нет. Кто-то считает, что их бесчисленное множество. Польти насчитал 36. Я считаю, что сюжет в кино всегда один и тот же.
Вот он.
Герой живет в своем привычном мире. Но у него есть какая-то пустота, которую он не может заполнить ничем и которая мешает ему жить так же, как живут все окружающие. Герой хочет заполнить эту пустоту. И он отправляется на поиски того, чем ее можно заполнить. Сначала он ищет в своем привычном мире, но ничего не находит. И тогда ему приходится выйти за границы привычного мира и отправиться в другой мир. Герой преодолевает все препятствия на пути к цели и достигает ее. После чего он возвращается домой. Но, заполнив пустоту, он уже никогда не будет прежним. Он навсегда меняет свою судьбу и становится хозяином двух миров. Даже если он при этом умирает, то над его могилой летят пионеры – «привет мальчишу!»
В конце книги «Тайные общества. Обряды инициации и посвящения» Элиаде – опять же вместе с Проппом и Юнгом заодно – говорит о том, что в современном десакрализованном мире «память» об обрядах посвящения воплощается в первую очередь в произведениях искусства, часто неосознанно даже для автора, в виде обычных приключений. Для доисторических обществ посвящение равнялось созданию человека как культурного и духовного существа, его второму рождению, в отличие от рождения первого, чисто физического – и в современном мире психологическая потребность человека в духовной реализации, в «посвященности», влечет его к такому виду литературы (или кино), которое позволяет в художественной форме, в воображении, пережить это посвящение.
Эта тема очень интересна – хотя бы потому, что автор вышеприведенной цитаты о сюжетах не говорит прямо об инициации, но смысл остается тот же самый (он добавляет еще: «интересное кино — это всегда история о герое, который переменил свою судьбу»).
Мы говорим об интересном персонаже и о сопереживании ему как залоге успешности произведения, и это все связывается воедино: герой, которому мы сопереживаем, заполняет свою «пустоту», он проходит посвящение, меняет судьбу – и читатель/зритель вместе с героем тоже проходит это посвящение.
Вот это уотсоновское I was so alone and I owe you so much – оно ведь тоже, с теми или иными вариациями, универсально. Вышеприведенная «схема» сюжета работает не только для сразу вспомнившегося «Хоббита» (и ВК заодно – но у Толкина, тем более учитывая его связь со скандинавской мифологией, вообще все это на поверхности), но еще и для «Шерлока», и для каждого нового спутника Доктора (и вы можете продолжить ряд). Примечательно еще и то, что во всех трех названных случаях проходящий инициацию герой является «неофитом» при героях, которые всегда являются одновременно и наставниками в посвящении, как бы «старшими колдунами», и теми «духами» (богами, предками етс), с которыми, по идее, должен вступить в контакт новообращенный – и они-то как раз судьбу свою и не меняют, они в той или иной мере остаются константами – и поэтому, даже если они протагонисты (из этих трех случаев это не так только в хббт), повествование ведется от лица другого.
Во всех этих случаях герои ценны – и вызывают не только сопереживание, но и как бы желание быть похожими на них – тем, что они в конце концов осознают, кто они. Происходит процесс индивидуации, который Юнг считал воплощением на психическом уровне (угадали) все того же посвящения, преодоления человеком препятствий (в большинстве своем порожденных его собственным бессознательным, конечно) на пути к становлению истинного «я». Мы сопереживаем им в процессе и восхищаемся ими потому, что сами постоянно делаем то же самое: пытаемся покинуть зону комфорта и убежать на приключения, найти по-настоящему любимое дело, вырваться из обыденности, быть храбрее, умнее и добрее, чем были. Быть настоящими собой, в общем.
Больше всего, пожалуй, мы привязываемся к тем персонажам, которым удается решить именно наши проблемы, причем я не думаю, что эти персонажи должны быть похожи на нас или даже на наши представления о нас идеальных. Они «резонируют» скорее не с нашим «я», а с нашим бессознательным, с тем потенциалом и теми импульсами, которые заложены там – и в процессе обнажения которых как раз и должна происходить индивидуация. И вполне возможно, что больше всего мы сочувствуем персонажам, которые вступают в резонанс с теми «точками», мотивами в нашем бессознательном, о которых мы не имели представления – и которые начинают проявляться именно благодаря сопереживанию этим персонажам, изменяя, «посвящая» нас вместе с ними.
О том, сколько в мире существует сюжетов, единого мнения нет. Кто-то считает, что их бесчисленное множество. Польти насчитал 36. Я считаю, что сюжет в кино всегда один и тот же.
Вот он.
Герой живет в своем привычном мире. Но у него есть какая-то пустота, которую он не может заполнить ничем и которая мешает ему жить так же, как живут все окружающие. Герой хочет заполнить эту пустоту. И он отправляется на поиски того, чем ее можно заполнить. Сначала он ищет в своем привычном мире, но ничего не находит. И тогда ему приходится выйти за границы привычного мира и отправиться в другой мир. Герой преодолевает все препятствия на пути к цели и достигает ее. После чего он возвращается домой. Но, заполнив пустоту, он уже никогда не будет прежним. Он навсегда меняет свою судьбу и становится хозяином двух миров. Даже если он при этом умирает, то над его могилой летят пионеры – «привет мальчишу!»
В конце книги «Тайные общества. Обряды инициации и посвящения» Элиаде – опять же вместе с Проппом и Юнгом заодно – говорит о том, что в современном десакрализованном мире «память» об обрядах посвящения воплощается в первую очередь в произведениях искусства, часто неосознанно даже для автора, в виде обычных приключений. Для доисторических обществ посвящение равнялось созданию человека как культурного и духовного существа, его второму рождению, в отличие от рождения первого, чисто физического – и в современном мире психологическая потребность человека в духовной реализации, в «посвященности», влечет его к такому виду литературы (или кино), которое позволяет в художественной форме, в воображении, пережить это посвящение.
Эта тема очень интересна – хотя бы потому, что автор вышеприведенной цитаты о сюжетах не говорит прямо об инициации, но смысл остается тот же самый (он добавляет еще: «интересное кино — это всегда история о герое, который переменил свою судьбу»).
Мы говорим об интересном персонаже и о сопереживании ему как залоге успешности произведения, и это все связывается воедино: герой, которому мы сопереживаем, заполняет свою «пустоту», он проходит посвящение, меняет судьбу – и читатель/зритель вместе с героем тоже проходит это посвящение.
Вот это уотсоновское I was so alone and I owe you so much – оно ведь тоже, с теми или иными вариациями, универсально. Вышеприведенная «схема» сюжета работает не только для сразу вспомнившегося «Хоббита» (и ВК заодно – но у Толкина, тем более учитывая его связь со скандинавской мифологией, вообще все это на поверхности), но еще и для «Шерлока», и для каждого нового спутника Доктора (и вы можете продолжить ряд). Примечательно еще и то, что во всех трех названных случаях проходящий инициацию герой является «неофитом» при героях, которые всегда являются одновременно и наставниками в посвящении, как бы «старшими колдунами», и теми «духами» (богами, предками етс), с которыми, по идее, должен вступить в контакт новообращенный – и они-то как раз судьбу свою и не меняют, они в той или иной мере остаются константами – и поэтому, даже если они протагонисты (из этих трех случаев это не так только в хббт), повествование ведется от лица другого.
Во всех этих случаях герои ценны – и вызывают не только сопереживание, но и как бы желание быть похожими на них – тем, что они в конце концов осознают, кто они. Происходит процесс индивидуации, который Юнг считал воплощением на психическом уровне (угадали) все того же посвящения, преодоления человеком препятствий (в большинстве своем порожденных его собственным бессознательным, конечно) на пути к становлению истинного «я». Мы сопереживаем им в процессе и восхищаемся ими потому, что сами постоянно делаем то же самое: пытаемся покинуть зону комфорта и убежать на приключения, найти по-настоящему любимое дело, вырваться из обыденности, быть храбрее, умнее и добрее, чем были. Быть настоящими собой, в общем.
Больше всего, пожалуй, мы привязываемся к тем персонажам, которым удается решить именно наши проблемы, причем я не думаю, что эти персонажи должны быть похожи на нас или даже на наши представления о нас идеальных. Они «резонируют» скорее не с нашим «я», а с нашим бессознательным, с тем потенциалом и теми импульсами, которые заложены там – и в процессе обнажения которых как раз и должна происходить индивидуация. И вполне возможно, что больше всего мы сочувствуем персонажам, которые вступают в резонанс с теми «точками», мотивами в нашем бессознательном, о которых мы не имели представления – и которые начинают проявляться именно благодаря сопереживанию этим персонажам, изменяя, «посвящая» нас вместе с ними.