Это моя больная тема вот уже более чем полгода, и сделать я пока практически ничего не могу. Это моя «власть несбывшегося» и «потерянное время» в одном флаконе. В детстве я читала много всякого, я постоянно таскалась с книжкой… но, оглядываясь назад, я понимаю, что на девяносто пять процентов я читала полнейшую лабуду, ничего из того, что могло бы сформировать меня если не как личность, то как писателя. Ничего. Впустую потраченные читательские годы, которые сейчас восполнить мягко говоря нелегко, потому что благословенное время, когда у меня была куча свободного времени, минула. Остается надеяться, что, если поступлю, смогу как-то компенсировать недостатки своего детства. Ну а если не вступлю – целый год только и буду тем заниматься, что компенсировать недостатки, но, тьфу-тьфу, пусть до этого не дойдет.
суббота, 17 апреля 2010
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
За что я больше всего люблю и одновременно ненавижу временами Фрая – за ощущение собственной ничтожности. И, нет, я даже не имею в виду метафизический контекст, а простой, бытовой. Потому что я не пишу как он, и, что, может, даже хуже – я не читаю как он. Точнее, столько, сколько он.
Это моя больная тема вот уже более чем полгода, и сделать я пока практически ничего не могу. Это моя «власть несбывшегося» и «потерянное время» в одном флаконе. В детстве я читала много всякого, я постоянно таскалась с книжкой… но, оглядываясь назад, я понимаю, что на девяносто пять процентов я читала полнейшую лабуду, ничего из того, что могло бы сформировать меня если не как личность, то как писателя. Ничего. Впустую потраченные читательские годы, которые сейчас восполнить мягко говоря нелегко, потому что благословенное время, когда у меня была куча свободного времени, минула. Остается надеяться, что, если поступлю, смогу как-то компенсировать недостатки своего детства. Ну а если не вступлю – целый год только и буду тем заниматься, что компенсировать недостатки, но, тьфу-тьфу, пусть до этого не дойдет.
Это моя больная тема вот уже более чем полгода, и сделать я пока практически ничего не могу. Это моя «власть несбывшегося» и «потерянное время» в одном флаконе. В детстве я читала много всякого, я постоянно таскалась с книжкой… но, оглядываясь назад, я понимаю, что на девяносто пять процентов я читала полнейшую лабуду, ничего из того, что могло бы сформировать меня если не как личность, то как писателя. Ничего. Впустую потраченные читательские годы, которые сейчас восполнить мягко говоря нелегко, потому что благословенное время, когда у меня была куча свободного времени, минула. Остается надеяться, что, если поступлю, смогу как-то компенсировать недостатки своего детства. Ну а если не вступлю – целый год только и буду тем заниматься, что компенсировать недостатки, но, тьфу-тьфу, пусть до этого не дойдет.
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Меня все не отпускает, а эти строки кажутся мне буквально идеальными для этого пейринга.
Минимализм - явно не мое все, как и краткость, чьей бы родственницей она ни была.
Текст принадлежит Tir Na Nog, Алиса и Шляпник - друг другу, ну и, так уж и быть, всем, приложившим руку к ее созданию.
1440*900.

на всякий случай прямая ссылка
Минимализм - явно не мое все, как и краткость, чьей бы родственницей она ни была.
Текст принадлежит Tir Na Nog, Алиса и Шляпник - друг другу, ну и, так уж и быть, всем, приложившим руку к ее созданию.
1440*900.

на всякий случай прямая ссылка
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
У нас сверху поселился слон. Или детеныш слона. Взрослое существо никакого вида не способно передвигаться с такой скоростью и издавать такие звуки. Но, как бы там ни было, в антропоморфное происхождение данного существа я тоже не очень верю. Оно постоянно стучит в потолок, бегает, прыгает, не знаю, чем оно там занимается. Факт тот, что у нас то и дело слышатся глухие раскаты с третьего этажа. Сейчас я поняла, что во время таких вот запрыгов нашего тяжеловесного соседа у меня буквально трясется стул, на котором я сижу. И это страшно. Интересно, как слона провели по лестнице? Она у нас узкая. Но, похоже, это действительно слониха со слоненком. Слоненок просто жизнерадостно бегает, а слониха прыгает на скакалке, мечтая похудеть. В любом случае, мне не нравится.
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Резюме после просмотра отпшного Алисовского клипа:
1. Все идеальные романы строятся именно на взглядах
2. Винчестеры и Шляпник/Алиса - идеальные романы.
1. Все идеальные романы строятся именно на взглядах
2. Винчестеры и Шляпник/Алиса - идеальные романы.
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Конспект по истории для тестирования займет приблизительно вордов сто. Я сейчас на Украинской революции 1917-1918, у меня 56 страниц... а вам слабо выучить наизусть сто вордов?) Мне слабо.
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Моя болезнь называется честолюбием, и медицина, увы, против нее бессильна. Не зря же про такое честолюбие говорят – болезненное. Оно буквально вытягивает душу, вьет из нее веревки и развешивается сушиться на балконе, подвергая всем залетным ветрам и желтоватому сухому солнцу. Катя все пытается и пытается лечить от него, я благодарна за эти попытки, потому что, в конце концов, отвечать я на них буду de profundis, из глубины. То ли честолюбия, то ли просто сумасшествия… меня все лечат и лечат, а я мечтала бы сойти с ума, попробовать наркотики, ходить во сне, познать, что такое бедность, и, быть может, война, и еще много всяких вещей, от которых нормальный человек бежит, как от чумы. Катя говорит: ты сама сделала себе установку, а значит, так и будет. Что ж, так и будет. Я никогда не буду счастлива, я никогда не познаю любви до гроба, потому что каждая моя влюбленность – лишь чертова капля крови в чернильницу – чем же еще писать, если не собственной кровью? – у меня никогда не будет детей, потому что я испытываю к ним почти суеверное отвращение и страх и никогда, никогда не позволю никакому другому человеческому существу паразитировать на себе… что там еще требуется для счастья среднестатистической человеческой единице?
Иногда я верю, что сбудется все, о чем я мечтаю. Просто потому, что иначе быть не может – потому что я, черт возьми, так этого хочу, что остальное не имеет ровно никакого значения. Иногда и, увы, чаще, я не верю в себя ни капли – а в других верить мне смысла нет никакого. Я не верю также в то, что щедрая природа отмерила мне хотя бы лет шестьдесят, и потому я спешу жить, чувствуя, что постоянно не успеваю, что время вечно опережает меня – я на шаг позади… я спешу к собственной смерти, и, признаться, я хотела бы знать, какова она на вкус. У меня совсем нет суицидальных наклонностей, хоть, быть может, жизнь я больше уважаю, чем люблю; больше страха моя боязнь смерти, но я бы все-таки хотела узнать, что там, по ту сторону – и когда-то, наверно, я сделаю свой последний шаг именно ради этого. Я хочу умереть «счастлив и нем, и только немного завидую тем, таким, у которых вершины еще впереди», я хочу, чтобы мое чертово честолюбие нашло утоление… но Катя говорит: пока ты не будешь довольна собой, ты никогда не станешь ни счастливой, ни даже удовлетворенной результатом, потому что каждый раз тебе будет казаться недостаточно. И она права, черт возьми.
Но, если не менять мир, зачем жить?.. Гордыня – самый страшный грех.
Иногда я верю, что сбудется все, о чем я мечтаю. Просто потому, что иначе быть не может – потому что я, черт возьми, так этого хочу, что остальное не имеет ровно никакого значения. Иногда и, увы, чаще, я не верю в себя ни капли – а в других верить мне смысла нет никакого. Я не верю также в то, что щедрая природа отмерила мне хотя бы лет шестьдесят, и потому я спешу жить, чувствуя, что постоянно не успеваю, что время вечно опережает меня – я на шаг позади… я спешу к собственной смерти, и, признаться, я хотела бы знать, какова она на вкус. У меня совсем нет суицидальных наклонностей, хоть, быть может, жизнь я больше уважаю, чем люблю; больше страха моя боязнь смерти, но я бы все-таки хотела узнать, что там, по ту сторону – и когда-то, наверно, я сделаю свой последний шаг именно ради этого. Я хочу умереть «счастлив и нем, и только немного завидую тем, таким, у которых вершины еще впереди», я хочу, чтобы мое чертово честолюбие нашло утоление… но Катя говорит: пока ты не будешь довольна собой, ты никогда не станешь ни счастливой, ни даже удовлетворенной результатом, потому что каждый раз тебе будет казаться недостаточно. И она права, черт возьми.
Но, если не менять мир, зачем жить?.. Гордыня – самый страшный грех.
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Вот скажите, никто, случайно, не знает, о каком рассказе идет речь в данном отрывке? (Фрай, кто же еще). А то хочется сие прочитать, а как искать - хз.
- А мне у Сэлинджера больше всех нравился другой рассказ, - доносится до меня тихий голос Алисы. - Там парочка уединилась в постели, и тут мужчине звонит муж любовницы, долго и сбивчиво жалуется на жену, которая уже давно его не любит, вот и сейчас, дескать, куда-то исчезла после вечеринки. Тот его утешает, говорит: "не беспокойся, выпей, ложись спать, она наверняка уехала с друзьями пропустить по стаканчику и скоро объявится". Рогатый муж кое-как успокаивается и прощается, любовники принимаются смущенно обсуждать ситуацию, а через несколько минут телефон звонит снова. Это опять муж женщины, он с облегчением сообщает, что она вернулась . И все. Представляете?!
- А мне у Сэлинджера больше всех нравился другой рассказ, - доносится до меня тихий голос Алисы. - Там парочка уединилась в постели, и тут мужчине звонит муж любовницы, долго и сбивчиво жалуется на жену, которая уже давно его не любит, вот и сейчас, дескать, куда-то исчезла после вечеринки. Тот его утешает, говорит: "не беспокойся, выпей, ложись спать, она наверняка уехала с друзьями пропустить по стаканчику и скоро объявится". Рогатый муж кое-как успокаивается и прощается, любовники принимаются смущенно обсуждать ситуацию, а через несколько минут телефон звонит снова. Это опять муж женщины, он с облегчением сообщает, что она вернулась . И все. Представляете?!
пятница, 16 апреля 2010
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
В "Хаусе", кстати, показали Кэмерон. И, кажется, обещают ее на следующий сезон... не знаю даже, радоваться или нет. Серия забавная, но как-то не зацепила.
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Его бледные кружева струятся, как воспоминания.
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Окей, как говорится, я потратила кучу времени doing this. Но я собой почти довольна)


Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Ви коли-небудь бували закохані у людину, яка померла близько ста років тому? Так, щоб серце калатало щоразу, коли просто бачиш його ім’я в книжці, так, щоб перехоплювало подих від захвату, від величезної, неймовірної просто поваги до того, що ця людина зробила, ким вона була?
Я закохана у Івана Франко, і якщо про що я і мрію дійсно, так це присвятити себе вивченню його творчості, його життя. Я хочу знати якомога більше, тому що кожна тепла фраза про нього, кожна відомість – ще одна цеглинка в будівлі мого серця, в моєму бажанні стати такою же, як він. Він занадто хороший, щоб зводити його в ранг кумира. Він – моє кохання, єдиний чоловік, якому я точно не зраджу. Я знаю, що він, певна річ, не може цього оцінити, але мені хочеться зробити щось для нього: написати про нього книгу, зняти фільм… щоб якомога більше людей поділили моє кохання, моє захоплення, вийшли із дурних радянських стереотипів щодо «революціонера». Або просто стати такою ж, дотягнутись до його надзвичайно високої планки, дострибнути якось. Вирости. А краще – і те, і інше… це найкращій з різновидів кохання, який не вимагає взаємності, не наносить душевних ран, але змушує тебе підноситись, ставати кращим, вищим – до свого ідеалу. І я коли-небудь обов’язково реалізую все, що хочу зробити для нього і про нього. І все ж таки, все ж таки я шкодую, що не жила в той час (бажано чоловіком), щоб бути його другом, пліч-о-пліч пройти крізь літературу і політику, щоб залишитись поряд, коли всі відвернуться через його ув’язнення і його погляди, що не визнавали «поклонів» перед народом, який Іван Якович любив несамовито… він ніколи нікому не кланявся. Він тверезо дивився на речі і не лаявся на світ, а просто змінював його… якби я могла прожити ще якесь життя, я би хотіла бути його другом.


Я закохана у Івана Франко, і якщо про що я і мрію дійсно, так це присвятити себе вивченню його творчості, його життя. Я хочу знати якомога більше, тому що кожна тепла фраза про нього, кожна відомість – ще одна цеглинка в будівлі мого серця, в моєму бажанні стати такою же, як він. Він занадто хороший, щоб зводити його в ранг кумира. Він – моє кохання, єдиний чоловік, якому я точно не зраджу. Я знаю, що він, певна річ, не може цього оцінити, але мені хочеться зробити щось для нього: написати про нього книгу, зняти фільм… щоб якомога більше людей поділили моє кохання, моє захоплення, вийшли із дурних радянських стереотипів щодо «революціонера». Або просто стати такою ж, дотягнутись до його надзвичайно високої планки, дострибнути якось. Вирости. А краще – і те, і інше… це найкращій з різновидів кохання, який не вимагає взаємності, не наносить душевних ран, але змушує тебе підноситись, ставати кращим, вищим – до свого ідеалу. І я коли-небудь обов’язково реалізую все, що хочу зробити для нього і про нього. І все ж таки, все ж таки я шкодую, що не жила в той час (бажано чоловіком), щоб бути його другом, пліч-о-пліч пройти крізь літературу і політику, щоб залишитись поряд, коли всі відвернуться через його ув’язнення і його погляди, що не визнавали «поклонів» перед народом, який Іван Якович любив несамовито… він ніколи нікому не кланявся. Він тверезо дивився на речі і не лаявся на світ, а просто змінював його… якби я могла прожити ще якесь життя, я би хотіла бути його другом.


четверг, 15 апреля 2010
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Вдруг явилось мне, не в сне, но где-то близко, и потому я не могла оставить это без внимания. То ли часть будущего фика, то ли просто "акварелька".
Шляпник. Зарисовка
Его кожа звездно-бледна, полупрозрачна, как лунный свет, а пальцы исколоты воспоминаниями. С первого взгляда он некрасив, со второго – дик, с третьего – прекрасен. Слушать его речи – что пить травяной чай: сначала – чуть подслащенная вода, потом вкус насыщается, предпоследний глоток медовый, а то, что остается на самом донышке, сладостью течет по языку и кипящей горечью прокатывается по гортани. Он помнит лица всех, кто погиб в Падный день, но может поклясться, что до Алисы не было Бравных воинов. Он любит приправлять чай щепоткой надежды, но, кажется, у нее истекает срок годности: с каждым днем она становится все горше, и потому хрустальную глубину чашки он разбивает каплями слез. Он обнимает улыбку, когда совсем не весело, но лента на его цилиндре цвета увядшей розы, а глаза все чаще приобретают оттенок мокрого песка. Он не из тех, кто может довольствоваться знанием, что его Человек где-то там, и ему хорошо; ему нужно рядом, не дальше тепла, ему нужно всего и сразу, и потому тоске он отдается самозабвенно, как пьяница вину. Одиночество ходит за ним по пятам и иногда предлагает разделить ложе, но он каждый раз отказывает, величайшими драгоценностями почитая сладковатые крошки веры.
Дни идут. Он пьет чай, шьет шляпы, говорит много и снова пьет чай. Дни обходят его стороной, но он уже научился различать их шаги.
Дни идут.

Шляпник. Зарисовка
Его кожа звездно-бледна, полупрозрачна, как лунный свет, а пальцы исколоты воспоминаниями. С первого взгляда он некрасив, со второго – дик, с третьего – прекрасен. Слушать его речи – что пить травяной чай: сначала – чуть подслащенная вода, потом вкус насыщается, предпоследний глоток медовый, а то, что остается на самом донышке, сладостью течет по языку и кипящей горечью прокатывается по гортани. Он помнит лица всех, кто погиб в Падный день, но может поклясться, что до Алисы не было Бравных воинов. Он любит приправлять чай щепоткой надежды, но, кажется, у нее истекает срок годности: с каждым днем она становится все горше, и потому хрустальную глубину чашки он разбивает каплями слез. Он обнимает улыбку, когда совсем не весело, но лента на его цилиндре цвета увядшей розы, а глаза все чаще приобретают оттенок мокрого песка. Он не из тех, кто может довольствоваться знанием, что его Человек где-то там, и ему хорошо; ему нужно рядом, не дальше тепла, ему нужно всего и сразу, и потому тоске он отдается самозабвенно, как пьяница вину. Одиночество ходит за ним по пятам и иногда предлагает разделить ложе, но он каждый раз отказывает, величайшими драгоценностями почитая сладковатые крошки веры.
Дни идут. Он пьет чай, шьет шляпы, говорит много и снова пьет чай. Дни обходят его стороной, но он уже научился различать их шаги.
Дни идут.

Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Кажется, у меня будет фотовыставка. Только тсс.
среда, 14 апреля 2010
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Эта штука меня пугает. Шляпника угадал со второго раза, Мальямкин, Т. Г. Шевченко и И. Франко завалил. Все остальное угадывает на сто процентов, аххаха *нервно* В нее весь вечер втікает Катя... а теперь еще и папа)
14.04.2010 в 09:03
Пишет Jana_J:Он живет в Америке и сражается с монстрами!
Все бегом сюда! Такая штука, такая штука... Загадываете кого-нибудь, а джин отгадывает. Он отгадал даже Дина Винчестера! Спрашивает: он болен? Я отвечаю: ну, не совсем... ))) Попробуйте кто-нибудь Дженсена Эклза или Джареда Падалеки. Насчет Крипке не знаю даже. Он курит траву, носит лысину и вы зовете его гадом и богом?))
Дин
Сэм
URL записиВсе бегом сюда! Такая штука, такая штука... Загадываете кого-нибудь, а джин отгадывает. Он отгадал даже Дина Винчестера! Спрашивает: он болен? Я отвечаю: ну, не совсем... ))) Попробуйте кто-нибудь Дженсена Эклза или Джареда Падалеки. Насчет Крипке не знаю даже. Он курит траву, носит лысину и вы зовете его гадом и богом?))
Дин
Сэм
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Я практически ничего не чувствую к нему, глупое сердце не бьется, но каждый раз при виде него я думаю о несбывшемся. Он со мной одной крови, одной породы, одного знака зодиака. И потому я могу не любить его, он может раздражать меня своим поведением, своей отстраненной холодностью, но я до нестерпимости хотела бы, чтобы он был моим.
вторник, 13 апреля 2010
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Смотри, произошло явление чая как феномена (с)
Сегодня мне снился сон в лучших традициях Алисы. В фик его можно вставлять практически без купюр. Кажется, мне уже пора высматривать Белого Кролика, не иначе.
Я задремала под плеер и проснулась где-то за час ночи. Выключив плеер, поставила его на зарядку, легла обратно, но мне не засыпалось. Ворочалась и так и эдак. На правом боку, на левом. Потом легла на спину и начала засыпать.
Процесс моего погружения в сон стал почти физически осязаемым, потому что сверху на меня начала оседать черная воронка, затягивая меня. Я пребывала на хрупкой границе между сном и явью, этот сон имел надо мной небывалую власть, и при этом какой-то своей частью я была еще здесь, в собственной постели. Эта черная воронка (воронка очень условно, потому что на самом деле у нее нет никаких стенок и границ, я скорее знаю, чем вижу, что это такой себе водоворот) затягивает, засасывает меня, и вместе с ней вновь приходит панический, экзистенциальный страх, ведомый мне только по этим снам. Я пытаюсь вернуться в реальность, пока сон не успел захватить меня толком, и мне это почти даже удается. Но тело тяжелое, неподъемное, я все-таки не бодрствую, и потому перевернуться на другой бок, чтобы избежать возвращения сна, я не могу. И осознанным усилием воли я вызываю перед своими глазами образ Шляпника, мотивируя это следующей логикой: он – абсолютно положительный, светлый персонаж. Кто еще, если не он, может «перекрыть», перебороть мою черную воронку? Если думать о нем, она не вернется. И если представляю я себе Шляпника еще осознанно, то в следующее мгновение я, видимо, снова проваливаюсь в сон, потому что Шляпник начинает действовать совершенно самостоятельно. Я вижу себя – то ли себя-себя, то ли себя-Алису, не знаю. По крайней мере, я одета в голубое платье. Обоих нас я вижу на фоне этой абсолютной черноты, «воронка» все еще грозит мне, и потом я подхожу к Шляпнику и обнимаю его. Кажется, в этот момент я все-таки Алиса, потому что эмоции, сопутствующие этому объятию (очень нежно и приятно, немного стыдливо-смущенно – а вдруг поймет не так, или наоборот, слишком так?) более походят на нее. И при этом все еще при мне мой страх перед воронкой, но, когда она вновь начинает «тянуть», я все же выдергиваю себя окончательно и переворачиваюсь в другую сторону. И все это – в дивном пограничном состоянии между там и тут, сном и явью, движением рассудка и неведомой силой, которая руководит нашими сновидениями.
Что ж, если именно за эти сны мне приходится платить постоянной сонливостью, я готова держать эту цену. Именно эти сны заставляют меня верить… во что-то. Мне почему-то кажется, и я боюсь сглазить, что именно в этих снах – источник моего творчества, вдохновения и силы, что это все неспроста. Когда я все же просыпаюсь от них, мне безумно страшно, но днем я, признаться, почти (да кого я обманываю? Без почти) хочу, чтобы эти сны повторялись. Интересно, получится ли у меня когда-то «расслабиться» и попытаться посмотреть, что же будет дальше?
Тому, что случайно выпала эта аватарка, я уже не удивляюсь.
Я задремала под плеер и проснулась где-то за час ночи. Выключив плеер, поставила его на зарядку, легла обратно, но мне не засыпалось. Ворочалась и так и эдак. На правом боку, на левом. Потом легла на спину и начала засыпать.
Процесс моего погружения в сон стал почти физически осязаемым, потому что сверху на меня начала оседать черная воронка, затягивая меня. Я пребывала на хрупкой границе между сном и явью, этот сон имел надо мной небывалую власть, и при этом какой-то своей частью я была еще здесь, в собственной постели. Эта черная воронка (воронка очень условно, потому что на самом деле у нее нет никаких стенок и границ, я скорее знаю, чем вижу, что это такой себе водоворот) затягивает, засасывает меня, и вместе с ней вновь приходит панический, экзистенциальный страх, ведомый мне только по этим снам. Я пытаюсь вернуться в реальность, пока сон не успел захватить меня толком, и мне это почти даже удается. Но тело тяжелое, неподъемное, я все-таки не бодрствую, и потому перевернуться на другой бок, чтобы избежать возвращения сна, я не могу. И осознанным усилием воли я вызываю перед своими глазами образ Шляпника, мотивируя это следующей логикой: он – абсолютно положительный, светлый персонаж. Кто еще, если не он, может «перекрыть», перебороть мою черную воронку? Если думать о нем, она не вернется. И если представляю я себе Шляпника еще осознанно, то в следующее мгновение я, видимо, снова проваливаюсь в сон, потому что Шляпник начинает действовать совершенно самостоятельно. Я вижу себя – то ли себя-себя, то ли себя-Алису, не знаю. По крайней мере, я одета в голубое платье. Обоих нас я вижу на фоне этой абсолютной черноты, «воронка» все еще грозит мне, и потом я подхожу к Шляпнику и обнимаю его. Кажется, в этот момент я все-таки Алиса, потому что эмоции, сопутствующие этому объятию (очень нежно и приятно, немного стыдливо-смущенно – а вдруг поймет не так, или наоборот, слишком так?) более походят на нее. И при этом все еще при мне мой страх перед воронкой, но, когда она вновь начинает «тянуть», я все же выдергиваю себя окончательно и переворачиваюсь в другую сторону. И все это – в дивном пограничном состоянии между там и тут, сном и явью, движением рассудка и неведомой силой, которая руководит нашими сновидениями.
Что ж, если именно за эти сны мне приходится платить постоянной сонливостью, я готова держать эту цену. Именно эти сны заставляют меня верить… во что-то. Мне почему-то кажется, и я боюсь сглазить, что именно в этих снах – источник моего творчества, вдохновения и силы, что это все неспроста. Когда я все же просыпаюсь от них, мне безумно страшно, но днем я, признаться, почти (да кого я обманываю? Без почти) хочу, чтобы эти сны повторялись. Интересно, получится ли у меня когда-то «расслабиться» и попытаться посмотреть, что же будет дальше?
Тому, что случайно выпала эта аватарка, я уже не удивляюсь.