Приходится признать, что для человека, носящегося с буддизмом, оценочным восприятием (и/или отказом от него) и прочими сознание-определяет-бытие, я трачу исключительно много времени, решая проблемы, существующие только в моей голове.
С другой стороны, с точки зрения буддизма и всего вышеперечисленного, все проблемы существуют только в моей голове, а человек, всерьез решающий «реальные» проблемы, будет собственно верить в их реальность и ни с каким буддизмом носиться не станет.
Вот такой вот парадокс, порожденный, конечно же, этой нашей западноцивилизационной привычкой думать даже о том, что не надо думать — вместо того, чтобы просто не думать.

@темы: остались пальто и я

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Проезжали позавчера мимо Михайловского.
О, еще не все убрали, – говорит товарищ, глядя на «стопку» шин.
Да всем влом, – отвечает другой.
И я понимаю вдруг, что вот оно, да, уже все закончилось. Действительно закончилось. Этой зимой-весной случались, пожалуй, самые важные вещи в моей жизни, связанные одновременно и с самым общим, и с очень личным. Я не то чтобы проебала их или не оценивала всей значимости, нет, я знала и оценивала (хоть во что-то была вовлечена меньше, чем стоило, или меньше нужного ценила момент) – и все же это уже было и закончилось, осталось только в памяти, и я никак и никогда не смогу уже прикоснуться и заново пережить это. Это шрам на теле памяти. Странно думать о том, что что-то настолько важное уже с тобой случилось.

@темы: я сижу у окна, я помыл посуду

---

чужая душа - потемки (или да)

Как бы мы ни старались передать другому свой опыт, это невозможно, ибо истина всегда существует двумя способами: как знание про эту истину и как ее понимание и переживание (как истина, если угодно, экзистенциальная). Такова же истина о том, что люди отличаются от тебя: ты можешь знать об этом, но не поймешь по-настоящему до тех пор, пока не испытаешь хотя бы один раз потрясение от того, что человек рядом имеет совсем другой набор очевидного и само собой разумеющегося, чем ты. После этого понимания мир становится местом куда более печальным, одиноким и увлекательным, чем был до того.

Люди часто недооценивают степень непроницаемости чужого сознания. Они «судят по себе», и открытие того, что Другой функционирует иначе, может стать неприятным шоком. Но мысль (истина) о подобии и единообразии людей на самом деле имеет корни более глубокие, чем мысль (истина) об их различии. Мы интуитивно чувствуем ту первооснову, самый глубинный слой нашего бытия, в котором мы неразличны (в котором вообще нет различий), и пытаемся действовать согласно этому интуитивному пониманию. Но мы упускаем из вида два слоя стекла, каждое из которых обычно не слишком чистое, наши сосуды (тела-личности-эго), отделяющие друг от друга два глубинных «я», которые не имеют различий ни друг с другом, ни с миром. Люди толкаются друг о друга этими стенками, трутся стеклом, зачастую издавая весьма неприятный скрежет, и редко способны понять другого или по-настоящему дать понять себя.

И все же прозреть в Другом Я и в Я – Другого – это один из самых прямых путей к просветлению, первая ступенька к Бытию как таковому, и именно поэтому многие люди, не отдающие себе отчета в этом и не задумывающиеся ни о каком там бытии, связывают свое счастье с другими людьми. В таком случае, впрочем, они считают, что счастье – в людях и не идут дальше, к пониманию того, что полноценная коммуникация – это как бы предварительный просмотр, глазок, в который можно подсмотреть бытие как таковое, первая ступенька длиннющей лестницы.

Коммуникация не разрушает эти стенки, но для начала она дает понять, что за твоим стеклом – такое же человеческое существо (то есть в принципе что-то, подобное тебе). Переживание непроницаемости чужого сознания, его тайны – это одна из таблеток против солипсизма. В любви люди учатся протирать в налете и грязи на стекле маленькие окошечки, обернутые к такому же окошечку другого. Чем счастливее любящие, тем шире это окошко, эта лазейка чистоты и прозрачности, позволяющая заглянуть сквозь два стекла и увидеть, что за ними – по обе стороны – одно. Любовь, впрочем, как и счастье – это состояние, а не чувство, это прозрение, минута ясности, которая может повторяться, но не может длиться беспрерывно и вечно, и к тому, чтобы окошки не затягивались грязью, вновь и вновь приходится прикладывать усилия.

Дружба не дает таких просветлений, она – «длинный путь» герменевтики, которой подвергается не само бытие, но текст (в данном случае – общение, и преимущественно вербальное). Друзья перестукиваются через свои стенки, и вполне может оказаться, что каждый из них сидит в своей китайской комнате и выдает на чужой запрос совсем не то, что надо бы; или же что точки и тире азбуки Морзе в розданным им букварям соответствуют совсем другим звукам и буквам; так чаще всего и оказывается, но, если любовь – это состояние, то дружба – процесс, в котором – пусть и не всегда успешные – попытки трансцендентировать Я и постичь сознание Другого являются постоянным, упорным трудом, который также должен вести к прикосновению к бытию.

В этом смысле верен третий член силлогизма «не согрешишь – не спасешься»: только превзойдя нерефлексивное представление об одинаковости, вкусив яблоко познания разделения и инаковости другого человеческого существа, есть шанс когда-нибудь прийти к настоящему пониманию с ним подобия и единства.

@темы: life is a gift horse in my opinion

---

Для человека, большая часть текстов которого на треть состоит из буддизма, на треть — из бодрийяровщины, а еще на треть — из бурного наркоманско-постмодерного ололо, Пелевин очень человечен. И это, пожалуй, делает все вышеперечисленное еще более прекрасным.
Как-то так.

@темы: література

---

Когда не спишь ночь, к утру от тебя остаются одни рефлексы. Полное отупение, или, скорее, притупление (как затупляется нож) эмоций; мысли – как перекати-поле в огромном белом помещении чисто выметенного арт-центра, из которого только-только вывезли картины; и в холодном утреннем свете это все как сатори, просветление (ибо важен сам по себе этот свет), осознанность (ибо происходящее с тобой лишь регистрируется) – ничего лишнего, ничего, что не могло бы быть отфильтровано этой небесной белизной – и никакого тебя, в общем, тоже.
В это (пред)рассветное безвременье в самом начале нового дня свет принадлежит не солнцу, а самому пространству, лишен цвета и тепла – он пребывает в своей чистоте. Это пограничное состояние, когда в резонанс входят пустой белый мир и пустая прозрачная голова, пожалуй, единственно возможная иллюстрация лимба – или нирваны (впрочем, и то, и другое, как и сам свет – состояния, лишенные всего, не имеющие ни сущности, ни атрибутов – и таким образом, конечно, и различия).

@темы: остались пальто и я

---

Коммуникация и творчество: (де)сублимируй это

Лу Саломе, занявшись психоанализом, советовала Рильке не прибегать к нему, иначе он не сможет писать (тут все очевидно).
Есть два варианта продуктивного взаимодействия с собственным опытом – сублимировать, сконцентрировать его в произведение искусства или же развернуть и проанализировать в процессе коммуникации (формами которой являются и сам психоанализ, и, например, написание поста в бложик).
Можно было бы воспользоваться дильтеевской терминологией и сказать, что творчество – это понимание (хотя скорее все же «выражение»), а коммуникация – объяснение. У Дильтея понимание – процесс опосредованного некими внешними выражениями, в том числе текстом, проникновения в другое сознание. Творец, создавая что-то, так же – при помощи собственного произведения – проникает в собственное сознание; «выражение» – сотворение чего-то – это способ вести диалог сам с собой. По Коллингвуду, настоящее искусство рождается, когда процесс творчества для творца является одновременно самопознанием.
Искусство не существует без оригинальности, а диалог с собой просто не может полноценно состояться на поверхностном уровне. Волей-неволей творец должен сконцентрировать свои эмоции, выбрать из их спектра те, что являются наиболее индивидуальными, полнее всего выражающими его «Я» – и именно из них делать острие атаки. Эмоции должны быть преобразованы в творение максимально индивидуализированное, личностное, и тогда творец познает что-то в себе, а творение найдет у публики отклик в духе «я никогда об этом не думал, но так оно и есть» – публика обнаружит для себя (и в себе) нечто, что раньше было сокрыто.

В коммуникации все происходит с точностью до наоборот. Если в творчестве автору хочется/нужно выразить себя, то для успешной коммуникации нужно, чтобы его поняли. Для того, чтобы сделать свои мысли и чувства доступными собеседнику, их приходится выражать в форме, тяготеющей к максимальному обобщению (почти научности). Растерянность, страх, любовь, боль – это все ярлыки, которые люди навешивают на мешочки с зачастую совершенно разным содержимым; но в диалоге невозможно, как в творчестве, просто распахнуть свой мешочек и дать собеседнику засунуть в него нос. Можно лишь обменяться ярлыками, и от того, насколько точно ярлык подобран (то есть, насколько слово для обозначения чувства или мысли есть унифицированный термин) зависит то, насколько хорошо тебя поймут.
В диалоге носитель опыта ищет в нем не индивидуальное, а, напротив, черты фамильного сходства, обобщает, оставляет за скобками «ненужное» (невыразимое – то есть, самое важное), приводит к общему знаменателю. Это позволяет передать чувство – но при этом уничтожает его подлинную суть, заменяя ее более-менее удачными (и чем более удачными, тем более безликими) формулировками.
Коммуникация или пост в блоге (как и психоанализ) терапевтичны потому, что, превращая чувство в дискурс, они забирают у него то, что делает его чувством – его заряд, накал, неповторимость, сложность, многогранность.

Очевидно, что собственно опыт (чувство) всегда несоизмеримо больше, чем слово, его обозначающее. Художественный текст (особенно поэзия), картина или музыка способны если и не передать эту полноту (что в принципе невозможно, ибо люди не проникают в сознание автора, а лишь ищут в себе созвучный опыт), то хотя бы намекнуть на нее.
Не-художественное выражение чувств всегда делает их банальными. Чувство, превращенное в слово, становится пустым, оно уже не переживается, не воспринимается, как свое – и чем адекватнее выбранное слово, чем точнее и «научнее» проведен анализ, тем это вернее. В творчестве чувство связано с диалектикой имманентного/трансцендентного (самое глубинное и личное в результате оказывается универсальным, способным задеть очень многих), в коммуникации же чувство попросту отчуждается, объективируется и становится недоступным своему субъекту; слово теряет связь с реальностью и заменяет ее. У человека остается не настоящая растерянность (страх, боль, любовь), а разложенная на составные, выхолощенная, объективированная «растерянность» (страх, боль, любовь), о которой можно говорить, но которую уже невозможно переживать.

В общем, ребята с Дао, выраженным словами, порешали этот вопрос уже давным-давно, и говорить об этом (да еще и так долго) есть смысл только затем, чтобы напомнить (в том числе себе), что эти две формы работы с мыслями и чувствами плохо сосуществуют друг с другом. Если ты подвергаешь себя «психоанализу», нечего потом пенять, что не можешь творить, а, творя, уж не обессудь, если просто так взять избавиться от опыта не удастся.

@темы: life is a gift horse in my opinion

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Как пингвин-социофоб я терпеть не могу ездить сама на такси, но поездки ночью или утром с тусы возглавляют мой личный анти-рейтинг. Помимо очевидных причин, почему можно не любить такси, я в таких случаях испытываю чувство какой-то почти классовой вины. Вот чувак (который может быть временно безработным с высшим образованием или просто хорошим человеком) зарабатывает на жизнь не то чтобы сильно интересным или квалифицированным трудом; и вот я. Ничего в жизни еще не добилась, материально зависима. Еду с какой-нибудь тусовки. Чаще всего не слишком трезвая (и мне всегда очень не хочется этого показывать). Просадила определенную сумму – не мною заработанного (или, в лучшем случае, стипендиального) – бабла просто для того, чтобы пообщаться и расслабиться, хотя и так по жизни не сильно напрягаюсь, в то время, как для этого чувака эта же сумма может быть, не знаю, едой на пару дней. Я сразу перестаю представлять себя хипстером или там богемой и думаю, что со стороны я вполне могу выглядеть телкой из золотой молодежи, которая денег не считает и не имеет других планов на жизнь, кроме как выйти замуж за богатого мужика. Если приходится отвечать на вопрос, на кого я учусь, то это еще добавляет к чувству вины: круто говорить, что ты философ, условным хипстерам, нормально – банковскому клерку, но в разговоре с таксистом я сразу чувствую себя настолько оторванной от реального мира, насколько на самом деле и есть. Очень хочется сделать что-нибудь, чтобы не выглядеть такой бесполезной и распущенной, какой я по факту являюсь. Но что тут сделаешь, если вот – чувак зарабатывает свои деньги, а я их ему плачу, потому что до этого развлекалась всю ночь – и ни с каким моим очень богатым внутренним миром против этих фактов не попрешь.

@темы: остались пальто и я

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Теперь, когда между мной и отъездом стоит всего пара месяцев и бесконечное количество мозгоебства с документами, с которыми я понятия не имею, что и как делать (но эта тема для совсем другой истерики; а еще боязнь, что что-то не получится), мне страшно до чертиков по причинам, формулировки которых я прочитала еще в свои лет десять: "все всегда уезжают навсегда" и "вместо нас всегда возвращается кто-то другой".
Как я уже писала, я не могу представить себе этих двух лет там, и поэтому я представляю, как вернусь сюда - и я понятия не имею, кто вернется вместо меня.
Конечно, там все будет происходить постепенно; скорее всего, я и не замечу перемен, просто в какой-то момент окажется, что я-в-настоящем и я разлива июля 2014 - это уже разные люди. Так всегда бывает, и за два года я бы поменялась в любом случае - просто теперь у меня есть веха, за которую можно зацепиться взглядом, и есть еще понимание того, что мне придется очень много переступать через себя и не только верить, но и делать пару-тройку невозможных вещей до завтрака, чтобы, грубо говоря, выжить. Я не могу ассоциировать себя с человеком, который два года проведет черт знает где; я могу ассоциировать себя с той, которая вернется - но вот она уже действительно будет не я, просто почему-то будет жить в моей квартире, дружить с моими друзьями и устраиваться в аспирантуру в мой университет (странно представлять себе два года как выпавшие из моей жизни в пользу какой-то непонятной телки, которая умеет устраиваться, решать проблемы, делать дела и свободно говорить по-немецки, но в моей голове это именно так).
Какая-то часть меня в восторге - ведь, по большому счету, ради этого все это и затевалось.
А какая-то часть истерит непрестанно - видимо, предчувствует именно свой конец.

@темы: я сижу у окна, я помыл посуду

---

структуры и тексты

Поэзия отличается от прозы, как сплетение ветвей отличается от ствола. Ствол – толстый, прямой, растет вверх, ну, понятно. Суть поэзии – в голых ветвях, в структуре, которую плетет поэт, уподобляясь при этом более всего вязальщику (спицами или крючком, кому как нравится). Поэт вяжет структуру, и слова, отдельные из которых могут быть случайными, накладываются на эту структуру, на этот узор, как листья на ветви – конечно, добавляют что-то, зелени там, красок, выразительности – но на самом деле являются второстепенным по отношению к тому, что составляет саму сущность поэзии, то есть, вот этому структурному плетенью. Не знаю уж, ритм, рифма или что-то еще лежит в основе этой структуры, из меня никудышная вязальщица (за этим отправляйтесь к Бродскому, на основе идей которого и развилась эта метафора), но это так.

Люди часто не умеют работать со структурой текстов. В каждом тексте, как и в случае с поэзией, есть, допустим, ветки и листья. Ветки – то, что составляет суть, листья – форма изложения, стиль, художественные детали и все такое. Правильно проанализировав текст, человек извлекает из него целостную структуру – жесткий каркас из ветвей. И может его сохранить себе и, самое главное, передать другим. Человек можешь воспроизвести структуру как ответ на семинаре, а может – обучая кого-то другого.
Большинство людей при работе с текстами (что видно по семинарам) пытаются не извлечь этот каркас из ветвей, а проглотить и прожевать всю листву с них. А потом просто говорят про эту листву, или скорее отплевываются ею, и выходит, что вроде и читали, вроде даже что-то и поняли, но все как-то не связно, не по сути. И уж тем более не могут никого другого научить – а все потому, что не научились отделять ветви от листьев.

Понимание текстов, «коммуникация» с ним и воспроизведение текста на семинаре может происходить так:
- когда ты желаешь установить связь между собой и текстом или между текстом и другим текстом, ты как бы стреляешь из лука в туман, который вокруг тебя, попадаешь в дерево, и вот у тебя есть ты, оно и веревка между вами. Готово, связь между тобой и текстом (или текстом и текстом) установлена, теперь можно просто потихоньку наматывать на руку эту веревку и идти к дереву – развивать мысль;
- в том же тумане можно не стрелять из лука, а как бы осуществлять навигацию по эхолокатору: кидать много мячиков в разные стороны, часто абсолютно хаотично и беспорядочно, чтобы нащупать, где там деревья. Мячики возвращаются (может, не все), ты их ловишь, ориентируешься по звуку, где там дерево, бросаешь тут же дальше – создаешь, в общем, благодаря этим мячикам и эху от них картину происходящего вокруг. Ни одного дерева толком не поймал, даже не увидел, где оно, зато захватил много.
(Впрочем, об обоих этих случаях можно говорить лишь тогда, когда человек на этапе чтения ухватил структуру текста, иначе – смотри выше – будет стоять на месте и плеваться листвой).

@темы: doors of perception, остались пальто и я

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

интенциональность, осознанность, что делать и кто виноват

«Коперниканский переворот» Канта (идея, что субъект познания активно и творчески воспринимает объект, а не объект сам прыгает ему в глаза-уши-мозг) и интенциональность (сознание всегда есть сознание чего-то) в практическом отношении имеют очень простое и очевидное следствие: человек сам задает свое отношение к ситуации.

Реакция – эмоциональная, интеллектуальная и духовная – порождаемая тем или иным фактом, не является ни однородной, ни однозначно детерминированной, ни неизбежной. Каждому раздражителю из внешнего или внутреннего мира А соответствует не реакция Б, а целый веер реакций – Б1, Б2, Б3, … Бn+1. Большую часть времени человек, конечно же, не выбирает между ними хоть сколько-то сознательно. Заданная предыдущим течением мысли или чувства, взглядами на жизнь, предубеждениями, реакция Б1 очень часто кажется единственно возможной, и другие варианты не то что отметаются, а даже не регистрируются сознанием. В этой очевидности – машинальность нашего существование и отсутствие той самой осознанности.
На самом деле эта работа по выбору производится постоянно, и любопытно – и крайне полезно – хотя бы время от времени исполнять ее «самостоятельно», то есть, более-менее сознательно.
Это как, знаете, тот камень на распутье. Или комната с кучей дверей, на каждой из которых – табличка. Куда идти?
Чаще всего человек прет по тому пути, который по каким-либо причинам является самым легким. Но интенциональность и активность субъекта познания означают, что если человек позволит себе задержаться у камня, он действительно может выбрать направление потока своего сознания. Сосредоточиться ли ему на переживании настоящего или предаться мыслям о прошлом, остаться в хорошем расположении духа или опечалиться, начать тревожиться за будущее или расслабиться – это все выбор. В потоке сознания можно беспомощно бултыхаться, а можно обзавестись веслом и рулить в тот или иной рукав или приток, который, стоит в него повернуть, тут же станет основным руслом – и очень скоро распадется на новое количество вариантов.
Наше сознание постоянно вступает во взаимодействие с некими раздражителями, и реакция на них может казаться очевидной только в силу привычки, уже имеющегося навыка. Для того, чтобы осознать, что дверь не одна, а десяток, нужно хотя бы немного отстраниться, отойти к дальней стене комнаты и поводить взглядом по сторонам. Если это удалось сделать, если удалось избежать машинальной очевидной реакции, стандартного отношения – остальное, в общем, дело техники: выбирайте дверь по вкусу и наслаждайтесь тем миром, который вы сами для себя только что создали.

@темы: doors of perception, life is a gift horse in my opinion, раби цікавості та пихи (с)

---

философия vs академическая философия

Я читала книжку «Античная философия и духовные упражнения» Пьера Адо, и думала: как жаль, что нас не заставили прочесть ее где-нибудь в октябре первого года обучения – она бы многое прояснила (или нет, допуская, что все всегда случается своевременно).

Если припомнить выражение, что хорошие книги говорят о том, что мы и так уже знаем, то эта послужила готовой формулировкой того, что я чувствовала давно: что не так с нашей академической философией, чем она отличается от настоящей философии и почему из всего того, что мы изучали, мне всегда были ближе, например, экзистенциалисты или около-религиозная философия – та, которую я для себя определяла как меняющую что-то во мне, в моем взгляде на мир.
(Правда, я поняла еще, что дело абсолютно не в самом по себе философе или течении, а только в нашем с ними взаимодействии и внутренней готовности – или желании – войти в нужный для изменений резонанс, который может случиться и от Гегеля, и от какой-нибудь аналитической философии, если подходить к делу всерьез).

Главная мысль Адо такова, что в античное время философия была, собственно, «духовным упражнением» и была призвана формировать не просто взгляд на мир или знания, а жизнь, ценности, поведение – в общем, менять всю систему бытия человека в мире и с миром, и в этом деле теоретическая часть была важна лишь постольку поскольку была базисом того, что человек должен был по-настоящему понять и исполнить (почти как в буддизме, в общем, где вопрос о создании мира не имеет значения, ибо важно то, что относится к «практической» стороне дела, и сама практика – медитации в буддизме или медитации как размышления и сосредоточения в западной культуре).

Мне близко такое понимание философии: оно объясняет и то, что в ней для себя вижу и хочу брать я сама, и то, почему всякие гегели оставляли меня абсолютно равнодушной, и даже то, чем отличается философия не только от этой нашей истории философии, но и от кухонного философствования, которое тоже направлено на «практику», но при этом не обладает достаточной в том числе и теоретической базой для того, чтобы эту практику полноценно в жизнь воплощать.

Ввиду этого всего академическая философия, или скорее изучение философии, имеет несколько очень важных недостатков.
Первый – это вот то самое, сформулированное у Сэлинджера:
«Мне кажется, все это не так уж меня бы расстроило, если бы хоть один раз - хоть р_а_з_о_к - я от кого-нибудь услышала пусть самый маленький, вежливый, мимолетный намек на то, что знание д_о_л_ж_н_о вести к м_у_д_р_о_с_т_и, а и_н_а_ч_е это просто возмутительная трата времени, и все! Как бы не так! Во всем университете никогда никто и не з_а_и_к_н_е_т_с_я о том, что м_у_д_р_о_с_т_ь - это цель всякого познания. Даже само слово "мудрость" и то почти не упоминается».
Знания ради знания – это как пассажиры в метро где-нибудь в Китае или Индии, когда нужен тот самый полуанекдотический утрамбовщик, своим пузом впихивающий людей в вагон. И никто не скажет о том, что на самом деле тебе вообще можно не спускаться в метро, потому что у тебя есть, например, велосипед – или же ты и вовсе можешь пойти пешком, подышав свежим воздухом и насладившись красивыми видами, а не пытаясь впихнуть в свою голову как можно больше имен, дат и бессвязных философских концептов.
Философия (пусть даже академическая) в идеале должна показывать путь, учить человека ходить или пользоваться велосипедом, а вместо этого чаще всего человек начинает утрамбовывать в свою голову китайцев.
(Хотя, нельзя не признать, что и академическая философия все-таки работает как указатель дороги – другое дело, что куда хуже, чем могла бы, и совсем не говорит о том, что на самом деле она должна делать именно это, а не что-то другое).

Второй недостаток тот, что, если даже каким-то образом студент хотя бы интуитивно понимает, для чего ему нужны получаемые знания – он с трудом может отследить свой прогресс и увидеть результат. Даже если ты знаешь, куда идешь, то едва ли можешь понять, как и какими темпами.
Дело обстоит точно так же, как с физическими упражнениями. Я вот, например, смогла заниматься зарядкой только где-то на первом курсе универа: именно тогда я с удивлением обнаружила, что, если я регулярно отжимаюсь на тех занятиях, до которых дохожу, на следующих я могу отжиматься уже больше; до этого то, что, занимаясь спортом, человек действительно что-то тренирует и улучшает в себе, казалось мне информацией абсолютно умозрительной и не имеющей ко мне непосредственного отношения.
С мозгами все так же, но отследить прогресс в нашем деле почти невозможно: да, я могу к четвертому курсу заметить, что мне стало легче писать и читать тексты, но это произойдет уже исключительно пост-фактум, никакого постепенного роста, никакого наращивания темпов или умений, просто ты входишь в это дело (поступаешь в универ) и выходишь: если так и не понял, зачем эти знания нужны – академической воблой, или – если понял – либо с целым комплексом психологических и духовных проблем, либо чуть более просветленным (в зависимости от того, теми ли упражнениями занимался и не надорвал ли пару мышц – но вообще обычно и то, и другое поставляется в комплекте, потому что не надорвать себе ничего при отсутствии тренеров и регулярных сознательных упражнений просто невозможно).
Если с первым недостатком еще можно хоть как-то пробовать бороться, то здесь остается только смириться (расслабиться и получать удовольствие). И продолжать упражняться, конечно.

@темы: doors of perception, life is a gift horse in my opinion, раби цікавості та пихи (с)

---

вот, теперь я сижу и форменно истерю, шутка про валерьянку уже не шутка
фак фак фак
это ж я действительно теперь уеду
рыдаю, жру шоколад и побеждаю в номинации "неадекватная реакция на хорошие новости" года
пойду съем успокоительного, а то мне еще сейчас на немецкий собираться xD

@темы: остались пальто и я

---

Ок, мои планы на будущее уже не такие расплывчатые, мне только что пришел Zulassungsbescheid из Марбурга - меня берут на религиоведение.
Правда, еще хз, хочу я туда или в Мюнхен, который непонятно когда ответит (и который дороже, но где еще философия), так что теперь у меня, по-видимому, опять будет кризис принятия решений
но я уже точно куда-то уеду
ахха, графиня, изменившись лицом, убежала в шок блэнкит и валерьянку.

@темы: раби цікавості та пихи (с)

---

планы на будущее стоит документировать хотя бы для того, чтобы потом над ними поржать

Впервые за последние годы я могу ответить на вопрос «кем вы видите себя через пять лет», и хотя именно сейчас мои планы уязвимы как никогда и от меня не зависят, само по себе их наличие уже успокаивает: неуютно себя чувствую, когда в обозримом будущем нет каких-то конкретных целей, которые требуют от меня, чтобы я шевелила задницей.
Идеальный план таков: я уеду на два года, получу своего магистра, вернусь в аспирантуру в Могилянку, покажу всем на кафедре кузькину мать, через три года защищу что у нас там к этому времени будет вместо кандидатской и буду преподавать. За это время - чем быстрее, тем лучше, конечно - надо найти источник доходов с учетом того, что единственное, что я умею (да и хочу) делать - это тем или иным образом работать с текстами.
Если в каком смысле общение с М. (впрочем, не только оно, а последний год в принципе) и повлияло на мои жизненные решения, так это в том, что я хочу остаться в академической среде. С полем исследования я еще, впрочем, не определилась. Я думала, что мне интересно исключительно религиоведение, а у нас, говорят, не хватает профессионалов в этой области, но самостоятельное чтение показывает, что скука от философии - это проблема ее преподавания, а не самой философии, так что черт его знает.
Я точно знаю, что хотела бы преподавать хотя бы потому, что я люблю свою специальность и хочу, чтобы ее любили другие. Я еще не знаю, о чем именно я смогу говорить, но я представляю, как это нужно делать (и как не нужно). Мне бы очень хотелось, чтобы благодаря мне больше людей полюбили и узнали философию и извлекли из нее то, что из нее можно извлечь по-настоящему, а не ту академическую муть, которой нас кормили слишком часто.
Мне теперь - больше, чем за последние годы - кажется, что я действительно смогу писать.
Самое главное, быть может, мне больше не страшно терять время: все всегда случается, когда должно - или не случается вовсе.

@темы: остались пальто и я