Сейчас, после второго Достоевского подряд, "Крейцерова соната" Толстого кажется мне еще более мерзкой (уж простите на сильном слове). Его идеальным героем никогда не мог бы быть князь Мышкин, потому что, судя по "сонате", "Исповеди" и что мы там еще читали, Толстой не мог сказать самого главного, у него Бог был что угодно, но только не любовь. Взять хотя бы для сравнения "позитивную" программу "сонаты" и "Идиота" хотя бы в смысле вот этой самой любви - и к женщине, и к ближнему - да и (все)прощения. Не мне судить о сущности христианства и том, что с этой точки зрения правильно, а что нет, но, скажем так, если из положения стороннего "наблюдателя" мне и раньше позиция Достоевского была ближе - и казалась более идеально-христианской, то теперь я в этом лишь утвердилась.

@темы: література, life is a gift horse in my opinion

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Посмотрела "Идиота", который сериал.
Мне все-таки очень нравится, как Бортко работает с материалом. Он знает, что из романов надо делать не менее чем десятисерийные сериалы с сохранением максимального количества диалогов - хотя с "Мастером и Маргаритой" он все-таки обошелся более вольно, чем с "Идиотом" (что, впрочем, не мешает мне любить и этот сериал).
Каст в целом очень хороший, хотя Рогожина и Лизавету Прокофьевну я внешне представляла по-другому. Басилашвили - чудесный актер, но когда он переставал говорить эмоционально и начинал говорить спокойно, я слышала голос Воланда и у меня случался когнитивный диссонанс.
Из минусов - Аглаю все-таки не вытянули. В книге она более тонкая - в этом потеряла не она одна, конечно, но от нее без этого осталось меньше, чем от других. В книге все ее выходки объясняются застенчивостью и гордостью, и потому я ей сочувствовала, а здесь она выглядит скорее просто истеричкой, что довершает ее поход к Настасье Филипповне.
НФ, кстати, поразительно красивая и действительно очень похожа на то, что я представляла.
После того, как я осознала параллель с булгаковским Иешуа (или, скорее, наоборот, Иешуа с Мышкиным, ну, вы поняли), мне упорно казалось, что Бортко в фильме эти вот аллюзии только подчеркивает. Если бы МиМ снимал не он, я могла бы списать это на синдром поиска глубинного смысла, а так даже не знаю. Например, когда в первой серии князю говорят "да вы философ", потом прямо называют "добрым человеком", а в одной из серий ближе к концу, в Павловске, есть кадр с князем, который чуть ли не точь-в-точь "процитирован" потом в самом конце МиМ, когда мастер и Маргарита получили уже свой покой и идут по тропинке, спускаясь чуть вниз, несколько деревьев по бокам, а впереди - мостик. В последних кадрах, в Швейцарии уже, князь очень похож не то на Ван Гога, не то собственно на мастера. А, если говорить про актрис, я вполне могла бы представить Ковальчук НФ и ту-которая-НФ - Маргаритой.
Вообще где-то под конец со всеми этими параллелями подумалось, уж не была ли булгаковская Маргарита - и вообще эта любовная линия - как раз такой вот - вряд ли очень сознательной, впрочем - попыткой дать "хэппи-энд" князю. Если принять, что Иешуа и мастер - две стороны одной монеты, а Иешуа и Мышкин явно состоят в более чем тесном "родстве", может и так. Впрочем, возможно, это "синие занавески", но мне нравится такая версия. Она чуточку утешает.

@темы: література, сінематограф

---

Одна знакомая недавно сказала про себя: "все, что я делаю - это рыдаю и читаю, читаю и рыдаю".
Кажется, я начинаю понимать ее лучше, чем хотелось бы. Привет, учебный год, тебя прошло всего четыре дня, а май бади майнд из реди.
Не представляю, как люди перепоступают с третьего-четвертого курса на первый. Для меня даже один год в этом заведении кажется невыносимо длинным.
В такие моменты я начинаю думать, что шутки шутками, а после бакалаврата мне все-таки надо хотеть уезжать не к немцам, а в Индию, искать какой-нибудь уютненький ашрам или что-то такое.

@темы: я сижу у окна, я помыл посуду

---

в предыдущих сериях Достоевского

Достоевский - это, Вася, такая вещь, от которой те черты характера, которые временами кажутся проявлениями соплежуйства, непрактичности, безвольности и излишней рефлексии, вдруг начинают видеться единственно правильными, а в общем и целом сам себе начинаешь казаться сволочью если и не последней, то где-то близко. Такая вот внешняя совесть.
Читаю "Идиота", от которого меня теперь отвлекает универ, и князь Мышкин соу фар - один из самых чудесных литературных героев, которых я только встречала. Доктора напоминает, особенно Десятого. Ну да, Christ figure, куда тут деться. Да и вообще давно я такого удовольствия от художественной литературы не получала. Даже удивительно: после "Братьев Карамазовых" у меня сложилось впечатление, что Достоевский безупречно умен, талантлив и этичен, но все-таки тяжел и воспринимается лучше маленькими порциями - а тут и отрываться не хочется.
И, все-таки, если бы меня кто-нибудь спросил о книге про христианство в лучших его выражениях, то я бы точно посылала читать Достоевского. Я в очередной раз понимаю, почему русская религиозная философия так его любила - и почему в лучшем случае отстраненно-уважительно оценивали Толстого.

Юпд: дочитала. Теперь я с чистой совестью могу говорить, что не все мои любимые персонажи умерли - один окончательно свихнулся. Лучше бы он умер. Я, конечно, краем глаза по критикам была проспойлерина концовкой, но я все-таки тихо до последнего вытесняла эти спойлеры из сознания и надеялась, что все будет не настолько плохо.
У меня вот, знаете, редко с книжками так бывает, что просто чтение какой-то сцены или описания вызывает буквально физическое ощущение любви, когда становится тепло в груди и хочется не то обнять кого-то, не то плакать, не то улыбаться, как идиот. У меня здесь такое бывало очень на многое - особенно когда дело касалось князя и Аглаи. Не знаю уж, почему, но меня их линия очень зацепила, и мне потому срочно нужна какая-нибудь альтернативная реальность, в которой они поженились и жили долго и счастливо. Когда князь уже под конец пошел на очередной заход женитьбы на Настасье Филипповне, мне очень хотелось стукнуть его чем-нибудь, хотя, при том, что НФ мне несимпатична, я его понимаю. Хотя и не настолько, чтобы оправдывать - то есть, даже с этической, или религиозной точки зрения этот выбор не настолько верен, чтобы я всерьез могла сказать, что, вразрез собственным чувствам и чувствам/судьбе другой женщины, князь поступает правильно. Не знаю, может, ему за то и прилетело окончательным отрывом от реальности из-за того, что он "превысил полномочия" как Christ figure: ну не вижу я, чтобы это было единственно верным решением и, судя по тому, что случилось с Аглаей, она тоже вполне заслуживала того, чтобы ее спасали - и, самое главное, с ней князь бы действительно мог это сделать.
Сцена, когда впервые заговорили о "рыцаре бедном" и Аглая читала князю этот стих, показалась почему-то едва ли не самой прекрасной во всем романе. Это, не знаю, настолько филигранно-тонко написано, насколько только возможно. Каждое малейшее эмоциональное состояние героев, которое отображается притом через внешние реакции, когда иногда читатель понимает лучше, чем герои, что происходит, и становится вроде как соучастником.
Князь Мышкин, повторюсь, прекрасен.
Вчера пошла гуглить сериал, потому что думала, что надо будет растянуть удовольствие. Сейчас все равно пойду смотреть, конечно, но все равно, когда я знаю теперь концовку, мне хочется в темный угол.

запись создана: 04.09.2013 в 22:24

@темы: література

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Этот внутренний ау-кроссовер настолько прекрасен и изумителен, что я оставлю это здесь.

[L]Колокольчик фарфоровый[/L] <a href="http://nameofrose.diary.ru/p191273135.htm">восхищается</a> фан-видео с Розой и Кларой

@темы: Doctor Who

---

Я наконец-то досмотрела третий сезон "Игры престолов".
Даэнерис все еще прекрасна как эстетический факт, хотя под конец со своим "социальной программой" и толканием речей с камушка окончательно превратилась в Ленина на броневике. Тирион все еще прекрасен как все факты, кроме эстетического, и внезапно к прекрасному добавились еще и Джейме с Бриенной. Санса не раздражала, Серсеи и Джоффри было относительно мало, поэтому тоже почти не раздражали.

а дальше вроде как бурчу

Зачем были линия с Теоном и большая часть похождений Сэма - одним создателям известно. Я бы, например, вполне могла обойтись без подробных пыток Теона, и даже старый-добрый Иван Реон в кадре этого не меняет.
Техасская резня бензопилой в девятой серии как-то не впечатлила. Ну, то есть, кровь-кишки на весь экран всегда неприятно впечатляют, конечно, но все-таки обычно смерть главных вроде-как-положительных героев, предполагается, должна вызывать более сильные эмоции, чем отвращение к крови-кишкам. Впрочем, к тому, что в этой вселенной даже толком никого не жалко, я уже давно привыкла (хотя и не понимаю, зачем пачками выпиливать главных героев, если они даже не вызывают сочувствия - шоб було? шоб шутить было про кого? ну разве что).
Вообще этот сериал противоречит, по большому счету, всем моим предпочтениям как читательским, так и, мм, писательским. Я в свое время грешила на то, что в сериале нет "личных отношений" или еще чего-то, но, после перечитывания учебника для сценаристов Макки поняла, что все еще проще, и тут просто ни у кого нет настоящего внутреннего конфликта - никакого разрыва, за который я могла бы зацепиться. Максимум "многомерности" - это как раз Тирион, и то не столько из-за внутреннего конфликта, как из-за противоречия "характеризации" (принц, урод, пьяница, бабник етс) и "характера" с души прекрасными порывами на регулярной основе; ну и в этом сезоне раскрылся Джейме. Все остальные руководствуются единственной побудительной силой/чертой характера. Папа Ланнистер честолюбствует и тиранствует, Серсея кудахчет над детьми, Санса вечная damsel in distress, Арья вечная "я и сама могу", про всяких Станнисов и красных женщин и говорить нечего. "Игра престолов" - это сплошной текст - продуманный, закрученный, напряженный - но без намека на подтекст. А я не могу сопереживать персонажам, у которых нет разрыва между текстом и подтекстом, которые не поступают так, что мне приходится отыскивать в их мимолетных словах или грустных взглядах в окно объяснение их поступкам - и то же самое с "личными отношениями". Если герои ведут себя так, что мне не хочется спросить, почему они это сделали, какая у них травма детства/тайная страсть/настоящий характер - если они мне понятны по "тексту", в общем - мне не о чем думать и сопереживать, и тогда мне плевать, когда легким движением руки с особой жестокостью вырезают троих положительных персонажей.
Со смертями, кстати, то же самое. Они недостаточно внезапны, чтобы иметь под-смысл "этот мир абсурден", но и никак не подготавливаются, чтобы стать осмысленными. Ну вот, например, я знала, что Роба с женой убьют, но на это не только ничто не указывало (что, может, и хорошо), но, поскольку это не зависит ни от него, ни даже от мира, в котором он живет, ни от рока, а только от воли автора, мне было совершенно неинтересно, как и почему его убьют, потому что это может произойти настолько в любой момент, что смерть не несет вообще никакой смысловой нагрузки - просто со сцены убирается игрок (а я начинаю тихо надеяться, что станет хотя бы на одну сюжетную линию меньше). Ай мин, вот в тех же Spooks тоже главные герои мерли пачками, но там это способствовало сохранению чувства реальности "наша служба и опасна и трудна", но тут и этого нет.
Короче, это я о чем: объективно все хорошо, все замечательно, но субъективно слишком уж это не моя вещь, чтобы мои с ней отношения могли сместиться куда-то от "посмотрю-ка я, пока болею, вышедший полгода назад сезон, чтобы понимать все шуточки и разговоры на тему".

@темы: series

---

Перед первым курсом: О боже, как все интересно!
Перед вторым: О, интересно, новые предметы, новые преподаватели!
Перед третьим: Эти три с половиной предмета могут быть интересными, ну вот, опять этот преподаватель.
Перед четвертым: Интересно, какому мудаку дали этот предмет?

@темы: раби цікавості та пихи (с)

---

Пост любви к Эдинбургу. Собственно, мои открытки с видом. Две нижние - оксфордские, те, что сверху торчат - Виндзор, кажется.

@темы: фотография эрго сум, ниоткуда с любовью

---

Фик по РГ

Муаххаха, я это все-таки сделала. В случае обнаружения исторических ляпов перекладываю ответственность на создателей сериала, которые историю знают не лучше. Жанр темного прошлого - на их же совести.

Название: Связанные
Автор: Колокольчик фарфоровый
Герои: Робин Гуд, Гай Гисборн, несколько второстепенных омп
Тип: джен
Рейтинг: G
Размер: миди (6705 слов)
Саммари: АУ после первых минут Bad Blood. Общие братья если и существуют, то где-то за кадром. Но, пусть и при других обстоятельствах, Робину и Гаю все еще приходится говорить о прошлом – и пытаться понять друг друга.
Дисклаймер: не принадлежит, не извлекаю

Робин очнулся связанным. Во рту пересохло, заведенные за спину руки онемели от неподвижности, а тонкая, туго затянутая веревка больно впивалась в запястья. Последним, что он помнил, была очередная стычка с Гисборном в лесу и, кажется, они даже толком не начали драться – как же он тогда оказался в таком положении?
Стараясь не издавать лишних звуков, чтобы не привлечь раньше времени внимание неведомых врагов, Робин открыл глаза. Что ж, по крайней мере, это не подземелье замка – приятное разнообразие. Все еще Шервуд, но уже ночь. Слева – костер. Справа… Робин неудобно вывернул шею и наткнулся на чуть расфокусированный взгляд еще не до конца проснувшегося Гисборна.
Ну да, конечно. Дротики.
По крайней мере, теперь он мог быть уверен, что это не Гисборн в кои-то веки придумал какой-нибудь хитроумный трюк, который позволил бы ему одержать победу. Это чуточку утешало.
- Гуд? Это твои штучки? – хриплым шепотом спросил рыцарь.
- Да, конечно. А сам я рядом прилег, чтобы тебе не было так одиноко, – огрызнулся Робин.
Судя по взгляду Гисборна, им овладело желание продолжить прерванную драку прямо сейчас, реализации которого мешали разве что их несколько стесненные обстоятельства.
- Скорее уж это штучки твоей сестры, – после короткого размышления добавил Робин. Гисборн дернулся и, скривившись, кивнул: крыть было нечем, других людей, заинтересованных в том, чтобы схватить их обоих, больше не было. Вроде бы.
Где-то за головой послышалось тихое шуршание листьев, и Робин напрягся.
- Гисборн! – шикнул он, привлекая внимание, но рыцарь уже и сам выворачивал голову, пытаясь разглядеть приближавшегося к ним человека.
- Для двух самых разыскиваемых людей графства вы на удивление беспечны. Слишком уж заняты друг другом, – почти дружелюбно сообщили им откуда-то с недостижимой для лежащих на земле высоты. Все, что Робин разглядел – лишь закутанную в темный плащ фигуру.
- Кто ты и зачем мы тебе? – Робин должен был признать, что умения рявкать повелительным голосом у Гисборна было не отнять.
- Я всего лишь скромный наемник, – охотно отозвался мужчина.
- Изабелла…
- Шериф Ноттингемский все еще пребывает в плену заблуждения, согласно которому лучший способ поймать кого-то – отправить за ним стражников, – перебил его наемник. – Я работаю на сэра Генри Уитхилла. Мы переночуем здесь, а потом доставим вас на место. Да, кстати, не советую пытаться сбежать: я не один, и этих замечательных дротиков у нас хватает.
- Кто такой Генри Уитхилл? – требовательно спросил Робин, но наемник лишь передернул плечами и отошел, усевшись по другую сторону костра. Неудобно перекатившись на заведенную назад руку, Робин убедился, что на границе освещенной поляны можно рассмотреть как минимум двоих людей и, еще поворочавшись, вновь оказался лежащим на правом боку, лицом к Гисборну.
- Меня обычно не ловят люди, о существовании которых я не имел до того ни малейшего представления, – пробормотал Робин, но Гисборн смолчал. Его задумчиво-отстраненное лицо Робину совершенно не понравилось. – Гисборн? – подозрительно окликнул он. – Ты знаешь, кто это?
- Знаю, – после паузы хмуро отозвался рыцарь.
- И?
- Мой бывший господин, – последовал еще более неохотный ответ.
- Отлично, – Робин закатил глаза. Общая картина происходящего все еще не слишком складывалась в его голове. – Неужели ты настолько плохо исполнял свои обязанности? Впрочем, я не удивляюсь…
- Это не твое дело, Гуд, – неожиданно вспыхнул Гисборн и рывком, по виду чуть не вывернувшим плечо, перевернулся на другой бок, спиной к разбойнику.
Не больно-то и хотелось.
Мимолетное раздражение вновь пробудило застарелую ненависть, и несколько минут Робин сверлил мрачным взглядом затянутую черной рубашкой спину, желая, чтобы неведомый сэр Генри учинил Гисборну как можно более жестокую расправу. Потом – впрочем, куда осторожнее – и сам перевернулся так, чтобы его связанные руки не были видны наемнику. Что-что, а просто так лежать тут он не собирался. И не из таких передряг выбирались. Гисборн пусть разбирается со своим бывшим господином, да хоть с самим дьяволом в аду, а у него есть дела поважнее – освобождать Англию, например.
Но через полчаса пришлось признать, что при всех попытках ослабить или растянуть тонкая веревка еще сильнее впивалась в запястья так, что Робин практически перестал чувствовать пальцы, а, значит, с освобождением придется повременить до более благоприятного момента.
Ну, ничего. И не с таким справлялись.

Похитителей было четверо, и под их конвоем Робин и Гай, связанные спиной к спине, весь день тряслись на одной лошади, причем Робин ехал задом наперед, что отнюдь не улучшило его настроения. Вскоре после полудня стало ясно, что они уже должны были покинуть графство. Понимая, что, чем дальше они отъезжают, тем меньше шансов, что его найдут друзья, Робин возобновил свои попытки избавиться от веревок, но и без того нелегкую задачу усложняло то, что они с Гис борном, занимавшимся тем же, постоянно сталкивались пальцами, стесняли движения и мешали друг другу. С другим товарищем по несчастью вернее всего было бы одному попробовать распутать веревки другого, но, даже если бы Гисборн согласился, вести переговоры в их положении было не слишком удобно – да и, даже освободи они руки, вряд ли им удалось бы бежать, а не получить по еще одному дротику с сонным зельем.
Вечером, уже затемно, они остановились у небольшого поместья: двухэтажный дом, мало чем отличающийся от дома самого Робина в Локсли, за ним – небольшая деревушка. С лошади пленников пришлось практически снимать: за день езды спины у обоих затекли, конечности онемели, и они едва ли могли передвигаться самостоятельно. Их привели в какой-то подвал, судя по всему, чаще использующийся для хранения припасов, чем узников, развязали руки и оставили, захлопнув тяжелую деревянную дверь.
- Эй, а кормить нас вы собираетесь? – прокричал Робин вслед наемникам, но ответа не получил. – Ну отлично.
Растирая запястья, он принялся ходить туда-сюда по тесному помещению, желая хоть как-то размять ноги. Гисборн подпирал стену, очевидно, не желая ни садиться, ни – из чувства противоречия – следовать примеру разбойника.
- Может, прекратишь уже мельтешить? – наконец не выдержал он, и Робин на мгновение замер. Желание продолжить то, на чем их прервали, то есть долгожданную драку, моментально вспыхнуло с новой силой, тем более, что теперь оба были в одинаково плачевном состоянии, а, значит, на равных.
- Слушай, впервые в жизни я оказался под стражей не из-за того, что я разбойник. Почти обидно, - вместо этого сказал Робин. – Впрочем, раз я здесь из-за тебя, некоторые вещи в мире остаются неизменными. Так и кажется, что вот-вот придет Вейзи и начнется знакомая песня.
- Если бы не я, эта перспектива была бы вполне реалистичной, – хмуро отозвался Гисборн.
- Что? При чем тут ты?
- А сам не догадываешься? – по-видимому, гордость в очередной раз одержала победу не только над здравым смыслом, но и над физическим дискомфортом: вместо того, чтобы хоть немного размять мышцы, Гисборн привычно скрестил руки на груди и застыл у стены.
- Так это ты убил его? – назло вечному противнику Робин ни на секунду не оставался на месте, теперь старательно приседая.
- Да.
- Почему?
- Какое тебе дело! – переход от почти вежливой беседы к вспышке злости в исполнении Гисборна был, как всегда, непредсказуем.
- Да никакого, в общем-то, - Робин подумал о том, чтобы начать отжиматься, но выпускать Гисборна из поля зрения не хотелось. Отсутствие оружия отнюдь не означало, что тот не попытается задушить его голыми руками… и что такого желания не возникнет у самого Робина. – Но уж явно не из альтруистичных побуждений. Или ты думаешь, что это искупает все, сделанное тобой?
- Тебе кажется, что я пытаюсь что-либо искупить? – теперь в голосе Гисборна звучала глухая агрессия. Робин с удивлением понял, что наобум брошенная фраза попала удивительно близко к цели, и понимание это мгновенно вывело его из себя. Бросив паясничать, он замер, не заметив, что практически скопировал позу Гисборна.
- Куда уж тебе, – недобро усмехнулся разбойник. – Напомни, кстати, что случилось с той девушкой, которую должны были казнить вместе с тобой? – Робину показалось, что Гисборн все-таки бросится на него, но странный, почти судорожный рывок оказался скорее попыткой совладать с собой.
- Она погибла.
Робину уже было плевать на то, что голос Гисборна прозвучал слишком уж… по-человечески. Он не помнил лица погибшей девушки, не был уверен даже, что слышал ее имя – помнил лишь копну темных волос, так напоминавших о другой, тоже погибшей.
- Ну да, конечно, - процедил Робин. – Интересно, что же ты наплел ей, чтобы она не поняла, какая же ты мразь? – он не был до конца уверен, спрашивает ли об этой безымянной для него девушке, случайной жертве ненависти между братом и сестрой, или о Мэриен.
- Я не… ты ничего не знаешь, - сорванно ответил Гисборн и невольно отступил, будто желая защититься от слов Робина.
Мэг и Мэриен, Мэриен и Мэг, единственные, кто думал о нем лучше, чем он заслуживал, чей дурацкий идеализм вдруг переставал казаться дурацким – те, кто заслуживал жить больше многих других, уж точно больше его самого – и кто умер по его вине. Мэриен никогда не была его, и он ничего не мог с этим поделать – уж тем более не теперь, когда воспоминания о ней почти свелись к жестоким словам признания, торжествующей – все еще прекрасной – улыбке, сменяющейся болезненным удивлением – но он не мог позволить, чтобы Гуд вторгался еще и в короткие часы с Мэг, когда невинная девушка смотрела на него без отвращения, когда улыбалась, не прося ничего взамен – и умерла.
- Не смей трогать ее. Заткнись, – почти прохрипел он, но Робин уже не мог остановиться.
- Зачем бы это? Чтобы дать тебе вволю потешиться жалостью к себе, которой ни от кого другого ты больше не заслуживаешь? Готов биться об заклад: ты и Вейзи убил потому, что смог представить его виноватым, и без него больше никто не мешал воображать тебе, что это не ты…
Гисборн все же не выдержал и бросился на Робина. Это не было неожиданностью, но удар в живот был нанесен с такой яростью, что разбойник не смог блокировать его и согнулся, глотая воздух, а Гисборн, схватив за воротник, толкнул его к стене.
- Неужели ты думаешь, что можешь сказать мне что-то новое, Гуд? Я уничтожаю все хорошее, что прикасается ко мне, я знаю это! – выкрикнул он. Увернувшись от еще одного удара, Робин ответил кулаком в лицо и поднырнул под руку, давая себе простор для маневра.
- Не смей жалеть себя! Ты, ты сам убил Мэриен, - Робин задыхался скорее от злости и захлестнувшего вновь горя, чем от движения. – Это не было стечение обстоятельств, не был Вейзи – это был меч в твоей руке, твое решение!
- Я не хотел, – вцепившись в плечи противника, Гисборн повалил его и попытался добраться до горла. – Я любил ее, как и ты!
Робин вывернулся, и теперь уже он за воротник приподнимал Гисборна над полом, лишая точки опоры и второй рукой нанося неточные, но сильные удары.
- Ты думаешь, это дает тебе право на прощение? – почти прорычал Робин. Ему было плевать в этот момент, что они в одной лодке, что наемники могут попросту убить его, что когда-то он уже помиловал Гисборна, что вообще старался не убивать. Бешенство застило глаза, как раскаленное солнце Святой Земли, как выгоревшие пески, как неестественно алое пятно на белом платье.
- Я никогда не попрошу у тебя прощения! Сам себя я простить не могу, - сдавленно, на грани слышимости сказал Гисборн. Белое платье выцвело в бледное, изможденное, скорее усталое, чем испуганное лицо человека перед ним, старого знакомца, давнего врага – Робин сдержал занесенную для удара руку и буквально вздернул Гисборна на ноги.
- Что? – выдохнул он, и тут двери их камеры распахнулись.
- Тут, кажется, кто-то интересовался едой, – со все тем же ленивым почти дружелюбием сообщил наемник и поставил возле двери две миски. За его спиной маячило двое товарищей, отбивая желание попробовать прорваться. – Рады, что вы ладите, - он бросил на них насмешливый взгляд, и Робину подумалось, что они должны выглядят как дворовые коты. – Постарайтесь не поубивать друг друга до завтрашнего вечера – сэр Генри огорчится, если вы справитесь без него.
Двери закрылись. Робин с Гаем, не глядя друг на друга, взяли тарелки и уселись в противоположные углы.
- Нам нужно выбираться отсюда, - после долгого молчания сказал Робин. Вкуса похлебки он так не почувствовал.
- Что? – Гисборн не спал, но, судя по отсутствующему взгляду, до конца бодрствующим его уже тоже нельзя было назвать.
- Ты думаешь, я жажду встречи с этим сэром Генри? – поинтересовался Робин и невольно потер саднящую челюсть. – Думаю, меня он тоже будет не сладостями кормить.
- И как ты это себе представляешь? – язвительно поинтересовался Гай, окинув выразительным взглядом тяжелую дверь и каменные стены с единственным окошком под потолком – настолько узким, что туда пролез бы разве что заяц, да и то не слишком упитанный.
Робин пока не представлял никак – но признаваться в этом, как и в том, что самая безнадежная попытка побега была лучше возможности завести с Гисборном еще один разговор он, конечно, не собирался.
- Ну, например, старый трюк. Я сделаю вид, что убиваю тебя, стражники прибегут спасать – сэр рыцарь ведь хочет убить тебя сам – и я их оглушу.
- Может, лучше, я убью тебя и сбегу, пока они будут убирать труп?
- Скорее его оставят вместе с тобой, и тогда ты окажешься в еще более неприятной компании, – парировал Робин, но Гисборн лишь хмыкнул, давая понять, что не согласен с его понятиями о неприятном, и отвернулся, принявшись устраиваться на ночлег.
При отсутствии альтернативы в виде хоть сколько-то реалистичного плана побега, Робину не оставалось ничего, кроме как последовать его примеру. Пристроив под себя скудные клочки сена, Гуд свернулся на полу и заснул почти сразу же – но проснуться с утра с отлежанной шеей, затекшими мышцами и начинающимся ревматизмом, как собирался, ему не удалось: буквально через несколько часов его разбудил тихий вскрик. Робин сел, машинально потянувшись за отсутствующим оружием, потом вспомнил, где находится, но, не успел толком удивиться, как вскрик повторился, тут же сменившись свистящим неспокойным дыханием и неразборчивым бормотанием – Гисборну снились кошмары, всего-навсего.
Несколько мгновений Робин сидел, не двигаясь, разрываясь между злорадством и невольным сочувствием, и, в конце концов, решил все же разбудить рыцаря – если и не из милосердия, то хотя бы чтобы не мешал спать – но тот судорожно глотнул воздух, и Робин понял, что тот проснулся и сам. Он быстро лег, надеясь, что Гисборн не заметил его движения, и чутко прислушиваясь к происходящему. Десяток секунд не было слышно ничего, будто Гисборн и дышать перестал, а потом Робин закрыл глаза и решил для себя, что спал в эту ночь и не просыпался: слишком уж донесшийся до него звук напоминал приглушенный рукавом всхлип.

Весь следующий день, молча заключив напряженное перемирие, Робин и Гай обшаривали камеру, дергали дверь, заглядывали в узкое окошко и обменивались идеями по спасению, одна безумнее другой (как признанный мастер дурацких планов Робин должен был признать, что был почти впечатлен: он не ожидал такого полета фантазии от Гисборна). Попытались даже воплотить в жизнь «старый трюк»: после долгих пререканий Робин согласился изображать жертву и добрых пять минут старательно, вдохновленно вопил – но, увы, на наемников это не произвело никакого впечатления, а вот у Гисборна начали сдавать нервы, и план пришлось признать неудачным. В конце концов оба вновь забились каждый в свой угол, время от времени поглядывая на узкую полоску света, из бледно-голубоватого постепенно превращавшегося в прозрачно-желтый, а потом густо-янтарный – единственная для них возможность отследить приближение вечера. Робин не боялся того, что может случиться, но скука ожидания – да еще и в такой компании – тяготила. Он подумал было даже вновь завести разговор – хотя бы чтобы развеять скуку – но, взглянув в отрешенное, безразличное лицо Гисборна, передумал.
Солнце еще не успело сесть, когда они услышали приглушенный стук копыт, и вскоре за ними пришли. Вместе с четырьмя наемниками было теперь с полдюжины стражников. Они опять скрутили за спиной руки пленников и повели наверх, на второй этаж, и Робин не забывал осторожно крутить головой по сторонам, запоминая дорогу.
Помещение, в которое их привели, более всего походило на слишком большой кабинет: просторная комната с несколькими стульями для посетителей, креслами, камином и письменным столом, прислонившись к которому стоял высокий богато одетый мужчина лет сорока, тяжелые черты лица которого все еще можно было счесть привлекательными. Увидев их, он чуть усмехнулся и взмахнул рукой. Двое стражников, держащих Робина, остановились вместе с ним чуть поодаль, а Гисборна швырнули на колени, почти под ноги мужчине, и тот, пошатнувшись, с трудом удержал равновесие.
- Гисборн. Только посмотри, как ты опустился, – с ласковым интересом протянул сэр Генри, глядя на пленника сверху вниз, а потом коротко, без замаха ударил тыльной стороной ладони по лицу.
Гисборн качнулся от удара, но вновь устоял. Тяжелый перстень Уитхилла разбил его губу, но тот не стал слизывать кровь. Со своего места Робин мог видеть, каким неестественно спокойным стало его лицо, и вспомнил вдруг, что несколько раз уже видел его таким – возле шерифа. В Гисборна прочно въелась привычка молча сносить унижения. И отыгрывается за них он на тех, кто слабее, – напомнил Робин сам себе, но ничего не мог поделать с тем, что в этот момент чувствовал больше жалости, чем презрения. Быть может, – вдруг подумалось ему, – если бы тогда, в день пожара, он не вернулся с луком отстаивать свое имение, и он бы вот так стоял сейчас перед кем-то на коленях.
Я никогда не превратился бы в такого мерзавца, - сказал себе Робин.
Это не я, клянусь!
Да. Конечно же.
- Из-за твоей глупой сентиментальности я лишился чести, земель и чуть не лишился жизни, – лениво продолжал Уитхилл. – Ты не хочешь извиниться, Гисборн?
- Чтобы ты потешил самолюбие до того, как убьешь меня? – губы Гисборна дрогнули в странной усмешке.
- А ты стал бы умолять, если бы был шанс, что я пощажу тебя? – с любопытством уточнил сэр Генри.
Несколько секунд Гай молча исподлобья смотрел на него.
Хорошо, Изабелла, ты выиграла. Убей меня, если так хочешь, но не трогай ее!
- Нет.
- Знаешь, после тех лет, что ты провел у Вейзи, особенно обидно, что ты отказался исполнить такую мелочь для меня. Будто тебе ни разу не приходилось потом убивать невинных или отбирать чужие поместья, – сэр Генри мимолетно глянул на Робина. – Неужели я был недостоин такой мелкой монеты, как твоя верность?
Против ожиданий, Гисборн просто молчал, и это выводило из себя Уитхилла еще больше.
- Ты ведь знал, что сэр Альфред погиб на войне? А с его сыном потом случилось несчастье во время охоты? – вкрадчиво поинтересовался он. – Иначе, как ты думаешь, я восстановил бы былое положение, чтобы иметь возможность вновь побеседовать с тобой? Твои сантименты были не только глупы, но и бессмысленны.
Лицо Гисборна все еще было спокойным, как у мертвеца, и Робину вдруг захотелось, чтобы он кричал, вырывался, проклинал – как обычно – чтобы он мог больше не испытывать к нему жалости.
Наконец, сэр Генри, видимо, утратил интерес к Гисборну повернулся к Гуду.
- Удивительная удача – заполучить вас вдвоем, – жизнерадостно сообщил он. – Видишь ли, наш общий недруг сильно мне задолжал. Я бы, пожалуй, даже отпустил тебя, но его сестра назначила хорошие деньги за вас – живых. Боюсь, мертвый Гисборн доставит мне больше удовольствия, чем предложенная сумма, но и оставлять прекрасную даму совсем без подарка мне не хочется.
С неожиданной яростью, никак не вяжущейся со спокойным тоном, Уитхилл пнул Гисборна в живот. Не имея возможности даже выставить руки, тот нелепо завалился на бок, и Робин невольно дернулся в руках стражников.
- Ты себе не представляешь, как же мне жаль, что ты оказался таким глупцом и сам лишил себя всего, что имел, – прошипел он. – Я бы хотел своими руками отнять у тебя честь, титул, земли, женщину, – впервые вымученное спокойствие на лице Гисборна дрогнуло. – Впрочем, уже тогда было понятно, что ты лишь жалкий неудачник и не способен ни на что стоящее. Увидите их! – приказал сэр Генри стражникам. – Одного казним завтра с утра, второй подождет леди Изабеллу. Отправьте к ней гонца – пусть сообщит, что у нас есть кое-кто, кто будет ей интересен.

Их отвели в тот же подвал, развязав руки и поставив возле двери две миски с похлебкой. Только тут Робин понял, насколько проголодался. Голод позволил почти не обращать внимание на мерзкий вкус – иногда Робин думал, что повара, готовящие для заключенных, берут специальные уроки мастерства, позволяющие варить абсолютно неудобоваримую еду из нормальных продуктов.
Гисборн, впрочем, остался сидеть там же, куда его бросили, и к еде не притронулся. Не то чтобы это каким-либо образом интересовало Робина, но…
- Гисборн? – все-таки окликнул он. Тот молча повернул голову в его сторону. – Может, все-таки расскажешь, что произошло на самом деле?
- Я уже сказал: я предал его, – сухо ответил Гисборн.
- Сам этот факт не вызывает во мне удивления, но я все же хотел бы понять, что именно случилось.
- Какое тебе дело, Гуд? – огрызнулся Гисборн.
Робин пожал плечами:
- Ну, если Изабелла все-таки меня получит, хотелось бы знать, из-за чего. Дай угадаю, ты променял господина на более выгодное место? У этого сэра Альфреда? Что тебе пообещали, больше денег или клочок земли?
- Не думай, что умнее всех и все знаешь! После смерти родителей ты остался с поместьем, титулом и деньгами. Я ничего не имел, мы ушли с пустыми руками, и мне надо было заботиться о сестре.
- Я знаю, как ты о ней позаботился, – невольно поморщился Робин. Какой бы вероломной и жестокой ни была Изабелла, никто не заслуживал быть проданным родным братом – да еще и такому человеку, каким был ее муж.
- Изабелла может говорить, что угодно, но ее брак был нашим единственным шансом, – возразил Гай. За последнее время эта старая песня, как и необходимость объяснять очевидное, утомила его бесконечно. – Ее жизнь была устроена. Может, Торнтон был и не добрейшим человеком, но, поверь, это куда лучше, чем скитаться нищими, с братом, который еще даже не рыцарь, ожидая удара в спину от какого-нибудь бродяги, который польстился на сапоги или на…
За те несколько недель Гисборну пришлось повзрослеть больше, чем за прошедшие годы. Лишь тогда он вполне узнал цену некоторых вещей. Крыши над головой, денег, а еще – красоты четырнадцатилетней девушки. Его злили те взгляды, которые бросали на нее мужчины вокруг. Вечером четвертого дня после того, как они покинули Локсли, он впервые участвовал в безобразной драке с простолюдином, попробовавшим распустить руки. Их вышвырнули из деревни, пришлось ночевать в лесу, и он, стараясь не выказывать страха, вздрагивал тем не менее от каждого звука – а Изабелла смачивала тряпку холодной родниковой водой, обмывая опухшее лицо. За те несколько недель Гай возненавидел эти мутные, липкие взгляды, которыми окидывали его сестру, эти гнусные шутки деревенской швали, невыносимый позор того, что ему вообще приходилось опускаться до этого уровня, что он не может просто верхом проехать мимо – так, чтобы простолюдины даже не посмели задевать их.
Сестру, ставшую если не причиной, то постоянным напоминанием об этом унижении, он тоже почти возненавидел.
- Я получил от Торнтона деньги, коня, новую одежду, а еще – рекомендации, и вскоре меня взял на службу сэр Генри, – Гисборн не был уверен, почему рассказывает это все, тем более – Гуду. – Я думал, что все наладится. Буду оруженосцем, потом стану рыцарем, и все будет хорошо. Я хотел земли, нормальной жизни. Я старался, можешь мне поверить. Сэр Генри начал мне доверять.
- Ошибка, которую многие совершили, – машинально вклинился Робин. Он был удивлен, что Гисборн действительно принялся объяснять хоть что-то. Вместе с тем ему казалось, что он слышит нечто большее, чем просто историю о Уитхилле – и не был уверен, что действительно хочет этого.
- Да, действительно, – вдруг хмуро усмехнулся Гай. – Но, в то же время, это была одна из немногих ошибок, совершенных мной. Я был молод, глуп и излишне сентиментален, – Гисборн помолчал. – У сэра Генри был роман с замужней дамой, женой другого мелкого рыцаря, сэра Альфреда, чьи владения были неподалеку. Меня это не интересовало, но сэр Генри решил не довольствоваться малым. Он хотел избавиться от мужа и завладеть его землями. И я, как верный оруженосец, должен был помочь ему в этом. Это была грязная история.
- Неужели Гисборн может признать что-либо грязным? – удивленно хмыкнул Робин, и Гай равнодушно пожал плечами, будто давая понять, что это была скорее объективная оценка, чем его собственное мнение.
- Я должен был втереться в доверие к сэру Альфреду. Он был неплохим человеком. И у него был сын лет десяти. Я иногда занимался с ним, учил его, как обращаться с оружием.
Это была скверная история, потому что сэр Альфред и его сын действительно нравились ему. Впрочем, пожалуй, и это не помешало бы ему сделать то, что велела верность господину, если бы не слишком свежая память.
- Я не мог не думать о наших родителях, – неожиданно для самого себя признался Гай.
- О чем ты? - переспросил Робин, и на лице Гисборна мелькнула мрачная, торжествующая улыбка, схожая с той, которую Робин помнил еще с детства, когда Гай считал, что он, Робин, еще слишком маленький для самого интересного.
- Ну да. Твой отец всегда оберегал тебя от реальности, – хмыкнул он. – Так и не рассказал тебе. Да и когда бы…
- О чем? – потребовал Робин.
- У наших родителей, моей мамы и сэра Малкольма, был роман, – спокойно сообщил Гисборн, и Робин дернулся, чуть не расплескав остатки похлебки, про которую уже забыл.
- Нет. Ты лжешь!
- Они собирались пожениться, – теперь на лице Гисборна было знакомая отвратительная торжествующая снисходительность, и в Робине всколыхнулась знакомая ненависть. – Именно поэтому, по настоянию твоего отца, моего изгнали в колонию для прокаженных, хотя мама хотела подождать, дать ему дожить с нами.
Подхватившись на ноги, Робин в несколько шагов оказался возле Гисборна. Воротник рубашки затрещал, когда Робин буквально вздернул его на ноги и встряхнул.
- Ты лжешь! Мой отец любил только мою мать!
Губы Гисборна кривились в подобии презрительной усмешки, а глаза оставались колюче-злыми.
- Вспомни сам, как они вели себя, – продолжил он. Робину казалось, что Гисборн сейчас рассмеется ему в лицо, и это вымученное веселье вернее и больнее всяких слов убеждало в том, что Гисборн говорит правду: в лице Робина тот видел сейчас собственное отражение, полузабытое, отвергнутое и потому такое смешное. – Подумай. Почему, по-твоему, мой отец вернулся тогда, в день пожара? Мама ходила к нему в колонию, я видел, и я рассказал ему о твоем отце. Я не мог… не хотел остаться без отца, когда он только вернулся, – теперь голос Гисборна сочился неподдельной ненавистью. – Из-за твоего отца я лишился семьи, Гуд. Он соблазнил мою мать!
- Ну, вряд ли это было так уж сложно сделать, – выплюнул Робин и в следующее мгновение сам оказался сбит с ног тяжелейшим ударом. Подскочив к нему, Гисборн размахнулся для еще одного, но Робин изо всей силы пнул его под колено. Несколько минут они барахтались на полу, молча осыпая друг друга смазанными ударами, пока, наконец, почти одновременно не отпрянули друг от друга, устроившись вновь каждый в своем углу и пытаясь успокоить сбившееся дыхание.
- Что было дальше? – наконец, не глядя в сторону противника, спросил Робин. Он не знал, хочет ли он действительно узнать, что произошло, отвлечься ли от мыслей о родителях или просто не оставаться в этой неловкой тишине.
Гисборн молчал, и разбойник уже почти решил, что тот и вовсе не продолжит говорить после случившегося.
- Я совершил глупую ошибку, поддавшись эмоциям, – наконец, сказал он, и его голос звучал неестественно-ровно. – Это даже не было обдуманным решением – просто порыв. Я не сделал того, что было велено, потому что не хотел, чтобы ребенок сэра Альфреда был… как я. Тем более – не хотелось его убивать.
Тогда Гаю казалось, что он поступает правильно, что делает то, чего хотел бы от него отец. По правде сказать, что он мог знать о своем отце, об отце, сначала бросившем семью ради военной славы, а потом отказавшемся от борьбы за нее? Но эти мысли появились уже позже.
- Сэр Генри сам был опозорен. Я быстро пожалел о том, что наделал, когда понял, что из-за своей сентиментальности, скорее всего, поставил крест на своей карьере, – Робин невольно закатил глаза – это уже было больше похоже на Гисборна. – Но благодарность сэра Альфреда, к счастью, выражалась не только на словах, и он взял меня на службу. Уитхилл был потом одним из Черных Рыцарей, но, очевидно, решил не связываться со мной, пока я был помощником шерифа.
Они вновь помолчали.
- Ты действительно считаешь, что совершил ошибку, вступившись за честь и имущество невинного? За справедливость? – неожиданно для самого себя спросил Робин.
- Когда тебе шестнадцать, прокаженный отец и совершившая прелюбодеяние мать погибли в пожаре, на руках сестра и за душой ни гроша, быстро перестаешь вкладывать какой-либо смысл в понятие справедливость, – тихо хмыкнул Гисборн. – Так что да, я считаю, что сделал глупость.
- И что было потом? – Робин вновь первым прервал тишину.
- Потом? Потом мы оказались здесь, – Гай удивленно вскинул бровь, впервые с их стычки взглянув на собеседника.
- Нет, я имею в виду – с тобой. После того, как ты начал служить сэру Альфреду.
Робин никогда на самом деле не задавался вопросом, как Гай оказался на службе у шерифа, как стал управляющим Локсли. По правде говоря, даже услышав тогда его имя, Робин не сразу вспомнил о детском знакомце, слишком взрослом и угрюмом, чтобы они действительно были друзьями – а, вспомнив, не стал задаваться вопросами о его судьбе – ему достаточно было знать то, что что Гисборн – враг.
Теперь же он думал о том, что тот, кто, поддавшись порыву, предал господина, чтобы спасти чужую семью, вполне походил на Гая, которого Робин знал ребенком - нелюдимого, излишне вспыльчивого, по-взрослому снисходительного, но, как теперь понимал Робин, в общем, неплохого человека. Не чета взрослому Гисборну.
- Ничего, – коротко отозвался тот. – Он вскоре ушел воевать в Святую Землю, и я утвердился в мысли, что сделал глупость. Я не захотел ехать с ним, и потом служил у еще одного. Несмотря на происхождение, я мало чем отличался от этих наемников… Его крестьяне устроили мятеж просто потому, что у него не хватало силы воли взять ситуацию под контроль.
Да, тогда Гай окончательно убедился, что простолюдины понимают лишь язык грубой силы. Он жалел своего господина и пытался, как мог, справиться с крестьянами. Он впервые узнал страх перед обезумевшей толпой, а господин твердил, что они не виноваты, что и сами страдают. Взрослый Гай знал бы, что делать, но тогда ему едва стукнуло двадцать и его впервые в жизни избили до беспамятства.
- А потом был Вейзи. Он сделал меня рыцарем. Дал возможность вернуться домой – и не нищим отщепенцем. И… – Гисборн замолчал, и Робин не стал переспрашивать.
Он тоже вспомнил Мэриен – не умирающую в белом платье под белым южным солнцем, какой видел ее обычно, стоило лишь посмотреть на ее убийцу – а живую, улыбающуюся, его лесную фею. Может быть, в конце концов, именно она действительно знала Гисборна, а не Вейзи или сам Робин.
Гисборн думал о том, что все-таки умрет – глупо и бессмысленно, и, может, лучше бы все закончилось еще на плахе у Изабеллы – или раньше, чтобы Мэг осталась жива. Жаль, что Гуд все равно переживет его. Впрочем, странным образом теперь, когда он потерял все, к чему когда-либо стремился, сам стал преступником и сидел в одном подвале с Гудом, связанный с ним общей бедой и общей памятью – это уже не имело такого уж большого значения.

Ранним утром Гисборна повели на казнь, и Робина, видимо, желая постоянно держать под присмотром, вытащили вместе с ним. Во дворе поместья уже собрались зеваки, был установлен помост для сэра Генри и его жены – и даже барабанщика откуда-то нашли. Уитхилл не отличался короткой памятью или склонностью к милосердию.
Гисборну вновь связали руки за спиной и водрузили на спину лошади. Умирать в петле не хотелось: Гай всегда надеялся, что погибнет, как подобает рыцарю, в бою, с оружием в руках – пусть даже жил он не очень по-рыцарски – но страшно не было. За последнее время он столько раз оказывался на волоске от смерти, что успел уже свыкнуться с этой мыслью. Да и что ему было терять после…
Гай будто со стороны, как бывает после долгого недосыпания, слышал приказ начинать и наблюдал, как ему на шею накинули петлю.
В следующее мгновение что-то грохотнуло, и его тело напряглось, как струна – в отличие от разума, оно хотело жить, а от этого звука лошадь могла рвануть вперед и…
Гисборн еще успел увидеть, как в него летит стрела и подумать о том, что такой конец все же лучше петли, когда стрела вонзилась в дерево, рассекая веревку, и Гай понял, что в очередной раз каким-то чудом – имя которому Робин Гуд – спасен.
Во дворе воцарилась суматоха. Крестьяне разбегались, стражники и наемники, напротив, пытались собраться вместе, сэр Генри что-то орал со своего помоста. Гай буквально скатился со спины лошади, ногой отбив излишне ретивого стражника, и принялся оглядываться в поисках пути отступления, когда откуда-то сзади к нему подскочил Гуд – и когда успел? – разрезав веревки, сунул в руку короткий нож и потащил за собой. Гисборн повиновался беспрекословно, машинально парируя чужие удары и распихивая крестьян, и уже в дверях дома рванул Гуда в сторону. Там, где только что была шея разбойника, в дерево вонзился дротик – а в следующее мгновение оба беглеца уже были в доме.
- Куда ты нас тащишь? – выдохнул Гай.
- В кабинет Уитхилла, – действительно, он уже поднимался по лестнице на второй этаж, и Гисборн, лишенный, в общем-то, выбора, последовал за ним.
- Ты свихнулся! – заявил он в спину.
- Поверь мне, – обернувшись через плечо, Гуд улыбнулся своей раздражающе-лучезарной улыбкой.
Робин не зря запоминал расположение комнат, и они открыли всего две одинаковые двери до того, как обнаружили кабинет.
- Зачем мы здесь?
- Я еще вчера заметил, что для человека в его положении Уитхилл крайне халатно относится к деньгам, – Робин один за другим выдвигал ящички стола.
- Мы что, здесь только чтобы ограбить его? – взвыл Гисборн.
- Поверь, если ты не хочешь, чтобы наемники гонялись за нами вечно, нам лучше несколько ограничить возможность их финансировать, – Робин торжествующе извлек из стола несколько тяжелых даже на вид холщовых мешочков. – Кстати…
Обернувшись, Гай увидел прислоненный к камину меч в ножнах, в котором тут же опознал свой, и схватил его, без сожалений бросив кинжал.
В конце коридора послышался топот – кто-то все-таки сориентировался в суматохе и понял, где их искать.
- Так, пошли, – Робин вновь буквально потащил рыцаря за собой. Опыта подобных дурацких побегов у него было куда больше – впрочем, если все операции по спасению у него проходили где-то так, Гай удивлялся, как его не убили еще пару лет назад. Наверное, для этого надо было обладать особой удачливостью.
По всей видимости, сегодня их все-таки вела эта рябиновка удача, а не собственная фортуна Гисборна, мрачная шутница.
Выскочив из кабинета и намеренно хлопнув дверью, они тут же затаились в ближайшей комнате, оказавшейся чьей-то спальней. По соседству раздался топот множества ног, потом вопль Уитхилла, по-видимому, обнаружившего пропажу, и вновь грохот и топот – преследователи удалялись. Конечно, долго они так не пробегают, но им всего-то и надо было, что несколько десятков секунд на относительно свободный проход. Без труда вырубив стоявшего внизу лестницы стражника и затесавшись во дворе в толпу крестьян, спешивших уйти подобру-поздорову, пока гнев милорда Уитхилла не обрушился вместо истинных виновников на них, беглецы выскочили на дорогу и буквально кубарем скатились в ближайшие кусты – как раз вовремя для того, чтобы пропустить бросившийся им в погоню конный отряд.
- Ничто не бодрит с утра лучше удавшегося побега, – с самодовольной ухмылкой сообщил Робин, и они поспешили вперед, не рискуя слишком отходить от проторенной дороги в незнакомый лес, но и не забывая следить, чтобы придорожные кусты и деревца были достаточно густыми и высокими.
- Почему ты спас меня? – чуть отдышавшись, требовательно спросил Гисборн.
- Я просто не мог допустить, чтобы Изабелле доставили такую радость, – безмятежно откликнулся Робин.
- Спасибо, – после паузы сказал Гай, но на лице его не было ни благодарности, ни особой радости. – Ты думаешь, есть шанс скрыться от наемников?
От внимания Робина не ускользнуло, что Гисборн намеренно выпустил напрашивающееся «у нас».
- Брось, будто ты не знаешь наемников. Сейчас они погоняются для острастки, а потом вернутся и окончательно осознают что платежеспособность сэра Генри сильно понизилась. Кому захочется работать просто так?
- Как ты вообще умудрился сбежать?
- Ты себе не представляешь, сколько всего можно сделать, имея такое отличное прикрытие, как казнь, – сообщил Гуд, и Гисборн вновь помрачнел.
- Да. Конечно.
Некоторое время они продолжали идти вдоль дороги, скрытые кустами, и с каждой минутой молчание становилось все более и более тягостным.
Первым не выдержал Гисборн.
- Ну, еще раз спасибо. Я у тебя в долгу, – эти слова дались ему с определенным трудом. – Я пойду.
- Куда? – без особого интереса спросил Робин, и Гисборн так же вяло махнул рукой куда-то в сторону, что могло указывать с равным успехом на направления как к Ноттингему, так и в ближайшее болото. Зная Гисборна, второе было даже более вероятным. Робин, впрочем, прекрасно понимал, что тот хочет в первую очередь прекратить затянувшееся неловкое перемирье, и у него не было причин его останавливать. Затевать очередную драку сразу после того, как спас жизнь, было глупо.
Правильно истолковав его молчание, Гисборн сдержанно кивнул на прощание и ускорил шаг, начав забирать чуть влево, вглубь леса. Робина не покидало ощущение, что неловкая ситуация стремительно превращается в откровенно дурацкую, но додумать эту мысль до конца он не успел: откуда-то спереди послышался стук копыт небольшого отряда. Через мгновение они с Гисборном вновь плечом к плечу скрючились в придорожных кустах, готовые выхватить оружие.
- Изабелла! – выдохнул Гисборн, когда мимо них пронесся первый всадник, и дернулся вперед. Робин вцепился в его плечо, опасаясь, что у рыцаря хватит ума выскочить в одиночку против конного отряда, но, к счастью, он уже взял себя в руки. Отряд проехал мимо.
- Изабелла будет сильно разочарована. Боюсь, у сэра Генри теперь будут проблемы со всей вашей семейкой, – заметил Робин, и Гай невнимательно кивнул, вряд ли услышав, что он сказал.
Робин вздохнул, глядя, как лицо мужчины рядом с ним из ненавидящего превращается в привычно угрюмое. Они выпрямились в полный рост, и Гисборн принялся вытряхивать из волос мелкие листики.
- Ты в лесу сам долго не протянешь, – буднично заметил Робин, и Гай моментально вскинулся.
- Как-нибудь справлюсь, – процедил он, но его горделиво расправленные плечи в сочетании с запутавшейся в шевелюре растительностью выглядели скорее забавно, чем устрашающе.
- И я совсем не уверен, что могу тебе доверять, – не обращая внимания на его вспышку, продолжил Робин.
Гай нехорошо прищурился и вновь положил ладонь на рукоять меча.
- Хочешь привязать меня к какому-нибудь дереву?
- И я не простил тебе Мэриен. Впрочем, я верю, что это у нас с тобой общее, – опять проигнорировал его Робин. – А еще у нас общие враги. Изабелла, принц Джон.
Гисборн отпустил рукоять и недоверчиво нахмурился.
- Ты что, предлагаешь нам работать вместе? – переспросил он, и Робин, и сам не до конца уверенный в своем решении, лишь пожал плечами.
- Как я буду уверен, что ты не продашь меня Изабелле?
- Более удачный случай, чем пару минут назад, мне уже вряд ли представится, так что я свой шанс упустил. Да и к чему?
Несколько мгновений Гай молча смотрел на него, будто никогда раньше не видел. В каком-то смысле так оно и было, потому что впервые за долгие годы Гисборн видел не привилегии и удачливость, не земли и безграничную самоуверенность, не деньги и поддержку людей, даже не Мэриен, любовь к которой всегда была единственным, что было между ними общего, а нелепого мальчишку, ведущего в своем дурацком лесу дурацкую войну за дурацкого короля, которого Гай ненавидел, и идеалы, которых не понимал. При мысли о Робине из Локсли, графе Хантингтоне, владельце его земли, муже его возлюбленной, наглом разбойнике-выскочке, у него все еще сводило зубы от ненависти. Этого человека напротив, который был и не был одновременно всем этим и чем-то еще, он попросту не знал.
- Хорошо, – наконец, сказал Гисборн, не до конца веря собственным словам. – Я согласен. Назначим определенное место встречи, или как мы будем…
- Нет, – жестко перебил его Робин. – Ты не понял. Ты пойдешь со мной, в лагерь.
- Ты с ума сошел? Ты что, хочешь, чтобы я присоединился к твоей банде? – фыркнул Гисборн, но Робин оставался смертельно серьезным.
- Может, и не хочу, но, да, именно это я тебе и предлагаю.
- Ты с ума сошел, – повторил Гай. В его голове одна ярче другой проносились картины «дружеской» встречи с разбойниками, и одно это вселяло желание больше не иметь с Гудом никаких дел.
- Я же сказал, что не знаю, могу ли доверять тебе, – терпеливо, будто объясняя очевидное, ответил Робин.
- Ты что, думаешь держать меня там под постоянным присмотром?
- Нет. Просто, если я приведу тебя в лагерь, ты станешь одним из нас. И у меня не останется выбора, – губы Робина дрогнули в странной усмешке.
- И у меня тоже, – пробормотал Гай. Слова Робина все еще были лишены всякой логики, но, как ни странно, Гисборн понимал его.
- Да. Именно, – рыцарю почему-то подумалось, что Робин опять вспомнил о Мэриен.
- Ты можешь мне доверять, - внезапно сказал Гай. – Я буду бороться с тобой против Изабеллы.
Робин молча, серьезно кивнул, и Гисборн, чувствуя себя дурак дураком, пожал протянутую руку, и они вновь двинулись вперед, время от времени поглядывая друг на друга. Лицо Робина уже вновь осветилось мальчишеской улыбкой, которая всегда так выводила из себя Гая.
- Главное – не вздумай критиковать стряпню Мача, – на ходу сообщил он. – Ну, по крайней мере, первые недели две. Иначе прибьет, будь ты хоть трижды союзник.
- О, Господи, во что я ввязался, – Гисборн выразительно закатил глаза.
- А Алан иногда поет. К счастью, редко, но всегда очень пьяным, так что можешь себе представить.
- Слышал один раз, мне хватило. Как ты там не свихнулся еще? Или все-таки…
- И не надейся.
На самом деле это не смешно. Совсем даже не смешно. Робин абсолютно не представлял, как будет объяснять своим друзьям, что Гисборн теперь с ними, и все еще не был уверен, что тот не предаст, если ему вдруг предложат помилование, и…
Ну, ничего. И не с таким справлялись.

@темы: фанфікшен, Robin Hood

---

У меня написано уже 10 вордов фикла по РГ (вот у кого на что, а у меня, по-видимому, кинк на дженовые выяснения отношений мужиков с совместным тяжелым детством); как только допишу, надеюсь, вернусь к упрт по чему-то более художественно оправданному, а пока терпите.

да, все то же

Вчера, пока копала матчасть, из пересказа оригинальной баллады о Робине Гуде и Гае Гисборне почерпнула обойденный в прошлом читанном мною пересказе момент, который на самом деле Самое Важное: Робин Гисборна не просто убил и попинал труп, но выдал его отрубленную голову за свою, а сам в лошадиной шкуре под видом Гисборна отправился к шерифу. Это же мотивы двойничества-отзеркаливания-перевоплощения (ббсшное, что Гисборн just missed being Robin Hood) и прочее итс кристмас, оммм. Спасибо, олдскул, в общем.
Заодно подумалось, что у персонажей Армитейджа (Гисборн, Торин, чуть меньше Торнтон) общее, кроме того, что их женщины не любят, еще и вот это специфичное отношение к материальным ценностям: я там уже писала, что мне кажется, что для Торина - до того момента, как драконова болезнь переходит в "клиническую" стадию - и Гора, и золото, и Аркенстоун означают не столько богатство (или даже дом) сами по себе, как восстановление/сохранение чести (на)рода, соответственно - утверждение себя как короля, наследника, того, кто имеет право - утверждение собственного достоинства (а если вспомнить еще и старшее поколение, светлый и не очень образ которого не может не влиять на поступки, так и вовсе). Если рассматривать неуемность Гисборна под углом информации об общем темном детстве (а я все еще считаю, что Арчер лишнее, а вот все остальное было очень к месту, если не считать того, что предоставить эту информацию надо было бы, мм, не в конце сериала) - то I've been kicked off my land at the age of sixteen у них с Торином вообще общее, и если овладение Локсли в глазах Гая прямо восстанавливает нарушенную справедливость, то остальные богатства и привилегии призваны компенсировать этот вот комплекс неполноценности, то есть вроде как восстановить-утвердить его честь и как рыцаря и дворянина, и как лично вот его, который смог вернуться, добиться и вообще посмотрите какой красавец-мужчина с именем и поместьем (и вот тут мелькают мотивы Торнтона, вот только Гисборну с мамой не повезло).
Надо побыстрее дописать эти мракобесие и джаз и заниматься уже своим.

@темы: Robin Hood

---

Я уже и не помню жизни, которая не была бы прокрастинацией или борьбой с прокрастинацией. Разве что совсем редкими проблесками, а так, чтобы сплошь - может только в том детстве, которое уже сложно считать "мной". То ли я в принципе безвольная амеба (что правда), то ли впридачу к этому я, к тому же, так и не смогла выдумать для себя никакого хоть сколько-то страстного "хочу", никакой худо-бедно убедительной мотивации, которая заставила бы меня работать в полную силу, а не отмечать в конце каждого дня очередной проигранный бой с собой и со временем.
Только что был порыв закрыть от себя дайр, потом вспомнила, что избранное при этом доступно, а, значит, смысла нет. Да и вряд ли уже поможет.

@темы: остались пальто и я

---

Я только сегодня увидела этот клип, и у меня с ним любовь. Сурганова, Полозкова, две красивые женщины в кадре, да еще и в стилистике годов так сороковых

@темы: як вікна в позапростір, позачас

---

Показываю тут маме потихоньку вторую половину третьего сезона РГ (ну да, смотрю на Гисборна и вдохновляюсь для фика, после пары недель страданий я, наконец-то, придумала сюжет). С третьего просмотра я оказалась способна обращать внимание еще на что-то, кроме санта-барбаровости сценаристов и дримтимности Гая с Робином, и задаться вопросом, откуда между Bad Blood и Enemy of My Enemy взялись не только лошади, но и камзол Гисборна. В тюрьме он сидел в рубашке, сбегал в рубашке, с Робином у костра предавался санта-барбаре в рубашке, а тут нате вам. О сценаристы, и имя вам раздолбайство. Единственная приходящая в голову версия, что они успели еще до поездки в лагерь тихонько смотаться в Локсли и переодеть Гая, усиливает мои страдания по поводу невозможности в этом недо-фандоме получить какое-нибудь фикло с missing scene.

@темы: Robin Hood

---

Добралась, наконец-то, послушать вторую книжку по РГ, которая The Witchfinders, спасибо команде ФБ и за субтитры, и вообще за напоминание, что оно такое есть.
Сюжетная линия канонично-дурацкая, но не более дурацкая, чем большая часть серий, так что пусть будет.
Поскольку написано явно фанатом Гая, он там еще более байроничен, чем в среднем по третьему сезону: тут вам не просто кошмары и угрызения совести, а кошмары еженощные, крайняя общая нездоровость на фоне бессонницы (someone help Will Graham), очередные души прекрасные порывы, попытка ослушаться шерифа, да еще и призрак Мэриен впридачу.
Призрак большую часть повествования заставлял интересоваться, что же курил автор. Потом вспомнилась та идея дорогой Эсме насчет кроссовера с Being Human с вампиром-Гисборном, привидением-Мэриен и оборотнем-Гудом, а еще потом пришло в голову, что вся бодяга в аудиокниге, собственно, и началась с того, что стражники бегали вместо Робина за собакой в его одежде - и все окончательно встало на свои кроссоверные места
Но вообще автор, кроме того, что фанат Гая, явно еще и шиппер Гай/Мэриен и, несмотря на то, что она оказалась порождением его разума (а теперь остановимся на минутку, подумаем, до какой степени должен был Гай себя довести, чтобы ему уже такие галлюцинации являлись, и прибавим еще плюс десяток очков к байроничности), их общение, особенно в конце, было очень... шипперским, ага. До традиционного для всех эпизодов, когда Мэриен проявляла хоть капельку доброты, желания вручить Гаю шок бленкит и альтернативную реальность, где все уползли и жили долго и счастливо.
Ах, да, еще. Армитейдж. Прекрасен и изумителен даже более, чем в The Siege, потому что там были преимущественно Гай и Робин, а тут вся банда, плюс Кейт, плюс Мэриен, плюс шериф, и, черт возьми, у него все вышли очень они. Даже Мач.

@темы: Robin Hood

---

Все плохо. Еще и с фиком никак не могу разобраться: первый ход придумала, на втором зависла, а без него писать все равно не могу. Зато для своего вроде как почти допридумывалось. Почти.
У меня попытки придумать тот или иной сюжетный ход, причем вне зависимости от того, свое это или фик, напоминают скорее решение математической задачки, чем какой бы то ни было "творческий" процесс: есть, например, герои А и В, которых надо привести к эмоциональному результату С, задача - найти событийный х, через который это возможно сделать, если известно, что; момент прорыва, когда решение все же найдено - это когда уравнение "работает", но, когда я не могу найти решение - вот как сейчас второй день - мне хочется начать биться головой об клавиатуру.

@темы: fandom, остались пальто и я

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

На днях пообщалась с дамой, студентом-философом на год младше, которая, не будучи крещеной в детстве, недавно приняла католичество. Я вообще с большим уважением отношусь к людям, которые, обладая более-менее полной информацией о предмете, сознательно принимают ту или иную религию - вне зависимости от того, как я отношусь к самой религии - но в этом (да и не только) случае подмешивается еще и изрядная доля зависти: я не способна совершить "прыжок веры", а попытки анализа приводят к чему-то наподобие кантовских антиномий: и А, и не-А звучат достаточно убедительно. Простейший пример - роль языка: пока я читаю какого-нибудь Судзуки, я вполне готова поверить в то, что язык не имеет значения, только затуманивает вещи и не может передать истины; читая Бродского с его положением о том, что поэт является орудием языка, а не наоборот и, в принципе, язык определяет и бытие, и сознание, я точно так же могу принять это положение - и так практически со всем; а, значит, я не принимаю вполне и не могу практически руководствоваться ни одной системой. Поэтому да, способность людей к "прыжку" ли, к сознательному ли выбору, иначе как предмет для зависти я рассматривать не могу.

@темы: life is a gift horse in my opinion