Сидела себе сублимировала потихоньку в картинки, потом мозг такой еще: а представь, что Чудакулли как-то подписал письмо "for Esme - with love and squalor", и, кажется, надо идти сублимировать опять.
(У меня чувства к Чудакулли/Ветровоск - это одна из таких прекрасных и абсолютно bittersweet штук, которые, знаете, не воспринимаются как драма и не вызывают тех эмоций, которые обычно вызывают какие-то пейринги, потому что все было сделано правильно, и оба были счастливы по-своему, и все хорошо - но все-таки мысль о них сохраняется где-то там в уголке, сопряженная со светлой печалью. Особенно это удивительно потому, что Чудакулли, в целом, персонаж комический - но при этом очень хорошо вписался в эту ноту "власти несбывшегося").
Еще у меня просто чувства к Ветровоск, и их много, но это и так понятно.
Читаю The Shepherd's Crown. Если вдруг кто уже читал - сами знаете, если нет - верьте пока на слово, очень много чувств.

плюс один

на тамблере

@темы: Пратчетт

---

Нашла наконец-то применение разговорному английскому: орать на тамблере о дискворлд-филинах.
Скачала The Shephard's Crown в очень сложных чувствах, прочитала десяток страниц, пошла что-то делать в интернете (по большей части - готовить косплей Сьюзен Сто Гелит).
Люблю Ветинари в "Невидимых академиках" больше, чем до этого, хотя это, казалось бы, невозможно; его человечность, что он шутит, смеется (!), напился (!!), как он говорит Марголотте, что в Анк-Морпорке не будет рабов.
Люблю, как каждое появление Ваймса, даже если это всего пару строчек - это отдельный праздник.
Люблю Ветинари с Ваймсом вместе, несмотря на то, что в "академиках" они ни разу не появляются в кадре вместе. Дисковорлд - это особенный случай в моей фандомной жизни, потому что Ваймс/Сибил - это лучшее, что может быть, но Ветинари/Ваймс - это лучшее, что я могу представить (особенно с учетом вот этого развития Ветинари, конечно). Не знаю, что с этим делать, видимо, просто любить всех в этом баре. После "академиков" вернулась к мыслям о своем фикле и все-таки попытаюсь его добить.
Люблю Тиффани за то, что в первой книге она не любит своего брата. Не люблю и люблю логику повествования одновременно за то, что у них ничего не вышло с Роландом, хотя я шипнула их к концу Wintersmith, и потому, что это честный способ говорить о вещах, которые случаются с людьми, которого очень сильно не хватает в литературе. Просто люблю Тиффани потому что люблю Тиффани, хотя к концу серии ведьм я думала, что мой лимит чувств к протагонистам уже исчерпан матушкой Ветровоск.
Люблю I Shall Wear Midnight за то, что ее первая половина - это самое мрачное и безнадежное из того, что я читала у Пратчетта, даже на фоне всей его социалки.
Люблю Гленду и Орехха из "академиков", и всех остальных тоже люблю, потому что, наверное, только Пратчетт умеет так - нарисовать совершенно карикатурных, глупых и недалеких персонажей, а потом показать, что и они тоже могут быть хорошими, и глубокими, и сделать их людьми.
Не люблю Ринсвинда, "Последний континент" - чуть ли не самая тяжко читаемая книжка из всех. По иррациональным причинам (которые, в общем-то, имеют рациональную связь с моим вышеупомянутым главным неканонным отп сей эпопеи) не люблю Марголотту, но ни то, ни другое ничего не меняет.
Люблю ведьм, всех, как людей, как концепцию, как образ жизни, прекраснее их вообще ничего нельзя придумать. Люблю то, что они как Ваймс в чем-то самом важном, но при этом совершенно другие.
Люблю матушку Ветровоск because of reasons, даже не знаю, с чего можно было бы начать. Нянюшку Огг тоже люблю, потому что песня про ежика и без нее любить матушку Ветровоск было бы сложнее, и несостоявшийся юношеский пейринг последней с Ридикюлли - тоже, потому что на какие-то пару абзацев это было до чертиков трогательно.
Люблю тот факт, что число моих любимых женщин у Пратчетта в количественном, если не качественном выражении уже превысило число любимых мужчин.
Понятия не имею, как жить дальше, когда я все дочитаю, а это случится очень скоро, хотя на самом деле я просто пойду перечитывать цикл стражи и испытывать еще больше чувств ко всему.

@темы: Пратчетт

---

На тамблере начинают мелькать сцены из допматериалов к extended edition.
Например, съемки не вошедшей в окончательный вариант сцены с Двалином и смертью Торина.
Пара кадров на зеленом экране и у меня опять чувства, приехали.

спойлер к видео

И как-то вдруг становится понятно, что с точки зрения эмоциональной травмы Бильбо, валявшемуся в отключке, еще повезло, можно сказать, потому что можно только представлять, как должен чувствовать себя Двалин, который вот это все видел, пытался добраться вовремя, но не смог (и, как предполагает тамблер, скорее всего тоже получил по башке - судя по тому, что с умирающим Торином был только Бильбо), так что еще и проститься тоже не смог. Ну ок, да, спасибо.

[L]Колокольчик фарфоровый[/L] <a href="http://nameofrose.diary.ru/p206439113.htm">смотрит</a> допсцену к режиссерке БПВ

@темы: Hobbit

---

Мне упорно что-то очень не нравится в доминирующем дискурсе об изменениях Клары, но формулировке это поддается с трудом.
Возможно, это смутное ощущение, что говорящие о том, как она on her highway to hell (не то чтобы они не были правы) оценивают ее в первую очередь (если не исключительно) как спутницу, а не как Клару. Не по тому, кто она есть, а по тому, какую роль она предположительно должна играть при Докторе. Ю ноу. Обоже, у Клары отпала эмпатия. Обоже, она стала такая же безответственная, как и Доктор. Обоже, она не может сдерживать Доктора и некому сдерживать ее саму, и теперь они оба такие несдержанные. Как минимум половина из этих "обоже" базируется не на том, что ей стало хуже с точки зрения ее самой - а на том, что она стала хуже с точки зрения набора необходимых для спутницы Доктора качеств.
Все говорят о последствиях травмы (не то чтобы и эти тоже не были правы), но мало кто (к счастью, такие есть) говорит о том, что, вполне возможно, именно это то, чем Клара есть на самом деле. В 8 сезоне у меня было стойкое чувство (и вся эта тема лжи не пыталась меня в нем разубедить), что Клара очень сильно пытается быть кем-то, кем, как она считает, она должна быть (вот эта вся ее идеальная жизнь) - но не получается, ей в этих рамках тесно. "Контрол фрик" - это вполне может быть компенсаторной реакцией не только против хаоса в мире, который неуправляем и продолжает подсовывать гадости, но и против хаоса в самом себе. Она пытается контролировать, потому что представляет (или, напротив, не хочет представлять), кем может стать, если этот контроль ослабит. И сейчас происходит где-то это.
Рост иногда случается через травму. Я не говорю, что Клара стала лучше как человек - но мне кажется, она становится подлиннее. В ее случае осознать, кто она на самом деле - это уже безусловный рост. Если после этого она снова научится эмпатии, ответственности иже с ними - вот тогда она станет хорошим человеком. Инстинктивная сиюминутная доброта - это легче и не так ценно, как решение быть добрым (сочувствующим, ответственным), которое можно принять, если есть понимание, какой ты на самом деле - даже если это что-то неприятное и не очень доброе.
Вот это "у нее травма и она теперь творит черти что" - делает из нее жертву, из субъекта она становится объектом. А если что точно не в ее характере, так вот это.
Даже если я не права и сейчас это не "настоящая" Клара (хотя, с каким восторгом она игралась в Доктора даже тогда, когда травмы Дэнни еще не было) - даже тогда было бы как-то справедливее, если бы о ней говорили как об индивидуальности, а не как о "какая милая была девочка, жизнь ее потрепала, теперь она профнепригодна как спутница". Хотя, повторюсь, в этом тоже есть большая доля правды.

[L]Колокольчик фарфоровый[/L] <a href="http://nameofrose.diary.ru/p206265775.htm">рассуждает</a> о "Клара сильно изменилась за лето"

@темы: Doctor Who

---

Написала вот сейчас в твиттере, что Ваймс, матушка Ветровоск и Тиффани - это squad категорического императива, следом пришла мысль, что за этим есть кое-что еще: они (а еще Брута и та главная старая крыса из "Удивительного Мориса") - это персонажи, в основе чьей морали (и личности вообще) лежит постоянная самопроверка.
В I Shall Wear Midnight буквально пару страниц назад дошла до этого эпизода:
«Она простонала про себя: «Ну и какой в этом толк, господин Петти? Какой смысл во всей вашей жизни? Даже повеситься толком не сумели. С чем вы вообще в жизни справились как положено? Может мне стоило сделать вам и окружающим услугу, и позволить вам закончить начатое?»
Так порой случается с мыслями. Они живут собственной жизнью, и внезапно приходят в голову в надежде, что вы их разделяете. Нужно отгонять подальше подобные мысли, иначе они могут овладеть ведьмой, которая позволяет им свободно разгуливать в ее голове. Иначе все провалится в тартарары, и не останется ничего иного, только мерзко захихикать».
И это один из тех случаев, когда мне хочется просто размахивать руками в бессловесном восторге, потому что рассуждать тут, в общем, не о чем, можно только сказать: да, именно так все и есть, так это и работает - и этика, и в целом стремление становиться лучше.

Все хочу написать о том, насколько прекрасны ведьмы - то есть, и конкретные протагонисты, и та идея, что лежит в их основе, но на это слов пока точно не хватает.

@темы: Пратчетт

---

В определенный момент учеба в университете превращается в своего рода игру, причем, по большому счету, с самим собой: сам придумываешь правила, сам им следуешь (или нет), сам у себя выигрываешь (или нет).
На первых курсах (в моем случае это были первые три) действительно происходит приобретение новых знаний/навыков, без которых кина не будет. На четвертом мне стало внезапно очень легко учиться: для семинаров я могла просто пробежать текст глазами и потом опираться на приобретенные раньше (на первых трех курсах) знания, часть письменных работ покрывалась ранее написанными на другие предметы, для части под рукой была литература или наработки, оставшаяся просто писалась быстро и спокойно, потому что был навык. Но тогда мне, допустим, еще нужен был нормальный диплом, потому что я собиралась уезжать - был внешний стимул.
Сейчас учеба - это сплошной категорический императив и социальный договор с самим собой. Не ради оценок и, исходя из качества преподавания в большинстве случаев, даже не ради знаний - а исключительно ради Толстой Тети. Я студент, значит я должна ходить на пары (почаще), даже если я знаю, что могу пропасть на месяц и все равно как-то получить оценку; я прочитаю текст и пойду на семинар, даже если меня тошнит и от темы и от преподавателя; я постараюсь в целом делать все как можно лучше просто потому, что могу.
Знание, что делаешь должное просто потому, что должен, а не потому что интересен результат, дает совершенно особое чувство свободы и довольства собой. Кажется, где-то так и выглядит следование дао.)

Мне никогда раньше не было в целом так спокойно. Все идет как и куда должно. Мне нравится взрослеть, потому что с каждым годом все меньше вещей имеет значение - кроме того, которое я сама им придаю.

@темы: остались пальто и я

---

Лента, очень нужны идеи!
Если бы у вас был некий цикл текстов, доступно и с огоньком рассказывающий про философию - о чем вам было бы интересно почитать?
Например, неочевидные связи философии с другими науками и тексты типа "физика и философия", "экономика и философия" етс; философия и масскультура (философские идеи, которые реально там есть и/или идеи, просто объясненные при помощи масскультуры); философия и повседневность и тексты про еду-питье-секс-сон или что-то более возвышенное вроде смерть/любовь/душа/етс у разных философов; или просто "10 самых странных/недооцененных/еще каких философов/философских идей".
Что-то вроде "занимательной философии" или философии для чайников, условно объединенной какой-то общей концепцией - вот какая б вас концепция заинтересовала?)

@темы: раби цікавості та пихи (с)

---

Две пары из трех сегодня говорили про игил, преподша долго распиналась про иммигрантский кризис, экономические последствия и несчастную Германию, и все было даже резонно до фразы "вот мудрее всех поступили венгры - поставили стену, пограничников и если что сажают в тюрьму". Ну и дальше что-то там про конец Европы, конечно.
Тошно от этой темы очень, потому что да, и кризис, и экономические последствия, и "конец Европы", и мусульмане имеют тенденцию лезть со своим уставом в чужой монастырь, и многие иммигранты счастливо живут на пособия, и вот это все правда, так оно и есть - но, черт, люди бегут от войны, от невыносимых условий жизни, которые каким-нибудь "мудрым венграм" разве что в кошмаре приснятся. Очень хочется спросить: ну да, все ок, иммигрантский кризис, всеплохо, но что вы предлагаете - попросить этих людей посидеть себе тихо в условиях войны, чтобы не было стресса более-менее благополучной Европе? Или отправлять их всех в близлежащие страны типа Турции, чтобы иммигрантский кризис настал у них (читай: где угодно, только не у нас)?
В устах украинцев этот дискурс особенно смешон, ибо складывается впечатление, что просто в кои-то веки нашим дали возможность почувствовать свое превосходство хоть над кем-то - конечно, по сравнению с сирийскими беженцами мы тоже Европа, мы благополучны и почти страна первого мира, че, давайте порадуемся, что у кого-то еще хуже, чем у нас.
Стойкое чувство, что любители вещать про "конец Европы" привыкли оперировать какими-то абсолютно отвлеченными категориями и исходить из сугубо местечковых интересов, и живых людей они за этим уже не видят.

@темы: остались пальто и я

---

коротко о 9.03

С точки зрения сюжета серия кажется слишком уж паззлом из множества других - тут и Satan’s Pit, и подводная лодка в степях Украины у Клары и Одиннадцатого, и 42, и Воды Марса - если честно, мне было скучновато. Ну да ладно, вотэва.

Я вдруг поняла, что в смысле заявленной для Доктора и Клары линии самым важным моментом был даже не разговор в Тардис, а небрежное «да успокойтесь, that’s how we roll, сейчас Доктор всех спасет и придет хвастаться» от Клары в конце.
Клара не то чтобы перестала воспринимать происходящее всерьез, все еще хуже - она воспринимает его всерьез, но при этом уверовала в собственные (и Доктора, конечно) бессмертие и неуязвимость.
Даже без спойлеров понятно, чем такое должно заканчиваться.

[L]Колокольчик фарфоровый[/L] <a href="http://nameofrose.diary.ru/p206141899.htm">пишет</a> о Кларе в 9.03

@темы: Doctor Who

---

Спустя месяц со всей ответственностью заявляю, что главное преимущество КНУ перед могилянкой - наличие туалетной бумаги.
Понятия не имею, что там на бакалавриате/других специальностях, но достоинство моего обучения сейчас - то, что оно требует вообще минимальных затрат усилий и времени.
Из шести человек в нашей группе (да, на этом моменте уже смешно) регулярно на пары ходят трое и это, как я понимаю, нормально.
С тем, что преподы опаздывают практически всегда, я уже смирилась, но часто они на пары либо вообще не доходят, либо приходят, смотрят на то, как мы сидим вдвоем такие красивые, и отправляют на фиг.
Семинары, даже по невысоким могилянским стандартам, максимально непродуктивные. Когда вместо обсуждения проблемных моментов текста группа просто делит вопросы и потом каждый долго пересказывает, что он прочитал по поводу своего - ну, сейчас я могу себе это позволить, но с ужасом представляю, что было бы с моим образованием, если бы я так четыре года училась.
(«Снизу постучали», впрочем, было, когда одногруппники мои всерьез не были уверены, что писавший про Никейский собор историк церкви Сократ и тот-Сократ-который-у-Платона - это не одно и то же лицо).
Я очень рада, что не пошла в могилянку и что я на религиоведении - но еще больше я рада, что отучилась все-таки на философии и все-таки в могилянке - именно потому, что после нее я сейчас могу смотреть на свою учебу как на говно, а не считать это хоть сколько-то серьезным учебным процессом.

Зато я учусь в самом айконик университетском корпусе страны ужаснейшего цвета со столовой, как в концертном зале... и туалетной бумагой

@темы: раби цікавості та пихи (с)

---

Благополучие можно определить как существование человека в соответствии с его природой.
[]
Под благополучием нужно понимать достижение человеческим разумом полной зрелости. Речь здесь идет о зрелости не только с точки зрения способности критически мыслить, но и такого осознания реальности, при котором, говоря словами Хайдеггера, человек обретает способность «позволять вещам быть» тем, чем они являются в действительности.

Фромм, "Дзен-буддизм и психоанализ"

@темы: література, раби цікавості та пихи (с)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

еще пара замечаний к "всей правде о нас"

Вычитала в чужих дайрах мнение, что все было бы хорошо, если бы поменять местами сюжет и подсюжет, то есть если бы основные пляски с бубном разворачивались вокруг Шурфа с лисами, а не левых товарищей, которым сочувствуешь постольку поскольку. Не могу не согласиться, и не только потому, кто у меня в этом доме любимый персонаж, а и потому, что это действительно было бы логичнее (да и то же тайми-вайми заслуживает больше экранного времени).
В других чужих дайрах вычитала претензию, что герои не растут и не развиваются, и таки да. Хоть какое-то развитие происходит опять же только у Шурфа и, с натяжкой, Меламори - но, если учесть, что Шурф, например, просто становится более похожим на самого Макса, то особого писательского мастерства это не требует.

Что в новых книгах нравится с «идеологической» точки зрения, так это все более жирным текстом проступающие указания на то, что магия и могущество являются метафорами духовного развития, достижения просветления/нирваны етс. Особенно четко об этом свидетельствует пребывание в шкуре Сотофы и вообще вся эта минутка отсутствия субъектно-объектности, единства с миром и прочих трансперсональных переживаний. (Поэтому же еще меня радовала в прошлой книжке бодяга с гениальным архитектором - что жизнь есть не только в Тайном Сыске). В ранних книгах часто мелькал противненький такой элитизм, дескать маги огого, а остальные свинствуют помаленьку. Чем дальше в лес, тем больше акцент смещается на то, что маги-то огого, но, если они doing it right, это огого не просто так, а связано с определенными моральными и духовными категориями, ответственностью перед миром - в общем, маги из чуваков, которым просто повезло и которые на этой почве считают себя расово верными, превращаются в носителей духовных ценностей, и это не может не радовать.

@темы: література, Макс Фрай

---

еще пара замечаний к "всей правде о нас"

Вычитала в чужих дайрах мнение, что все было бы хорошо, если бы поменять местами сюжет и подсюжет, то есть если бы основные пляски с бубном разворачивались вокруг Шурфа с лисами, а не левых товарищей, которым сочувствуешь постольку поскольку. Не могу не согласиться, и не только потому, кто у меня в этом доме любимый персонаж, а и потому, что это действительно было бы логичнее (да и то же тайми-вайми заслуживает больше экранного времени).
В других чужих дайрах вычитала претензию, что герои не растут и не развиваются, и таки да. Хоть какое-то развитие происходит опять же только у Шурфа и, с натяжкой, Меламори - но, если учесть, что Шурф, например, просто становится более похожим на самого Макса, то особого писательского мастерства это не требует.

Что в новых книгах нравится с «идеологической» точки зрения, так это все более жирным текстом проступающие указания на то, что магия и могущество являются метафорами духовного развития, достижения просветления/нирваны етс. Особенно четко об этом свидетельствует пребывание в шкуре Сотофы и вообще вся эта минутка отсутствия субъектно-объектности, единства с миром и прочих трансперсональных переживаний. (Поэтому же еще меня радовала в прошлой книжке бодяга с гениальным архитектором - что жизнь есть не только в Тайном Сыске). В ранних книгах часто мелькал противненький такой элитизм, дескать маги огого, а остальные свинствуют помаленьку. Чем дальше в лес, тем больше акцент смещается на то, что маги-то огого, но, если они doing it right, это огого не просто так, а связано с определенными моральными и духовными категориями, ответственностью перед миром - в общем, маги из чуваков, которым просто повезло и которые на этой почве считают себя расово верными, превращаются в носителей духовных ценностей, и это не может не радовать.

---

"Вся правда о нас" максофрая
(почти спойлер-фри, важные спойлеры под катами)

По сравнению с «Лабиринтами» и даже «Хрониками» все еще очень не хватает динамики. С одной стороны, я понимаю, что такой сюжет только так и можно рассказать - неспешно, отвлекаясь на всякую лирику и атмосферность, но с другой - не могу не скучать по временам, когда лирика и атмосферность достигались за счет того, что проходили красной нитью через два-три-пять рассказов, у каждого из которых при этом был свой сюжет. (А еще я внезапно обнаружила, что соскучилась по Трише в частности и POV Outsider вообще).

Что порадовало, впрочем: в книге опять появились хоть какие-то серьезные ставки. Я писала про прошлую, что с невозможностью разрушить Мир отпало чувство серьезности происходящего, и так понятно, что ничего плохого не случится. Свет наш автор, очевидно, это тоже поняла, поэтому быстренько нагнала драмы для Меламори и Шурфа и даже не поленилась написать серьезную угрозу второму. Логичный ход, одобряю.

После марафона Пратчетта я внезапно обнаружила, что меня несколько раздражает Макс, причем не столько как персонаж, а скорее как, ээ, человек. Ай мин, мне как читателю все еще весело и задорно воспринимать мир его глазами, никаких проблем, но, если бы я имела дело с кем-то таким в реальности, мне очень быстро захотелось бы ударить его чем-нибудь тяжелым. Может, я после Пратчетта просто отвыкла от текстов от первого лица, но никак не могла отделаться от мысли, насколько же Макс - и как персонаж, и как повествователь - эгоцентричен.
Метания Меламори вызывают смесь раздражения и сочувствия, потому что во многих отношениях я сама такая же, и читать про то, как это выглядит со стороны, мне не всегда нравится
Когда я дочитывала до сотой страницы, а Шурфа все еще не было, у меня была прямо лютая ломка, недвусмысленно свидетельствующая о том, ради кого я это дело вообще читаю. Но потом додали, жаловаться не на что. Другое дело, что, несмотря на то, что я прониклась внезапно выскочившей перед Шурфом проблемой, меня очень повеселил тот факт, что я уже читала несколько фичков, закрученных вокруг того,

же, что и книжка (читай: большой сюжетный спойлер)

что Шурф теряет/рискует потерять могущество и Макс его каким-то образом спасает. Ыы.

Может, всему виной то, что я буквально за пару дней до чтения закинулась порцией шурфомаксовских фичков, но впервые мне хочется сказать про книжку максофрая, что это лютый фансервис. Треть взаимодействия с Шурфом написана тропами из слэшных фичков. Давайте А всегда будет знать, в каком настроении Б, потом у Б случится лютый ангст, А его откомфортит, спасет, потом они вместе на радостях напьются,

сюжетный спойлер

а девушку А мы отправим куда-нибудь подальше, зачем нам девушка. Я просто.

@темы: література, Макс Фрай

---

ДК, ну вы поняли

У МЕНЯ ПОЛЫХАЕТ ВСЕ
Сначала у меня полыхнули все пейринги, вместе и по отдельности. Мисси с Кларой, собирающиеся спасать Доктора - это как если бы какой-нибудь потенциально существующий идеальный фанфик вдруг стал каноном
Все сцены Мисси с Кларой ПРОСТО ХОЧЕТСЯ ОРАТЬ КАПСЛОКОМ
И про все сцены Доктора с дамами его сердец тоже капслоком (я сдерживаюсь, видите)
Как я люблю Клару, которая бэдэссно несется в юнит спасать мир
И My Clara
И, простите, я, кажется, опять вернулась ко всем пейрингам вместе и по отдельности, больше не буду, давайте лучше поговорим о ДОКТОРЕ С ГИТАРОЙ И PRETTY WOMAN
Сама по себе серия прекрасна, как не знаю что, и я не помню, чтобы сезон открывался настолько сильно
(6? но угробить трех главных женщин сериала, пожалуй, даже круче, чем самого Доктора)
Надо попить водички, земля, прощай, в добрый сезон

[L]Колокольчик фарфоровый[/L] <a href="http://nameofrose.diary.ru/p205937148.htm"></a> 

@темы: Doctor Who

---

Я тут внезапно сохраняю/рекомендую фикло, да еще и по максофраю (джен, джен)), потому что это первый фик в этом дхармопокинутом фандоме, в котором персонажи местами более объемные и сложные, чем в каноне, и мне импонирует такой взгляд на Шурфа (и Джуффина) и взгляд-Шурфа-на-Макса, которые по сравнению с каноном местами пресловутое "darker and edgier", а местами - нечто куда более трогательное.

21.08.2015 в 19:25

Пишет  fandom Great Wizards 2015:

fandom Great Wizards 2015. Макси 2

Скачать этот макси одним файлом: .docx, .epub, .mobi, .fb2 Название: Прекрасное далёко Автор: fandom Great Wizards 2015 Бета: fandom Great Wizards 2015 Размер: макси, 19800 слов Пейринг/Персонажи: Шурф|Макс Категория: джен Жанр: повседневность, драма Рейтинг: G Иллюстрация: ссылка Канон: Макс Фрай (Лабиринты, Хроники, Сновидения Ехо) Краткое содержание: Пока сэр Макс радостно изучал новый мир, его дела и поступки порой оказывали совершенно неожиданное влияние на окружающих. Примечание/Предупреждения: AU-взгляд на некоторые события «Чужака» и других историй Для голосования: #. fandom Great Wizards 2015 – "Прекрасное далёко" Из тетради сэра Шурфа Высокоученые Велон Калатер из Муммари, Дах Дашини IV и даже сам Хален Беспрекословный Хамбойский из Нумбаны почти единогласно утверждают, что пророческие способности кейифайев являются таким же врожденным свойством, как соответствие внешности драххов их душевным свойствам, мимикрия фаффов или, скажем, рост эхлов. Однако я беру на себя смелость возражать всем этим несомненно чрезвычайно знающим господам. Пророческий дар кейифайев связан с широко известным свойством этой расы отторгать бинарную логику, что влечет за собой преимущественное использование логики многозначной. Предвидение событий является лишь обычным следствием рассмотрения множества возможных и невозможных вариантов. При некоторой внутренней дисциплине вполне возможно выделить повторяющиеся сценарии. Именно они и являются так называемым предвидением. Возможно, некоторая неточность, которую я позволил себе подметить у почтенных сэров, чьи имена перечислены в начале этой страницы, связана лишь с тем, что далеко не всегда люди, в чьих жилах почти нет крови кейифайев, способны отчетливо представить себе те способы получения информации об окружающем мире, которые свойственны другим расам. Однако я так и не нашел пока ответа на вопрос – благо ли это. Судьба большинства кейифаев непреложно свидетельствует о том, что знания такого рода не слишком помогают им в овладении собой – деле, которому только и следует посвящать жизнь. С другой стороны, сам бы я ни за что не согласился променять даже на самые сокровенные знания все то, о чем каждый миг моей жизни могут донести мне глаза, слух, обоняние и осязание. Отказаться от этого острого ежеминутного восприятия окружающего было бы страшнее, чем отказаться от себя. Последнюю процедуру, к тому же, я уже проделывал и могу со всей ответственностью заявить, что она не смертельна. Впрочем, я уклонился от заданной темы. Вероятно, потому, что так и не смог привести достаточно аргументов за или против полезности предвидения для кейифайев. Видимо, только наблюдение за дальнейшим ходом моей жизни и эти записи могут помочь мне прийти к определенному мнению по данному вопросу. * * * Очевидно, что предыдущая запись появилась благодаря совершенно однозначному предчувствию. Я знаю, что подходит к концу очередная эпоха моей жизни. Будучи чрезвычайно эгоистичным в молодости и весьма самодостаточным сейчас, я с удивлением вынужден признать, что первые две эпохи моей собственной судьбы все же теснейшим образом связаны с другими людьми. Первой такой фигурой стал, несомненно, мой отец. Не могу сказать, что стремление сначала стать похожим на него, а потом столь же горячее желание не кончить как он пошли мне во благо, но прошлое переписать нельзя, поэтому мне остается только констатировать данный факт. Второй фигурой стал, разумеется, Кеттарийский Охотник, сэр Джуффин Халли, мой непосредственный начальник, и в целом я не могу сказать, что имею какие-то принципиальные возражения по этому поводу. Я помню обстоятельства своей жизни, которые свели нас вместе, гораздо лучше, чем мне бы того хотелось, поэтому не вижу смысла их записывать. Но непременно запишу другое: это самое предчувствие, дар кейифайских предков, я ощутил довольно остро в тот момент, когда сэр Джуффин прервал мой День Свободы от забот и попросил меня помочь ему с истреблением Зазеркальной Твари в доме одного из его соседей. Глава I Шурф Лонли-Локли впервые видит Макса в полоборота, сидящим за округлым столом в гостиной Джуффина. Конечно, ему интересно, что это еще за варвар с границ, которого Почтеннейший Начальник счел необходимым притащить в Ехо и назначить своим заместителем. Но это любопытство отстраненное – как бы там ни было, другого обладателя Перчаток Смерти в Тайном Сыске не предвидится. А если и предвидится – тем лучше – может быть, у него самого наконец появится больше свободного времени. Но Мастер Пресекающий совершенно не ожидает встретить такой взгляд: ошарашенно-восторженный, без тени того отчужденного страха, которым большинство столичных жителей награждает штатную Истину королевства. Шурф Лонли-Локли произносит традиционное приветствие, присаживается за стол, начинает сплетать сложносочиненный комплимент жителям Границ и тут же натыкается на вопиющее, прямо-таки поразительное невежество: его новый знакомый ничего не слышал об Энциклопедии Мира. Даже для приехавшего в Ехо варвара это настолько странно, что сэр Джуффин вдруг принимается рассыпать объяснения и шуточки, чтобы сгладить неловкость. Шурфу приходится помогать начальству, поминая сына великого путешественника сэра Манги, по какому-то непонятному капризу Джуффина до сих пор являющегося их коллегой. Впрочем, все они в той или иной степени каприз Кеттарийского Охотника, но Шурф не может решить для себя – плохо это или хорошо. Просто так сложилась жизнь, и это остается только принять. Или не принимать – суть вещей от этого не меняется. Они идут в дом соседа Почтеннейшего Начальника, и Шурф прислушивается и присматривается к будущему коллеге. И понимает, что с ним все не так. Этот самый сэр Макс стаскивает тюрбан и приглаживает пятерней волосы, а потом водружает тюрбан обратно, что совершенно немыслимо делать на людях, даже будь ты сто раз кочевник. Его руки путаются в складках лоохи, а за подол скабы он почти что умудряется запнуться. Все это, конечно же, еще можно объяснить непривычностью одежд или разницей культур. Но вот чего объяснить никак нельзя – это дыхания. Шурф никогда не слышал, чтобы люди или прочие существа дышали так – взахлеб, как будто каждый вздох последний, других не будет. Он думает о том, что дышащий таким образом наверное и живет так же жадно, не думая о правилах приличия или о том, что ритм дыхания помогает сохранить душевное равновесие. И на короткий миг завидует ему. При виде застывшего Мелифаро, оплетенного отчетливо видимыми серебристыми нитями, будто бы обмазанного вязкими слюнями, в Шурфе с грохотом сталкиваются валы сразу двух эмоций: злорадства и страха. За первое он себя осуждает, а со вторым пытается бороться. В конце концов, в том, что случилось с Мелифаро, его вины нет. А сэр Халли, судя по всему, не спешит ругать себя за произошедшее с самым младшим из своих сотрудников, значит, и Мастеру Пресекающему не в чем себя упрекнуть. Чтобы отделаться от этих мыслей, Шурф невольно замечает вслух, что хорошо, что сэр Мелифаро молчит. И краем глаза ловит короткую, словно бы на один бок, усмешку новичка. Шурф обещает себе приглядывать за тем в будущем, даже если его не придется учить магии. Просто потому, что он симпатичен ему куда больше, чем тот же Мелифаро. Который, по правде сказать, скорее раздражающ. Ну и еще потому, что сэр Лонли-Локли любопытен, а этот неизвестно откуда взявшийся Макс, зачем-то прикидывающийся кочевником – еще не разгаданная загадка. Тварь из Зазеркалья рассыпается на мириады искр, за ней следуют оба зеркала, после чего Мастер Пресекающий приводит Мелифаро в порядок, смутно досадуя, что эффект немоты тоже исчезнет. Шурф подозревает, что произошедшее так ничему и не научило Дневное лицо Почтеннейшего Начальника, и тот останется все тем же беспечным оболтусом, каким всегда был. И не изменится даже через три сотни лет. Если они у него конечно будут, эти три сотни, при такой вопиющей беспечности. Впрочем, свои соображения он оставляет при себе, как делает почти всегда. Новичок срезает бесконечную трепотню Мелифаро пренебрежительной шуточкой, и Почтеннейший Начальник ухмыляется почти отечески. – «Он такой же кочевник из Пустых Земель, как я придворная дама», – Мастер Пресекающий обращается на Безмолвной речи к начальству, не поворачивая головы. – «Боюсь разочаровать тебя, сэр Шурф, но ты гораздо больше похож на придворную даму, чем Макс – на кочевника». У начальства веселый тон, за которым таится внятное «так надо», но иногда любопытство сильнее Лонли-Локли. – «Тогда зачем?» – не выдерживает он. – «Потому что так веселее», – отвечает начальство абсолютно серьезно. И добавляет: «Надеюсь, ты сможешь убедить его и всех окружающих, что веришь в эту легенду?» Сэр Лонли-Локли флегматично пожимает плечами и отмалчивается. Приказ есть приказ, обсуждать его не имеет смысла. Сэр Макс, так и не удосужившийся сообщить свою фамилию, кажется, сам забавляется над своим выдуманным происхождением, изрекая одну нелепицу за другой с видом знатока. Мастер Пресекающий поддакивает и делает вид, что впечатлен этим потоком сведений, а заодно не упускает случая выиграть пару очков в их вечном с Мелифаро сражении за правильность произношения его старинной угуландской фамилии. Шурф Лонли-Локли в одна тысяча четыреста семьдесят шестой раз обдумывает возможность отомстить коллеге равноценным образом, то есть исковеркав его фамилию, и в который раз отвергает эту мысль. Во-первых, он не может позволить себе опуститься до уровня избалованного плебея, а во-вторых, у обиженного жизнью бедняги и так одна лишь фамилия, а если начать ее коверкать, окружающие вообще перестанут понимать, о ком идет речь. К тому же, в древних манускриптах упоминается одна из практик устранения противника – путем определенных манипуляций с его родовым именем. А это будет уже несоразмерной местью... и занятый размышлениями такого рода Лонли-Локли сам не замечает, как соглашается прийти вечером в «Обжору». Формально, чтобы отпраздновать благополучное избавление Мелифаро, а на самом деле – для всеобщего знакомства с новым сотрудником. Судьба сегодня явно не благоволит к отпрыску уважаемого сэра Манги: как будто бедняге мало было простоять всю ночь готовой к употреблению едой, а потом чувствовать себя обязанным какому-то варвару, так еще и бесконечно занудливая Истина Тайного Сыска вдруг изменяет своей нелюбви к шумным сборищам, и ему приходится срочно вспоминать, что вообще-то именно он – Дневное Лицо, а значит самое время приступить к выполнению служебных обязанностей. По крайней мере, к физическому присутствию на рабочем месте, тем более, что большего от него ждать не приходится, по мнению сэра Лонли-Локли, конечно. Мастер Пресекающий знает, что это недобрые мысли, не слишком похожие на правду, но все же позволяет себе смаковать их несколько минут. Мелифаро настолько ошарашен тем, что сэр Лонли-Локли желает пойти в «Обжору» и посидеть с коллегами, что даже почти не сопротивляется чтению должностных инструкций и прочим издевательствам, на которые горазд педантичный сэр Шурф. Мастер Пресекающий подает руку леди Меламори, и на лице его, как, впрочем, и всегда, не отражается ни единой эмоции, но внутри себя он пребывает в невероятном изумлении. В самом деле, почему это вдруг ему хочется пойти в этот оскомину набивший трактир? Действительно ли дело в необычном новичке, или он просто хочет окончательно избыть гадливость, которую пришлось испытать сегодня утром при виде Твари из Зазеркалья? Он старается не врать самому себе и с неохотой признает, что чувствительность к разного рода тварям утратил примерно пару десятков дюжин лет назад. А значит, дело действительно в этом якобы варваре. Это странно, и это волнует Лонли-Локли так сильно, что он далеко не сразу понимает, что Мастер Преследования что-то доверительно рассказывает ему. Удивительно, но леди предпочитает именно его общество всем прочим коллегам, хотя трудно найти двух более несхожих людей. Может быть, ее привлекает то, что в его учтивости нет ни мужского интереса, ни начальственной покровительственности – только хорошие манеры, которые или прививаются с детства, или не прививаются вообще. На самом деле, Лонли-Локли уверен, что леди Блимм просто подспудно знает в нем равного по происхождению, которому не надо доказывать, что она не такая или, наоборот, такая же. Или, быть может, потому, что Мастер Пресекающий регулярно выслушивает ее, но не позволяет себе высказать все, что он думает по поводу ее откровений. А молчаливое поощрение собеседника кивками всегда действует как-то лучше, чем осуждение. Она слишком верит в судьбу, эта избалованная девочка, верит настолько, что почему-то считает, что судьба непременно пошлет ей какой-то особый знак в случае чего. А знаком может быть что угодно: проливной дождь, вторую неделю поливающий Ехо, консонанс букв в фамилии последнего задержанного или – как сейчас – внезапное появление нового сотрудника. Леди несет в подарок драгоценную «Вечную влагу», очевидно, рассчитывая, что осведомленный о традициях новичок непременно оценит и широту жеста, и хитрый намек, основанный на старой игре ассоциаций в названиях блюд, которой любили развлекаться в богатых семьях еще до принятия Кодекса. Мастер Пресекающий не уверен, что кроме него и, быть может, сэра Кофы, кто-нибудь из собравшихся вообще знает о таких вещах. Впрочем, может статься, еще Джуффин знает, изучил когда-нибудь, чтобы не попадать впросак и не казаться провинциалом, но речь не о нем. А о человеке, который не вполне уверен, где у скабы перед, и уж он-то – не знает точно. Сэр Макс выходит из положения с таким изяществом, что Шурфу хочется поаплодировать ему. Отвешивает леди именно тот комплимент, который ей так хотелось бы услышать, делит «Вечную влагу» между присутствующими, низводя слишком интимное для подарка от почти незнакомой женщины название вина в плоскость дружеских попоек. Лонли-Локли ловит себя на том, что хочет удивить этого незнакомца, поймать на себе еще раз тот самый восторженно-изумленный взгляд, который достался ему сегодня утром. Стараясь не признаваться себе в истинных мотивах, он извлекает свою Чашу. Уж если Хельна за столько лет супружества все еще ахает при виде непроливающейся из дырки жидкости, что тут говорить о прибывшем издалека незнакомце. Усилия Мастера Пресекающего не пропадают втуне – его награждают полным неверящего восхищения взглядом, и он почти ожидает просьбы посмотреть, потрогать и попробовать. И – невероятно – даже готов удовлетворить эту просьбу. Но новичок то ли следует своему представлению о хороших манерах, то ли побаивается грозных Перчаток Смерти, то ли все вместе, но просьба так и остается невысказанной. Шурф думает о том, что, может быть, стоит дать Чашу Хельне хотя бы однажды. Ну прольется из нее вино – велика ли беда, если пятно можно вывести одним движением мизинца? Зато жена наконец удовлетворит свое любопытство. Он пьет и глядит на странного сэра Макса. Тот веселится, отпускает шуточки, пробует все стоящее на столе: немного отсюда и кусочек оттуда – восторгается, рассыпает комплименты, принимает похвалы, почти что заглядывает в рот собеседникам. Но глаза его не смеются, они живут своей, независимой жизнью. Темнеют грозовым небом, искрятся драххловой зеленью, синеют, как предвечерний Хурон. Шурф Лонли-Локли чувствует, как по позвоночнику пробегают невидимые холодные лапки, и с изумлением обнаруживает что боится. Боится тем самым страхом, что бывает у детей, которым няньки рассказывают всякие страшилки, а потом выключают все светильники в комнате. Для человека, больше сотни лет носящего Перчатки Смерти, это почти небывалый опыт. И этот страх еще сильнее разжигает его любопытство. Новый сотрудник приступает к работе, и, по правде сказать, Шурф Лонли-Локли не видит от него особой пользы и продолжает не понимать, зачем вообще потребовался ночной заместитель. В Доме у Моста всегда есть кто-нибудь из дежурных подопечных генерала Бубуты, и даже самый тупой из них знает, как действовать при подозрении на использование высоких ступеней магии: послать зов сэру Джуффину, сэру Йоху или сэру Лонли-Локли и держаться подальше. В целом, вполне доступно даже для тех, кто и мечтать не смеет попать в белый список. Сэр Макс исправно ходит на службу, исподтишка развлекая коллег то неправильно заколотым лоохи, то свернутым на женский лад тюрбаном. И все также смотрит на Мир с веселым нетрусливым любопытством то ли блаженного, то ли бога. – Неплохо было бы, чтобы кто-нибудь объяснил ему, что Ехо все-таки – не собственная спальня, где нечего бояться и незачем оглядываться по сторонам, – замечает однажды Мастер Пресекающий, когда поутру за Максом закрывается дверь Управления. Джуффин не отшучивается, смотрит куда-то в сторону, медленно набивает трубку – не паузу тянет, а действительно думает. – Мне кажется, этот парень просто не готов пока бояться. А когда станет готов, тогда, будь уверен, найдет чего испугаться и в собственной спальне. Предсказание сэра Халли сбывается с настолько пугающей точностью, что Шурф позволяет себе несколько минут исподволь рассматривать шимарские скулы своего начальника, гадая, не могло ли в нем быть крови кейифаев. Приходит к двум закономерным выводам: никаких кейифаев в роду Почтеннейшего Начальника замечено не было, и предсказывать тот как не умел, так и не умеет. Просто все происходящее – часть какого-то хитроумного плана, раскрывать который целиком сэр Халли никому не собирается. Собственно, как и всегда. Убивая фэтана, занявшего сразу два тела, Мастер Пресекающий размышляет: так ли случайно новичок поселился окно в окно с бывшими Толаканом и Фэни Ен, и если не случайно, то какие аргументы мог изобрести сэр Халли в пользу невзрачного крохотного домишки? Впрочем, эти мысли тут же забываются, когда амулет-Хранитель Дома с размаху вонзает свой гарпун сэру Максу сзади в шею. Позвонки сминаются с омерзительным хрустом, и сэр Джуффин подхватывает клюнувшего носом вперед заместителя. При этом лицо у Кеттарийского Охотника на минуту делается жестким и молодым – настоящим. И неимоверно перепуганным. Сэр Шурф убеждается, что его помощь не требуется, поворачивается спиной и поднимает отработавшую свое статуэтку, давая начальнику время прийти в себя. Через пару мгновений Макс морщится и потирает шею, Джуффин безмятежно подшучивает, а Мастер Пресекающий думает о том, что этот странный парень принес страх не только в его собственную жизнь. Почтеннейший Начальник тоже страшно боится – боится потерять нового сотрудника, ну а сам сэр Лонли-Локли... страшится не разгадать эту будоражащую нервы загадку. А еще больше его пугает, что эта загадка куда-нибудь исчезнет, так и оставшись неразгаданной, и больше ничто не сможет потревожить спокойное однообразие его жизни. Потом обнаруживается, что сэр Макс все-таки сторонится хозяина Перчаток Смерти и откровенно вжимается в стену, когда Шурф хочет помочь ему спуститься с лестницы. Лонли-Локли с трудом удерживается от комментария, привычно делая вид, что ничего не заметил. Но ему отчего-то обидно. Впрочем, как следует обидеться ему не удается – вместо ужина и горячей камры их ожидает еще одно дело. Уже по дороге туда, испепелив взбесившуюся игрушку вместе с частью одежды незадачливого горожанина, перепуганного настолько, что бежать куда глаза глядят ему важнее, чем прикрыть голый зад, Лонли-Локли начинает подозревать, что дело будет не слишком приятным. Хотя приятные дела на этой службе вообще выдаются редко. Ну а прибыв на место, Мастер Пресекающий вовсе забывает о своей досаде из-за нелепого поведения новичка, поскольку его оглушает досада куда более сильная. Зачем нужно было тратить в свое время столько сил на обучение этого страдающего дальтонизмом юного шалопая, если тот так и не научился применять магию в нужное время? Вместо того, чтобы обойтись парой-тройкой подходящих заклинаний, Мелифаро рвет свихнувшихся кукол руками на части. Шурф морщится: что может быть хуже нерационального использования сил и знаний? Или, может быть, отпрыск сэра Манги предполагает, что с него, как с генерала Бубуты, напишут эпическое полотно, перед которым будут благоговеть потомки? Тогда неудивительно, что в таких-то заботах парень упустил половину этих грешных кукол. Веером рассыпавшиеся заклинания указывают векторы направлений, ну а догнать коротконогих неодушевленных злодеев с неестественно красивыми лицами не составляет труда. Светящиеся следы гаснут один за другим, их остается всего-то два или три, когда выскочив из кривого переулочка, Мастер Пресекающий оказывается в тылу доблестной полиции. Одна из кукол, чуть заметно поскрипывая искусственными суставами, карабкается по стене из разноцветных камней, а храбрые защитники шумно и бестолково готовятся расправиться со страшным врагом. – Пристрелить эту дерьмовину! – громыхает голос генерала Бубуты. – Шевели свой тощей задницей! Давно и хорошо зная доблестную полицию Ехо, Шурф Лонли-Локли считает целесообразным укрыться за амобилером и уже оттуда наблюдать. Капитан Фуфлос, печально известный не только своей глупостью, но и своим невероятным умением стрелять из бабума в направлении, противоположном нужному, на сей раз правильно выбирает цель и уже оттягивает оружие, не порезавшись об острые края. Мастер Пресекающий даже пугается: не приведи магистры, на сей раз снаряд улетит в положенном направлении, а этого никак нельзя допустить. В Мире должно быть что-то постоянное, например, плохая стрельба капитана Фуфлоса, почему бы и нет. Никем не замеченный, он высовывается из-за машины и очень быстро, еще быстрее, чем летит снаряд, успевает изменить свойства каменной поверхности, на мгновение сделав ее упруго-пружинящей. А потом, поддавшись какому-то совершенно не свойственному ему шкодливому настроению, слегка меняет обратную траекторию шара, что не умаляет его взрывательных свойств. В дополнении ко грохоту взрыва раздается такой вопль, что в соседнем доме из открытого окна начинают сыпаться мелкие мозаичные стеклышки. Генерал Бубута вопит на одной ноте, держась руками за то место, которое столь часто поминает в своих тирадах. Форму на нем прожгло насквозь, и Мастер Пресекающий успевает вспомнить закон парных случаев и подивиться злокозненности судьбы. Почему этот закон для него должен был сработать в области голых мужских задниц сомнительной эстетической ценности? Он снимает защитную перчатку и выпрямляется, возникнув за амобилером так внезапно, словно пришел Темным Путем. Испепеляет удирающую куклу, о которой бравая полиция, разумеется, успела забыть. До кукол ли им тут, с такими начальственными переживаниями. Генерал Бубута умолкает, багровеет лицом, но молчит. Общеизвестное занудство сэра Шурфа, а также его Перчатки Смерти не вызывают у бравого генерала никакого желания обратить на себя внимание их владельца. Штатная Истина наклоняет голову в едва заметном издевательски-вежливом поклоне и покидает перекресток, опасаясь, что если не уйдет, то через пару минут генерал Бубута просто взорвется от невысказанных эмоций. Остается только догнать и убить оставшихся кукол, ну и, само собой, выслушать от начальства похвалу за быстроту действий, а то, мол, камры-то хочется уже давно. Сэр Шурф пересказывает происшествие с генералом Бубутой, чьи вопли до сих пор вносят оживление в тишину присмиревших улиц, и пережидает общий приступ веселья. Джуффин бросает в его сторону короткий взгляд: – «Развлекаться изволишь?» Мастер Пресекающий на один короткий миг позволяет эмоциям отразиться на лице, изобразив нечто среднее между «а вы как думали?» и «да как вы могли подумать!». СэрХалли остается доволен. В Управлении сэра Лонли-Локли настигает очередное разочарование этого дня. Леди Блимм восседает на столе, держа задержанного пятками за шею. Да уж, видимо, только личная дружба сэра Халли с сэром Рогро Жиилем и с Его Величеством позволяет держать в тайне истинные «способности» некоторых молодых сотрудников Тайного Сыска столицы. Один рвет игрушки голыми руками, забыв о магии, и теперь чувствует себя героем, пострадавшим ради спокойствия жителей Ехо. Вторая не может вспомнить ни единого способа обезвредить преступника, кроме примитивного физического воздействия. Да этих способов навскидку, если не думать, пара дюжин. И еще дюжина, если подумать. Лонли-Локли недобрым словом поминает ополчившийся на него сегодня закон парных случаев и призывает все свое неистощимое терпение. За обедом выясняется, что, оказывается, сэр Макс поселился в захудалом домишке по соседству с фэтаном не благодаря советам сэра Халли, а вопреки им. Что ж, неплохой способ заставить кого-то плясать под твою дудку, хотя и не новый. Начальство откровенно развлекается, поглядывая на своего самого первого ученика. Читать его мысли он не может уже давно, но с успехом заменяет это многолетними наблюдениями и негласными законами обоюдной игры в загадки. Мастер Пресекающий всеми силами делает вид, что верит во все эти совпадения, и даже изрекает комплимент несравненной интуиции жителей Пустых Земель. Сэр Халли пристально вглядывается в свою кружку, чтобы не рассмеяться. Через несколько дней дверь кабинета Мастера Пресекающего слегка приоткрывается, и по неровному жадному дыханию Лонли-Локли тут же определяет, что за гость к нему пожаловал. Сэр Макс осматривается все с тем же неуемным восторгом, совершенно непонятным, если учесть, что в кабинете нет решительно ничего, способного привлечь внимание: стол, стул и шкаф с необходимыми для работы табличками и документами. Однако Ночное Лицо Почтеннейшего Начальника еще и переводит взгляд на потолок, как будто вычисляет общую площадь помещения, и только после этого смотрит на его хозяина. И улыбается так, будто встретил закадычного друга молодости. Шурф молча ждет, привычно играя с самим собой в догадки: что же может последовать за таким многообещающим началом. Но, как и всегда, продолжение довольно ординарное: – Джуффин сказал, что Вы можете научить меня прятать вещи в кулаке! Сэр Макс выпаливает это и снова улыбается, как будто ничего веселее элементарного трюка на свете не существует. Ну что ж, сэр Халли в своем репертуаре. Играя с новеньким в свою игру, он умудряется перевесить ответственность на других. Иди, мол, мальчик, к доброму дяде Шурфу, он тебя научит. Ну разумеется, не будет же Почтеннейший Начальник вдаваться в тонкости взаимоотношений между Учителем и Учеником. Они с Шурфом и так их знают, а новичку и знать не положено, чтобы голову не забивал. А кому потом придется краснеть, как совсем недавно? Вот-вот. – Я могу объяснить Вам этот прием только в том случае, если Вы сможете мотивировать мне необходимость его освоения. – Мотивировать необходимость? – переспрашивает новенький, видимо, переводя фразу с шурфовской речи в нормальную. – Именно. Лонли-Локли поднимается во весь свой немалый рост: руки в защитных перчатках скрещены на груди, на лице никакого выражения, хотя в глубине души он забавляется – что ему еще остается? – А у меня нет необходимости, – вдруг отвечает сэр Макс. – Я уже переехал, да и никаких громоздких предметов обычно не перетаскиваю. Просто очень мне этот фокус понравился, прямо пальцы чешутся его освоить. Да, такого ответа Шурф не ожидал. Он чуть щурится и смотрит на новичка иным взглядом, тем самым, который позволяет ему не питать особых иллюзий по отношению к окружающим. Почему он не рассмотрел его раньше, при самом первом знакомстве, например? Необъяснимо. Хотя нет – объяснимо. Сэр Макс – воплощенная Истинная Магия, источник силы такой мощи, что Лонли-Локли не уверен, видел ли он вообще в своей жизни что-то подобное. А ведь трудно, пожалуй, назвать хотя бы одного могущественного колдуна современности, с которым он не был бы знаком ну или не встречался бы в силу разных, скажем так, обстоятельств или рабочей необходимости. Да. Смотреть на настоящего сэра Макса – как на полуденное солнце в середине лета. Слепит глаза и еще полыхает потом раскаленным кругом под закрытыми веками. Шурф отводит взгляд, медленно снимает защитные рукавицы, потом убирает в шкатулку Перчатки Смерти. – Что ж, чешущиеся пальцы – лучшая мотивация в обучении магии, – говорит он вслух. – Тренироваться будем вот на этом шкафу, и учтите, сэр Макс, все поврежденные или исчезнувшие отчеты Вам придется восстанавливать самостоятельно. – Так может их сначала... вынуть? – новичок посмеивается, даже не думая бояться и словно заранее зная, что у него все получится. – При правильном выполнении этого приема содержимое шкафа останется в первозданном виде на своем месте, – ровно отвечает Лонли-Локли. – Следите за моей рукой внимательно. Глава II Несколько дюжин дней в Доме у Моста не происходит ничего достойного упоминания, а потом сэр Халли, признанный мастер посылать Зов в неподходящий момент, в очередной раз подтверждает свою квалификацию. Его голос возникает в голове сэра Шурфа именно тогда, когда тот намеревается приступить к приятнейшей части супружеской жизни. К счастью, леди Хельна необидчива от природы, да еще и не первую дюжину лет замужем за сотрудником Тайного Сыска. Поэтому когда муж вдруг замирает, и лицо у него становится отрешенно-сосредоточенным, она сжимает пальцы супруга, как бы показывая, что все понимает и не обижается, а потом накидывает домашнее лоохи и растепливает огонь в маленькой жаровне, подогревая камру. – «Мой ночной заместитель только что выразил желание расследовать дело вместе с тобой». – «Я польщен», – коротко отвечает Шурф, постаравшись сделать фразу настолько безразличной, насколько это вообще доступно мужчине, которого только что в прямом смысле слова сорвали с желанной женщины. Сэр Халли умолкает, очевидно, понимая, что шутить сейчас со штатным убийцей Тайного Сыска не стоит. То есть, конечно, измерение глубины терпения сэра Шурфа – это отдельное развлечение, и весьма достойное, но именно сейчас делать этого не нужно. И Почтеннейший Начальник меняет тон на деловой. – «Я хочу отправить его на расследование в Холоми». – «Там опять кто-то умер?», – уточняет Шурф, чья память хранит, кажется, все, что могло представлять интерес для Тайного Сыска, на всем протяжении существования этой организации. – «Представь себе, – да». – «Очень своевременное событие, поскольку у вас как раз появился новый заместитель, которого надо учить самостоятельности», – не выдерживает Лонли-Локли. – «Шурф!», – голос Джуффина гремит в сознании металлическим лязгом, и Мастер Пресекающий выставляет первый щит. Держит его пару минут, а затем убирает. – «Ты прав», – спокойно, как ни в чем не бывало, продолжает сэр Халли. Гнев, да еще такой чистый и искренний – редкость для Почтеннейшего Начальника. Можно сказать, изысканное блюдо. И он благодарен Лонли-Локли, который знает его настолько хорошо, что может рассердить. Ну и с которым можно позволить себе рассердиться. – «Это действительно довольно удобный случай, чтобы научить его кое-чему, да и подписывать отчеты старого лакомки Марунарха мне, признаюсь, надоело». – «Он снова пишет, что смерть наступила от неизвестных естественных причин?». – «Разумеется. И очень сожалеет, что жизнь этого достойного узника оборвалась так рано». Лонли-Локли едва заметно улыбается. Для них, сыгравших не последние роли в войне за Кодекс, большинство узников Холоми – потенциальная опасность. Слишком много сидит в этих стенах бывших злокозненных Магистров разных школ и Орденов. И многие из них потенциально способны возглавить восстание и устроить переворот хорошо если только в Ехо, а не во всем Угуланде. Поэтому и он сам, и сэр Халли, и некоторые другие из тех, кто понимает, довольно долго не замечали неестественно высокую смертность в Холоми. Потому что чем меньше там узников, тем лучше, если что. Но афишировать свои взгляды такого рода не стоит. Даже в Безмолвной речи, даже с теми, кто думает как ты. Или делает вид, что думает. – «Да, действительно жаль. Это необходимо расследовать. Но я так и не понял, почему сэр Макс настаивает на моей кандидатуре». – «Вероятно, учится трезво оценивать свои силы, – хмыкает Джуффин. – Хотя я очень надеюсь, что научится он этому еще не скоро». – «Вот как, – констатирует Мастер Пресекающий как всегда без всякого выражения. – И какие действия он предпринял для подготовки к расследованию?» – «Как какие?!? Я же тебе говорю – возжелал твоего присутствия, тебе мало, что ли? Ну, если не брать в расчет панику и боязнь не справиться, вполне естественную в его положении». Сэр Джуффин откровенно издевается, как и всегда. «О, Грешные магистры!», – думает Шурф. – «Когда мы отправляемся?» – спрашивает он собеседника. – «А вот прямо завтра из Управления и пойдете. Учти, с утра меня не будет, так что наставлять и обучать будешь ты». – «Это обязательно?» – по интонации судя, можно решить, что Шурф – самый ленивый и нерадивый из всех служащих Тайного Сыска. – «Нет, конечно. Лучше предоставь ему действовать самому, вмешайся, только если будет угрожать опасность». – «Я именно так и намеревался поступить, сэр», – ответствует Лонли-Локли специальным канцелярским тоном. Джуффин присутствует у него в сознании еще минуту, словно хочет еще что-то сказать, но молчит – и исчезает. Наутро, делая записи, Шурф ожидает новичка с некоторым интересом. Должен же тот проявить хоть какой-нибудь интерес к этому делу: спросить о предыдущих жертвах, спуститься в Большой Архив? Но тот просто здоровается и применяет к Мастеру Пресекающему старое доброе свертывание пространства-времени в собственной руке. Тот самый «трюк», от желания узнать который, помнится, у сэра Макса чесались пальцы. И который тогда у него получился – кто бы мог подумать – с первого раза. Мыслить и чувствовать в этом уплотненном континууме трудно, но Лонли-Локли тщательно анализирует себя и окружающее. Вряд ли многие могут похвастаться длительным сознательным пребыванием в таком состоянии, поэтому ему представляется целесообразным и небезынтересным зафиксировать возникающие при этом ощущения. Ткань бытия вокруг расправляется в тот момент, когда он четвертый раз формулирует основные тезисы. Призрак мятежного магистра маячит прямо перед ним, и, снимая перчатки, Шурф пытается вспомнить его имя. Отмечает про себя, что в будущих тезисах стоит упомянуть про синдром рассеянного внимания по окончанию действия заклинания. И тут сэр Макс изумляет его: – Не убивайте его, сэр Шурф! Штатная Истина Тайного Сыска послушно опускает левую руку и даже позволяет себе коротко глянуть назад через плечо хотя бы чтоб принюхаться: не тянет ли от новичка сумасшедшинкой. Сэр Макс, однако, безумием не пахнет, да еще и пялится на призрак с таким незамутненным интересом естествоиспытателя, что будь сэр Лонли-Локли на месте этого деятельного привидения, поостерегся бы, пожалуй, связываться с человеком, у которого так блестят глаза. Видимо, этот сэр Макс принадлежит к тому самому наиболее опасному типу людей, которые и сами не знают, чего от себя ждать, что уж говорить об окружающих. Сам Шурф Лонли-Локли даже во времена Безумного Рыбника таким не был и не уверен, что ему вообще хочется таким быть, но все-таки немного завидует. Он послушно взмахивает правой перчаткой, которая, разумеется, никакого воздействия на призрак не оказывает, ну кроме разве что задарма доставшейся бывшему мятежному магистру толики чужой Силы, которой тот не преминул воспользоваться, пытаясь захватить как можно больше пространства. Между тем сэр Макс незамедлительно подтверждает размышления своего грозного коллеги о собственной непредсказуемости довольно странным, но при этом не допускающим никаких дополнительных толкований приказом: – Мочи его! Мочи! Мастер Пресекающий на всякий случай припоминает все свойства воды падающей, текущей, распыленной, заточенной, дождевой, морской и речной, а также обращенной вспять против течения в Очевидной и Истинной магиях, но так и не может понять, какого эффекта хочет добиться новенький. Интересно, этого самого сэра Макса кто-нибудь вообще просветил относительно свойств Холоми, или он действительно думает, что могущественных колдунов Королевства здесь держат только стены? Но этот лже-кочевник столь уверен в себе, а собственное любопытство Мастера Пресекающего так сильно, что сэр Шурф мысленно оправдывается перед собой прямым и недвусмысленным приказом начальства: предоставить новому сотруднику Тайного Сыска свободу действий. К тому же, вдруг сейчас действительно выпадет возможность узнать о каком-то новом, не описанном в классических трудах, воздействии жидкости на призрачную материю? Он четко, как на занятии, проговаривает про себя формулу концентрации внутренней силы, смыкает указательные пальцы, определяя таким образом точку приложения. Звуки глохнут, время замедляется, невидимый обычному глазу, но ослепительно сияющий перед внутренним взглядом луч врезается в пол, пробивает в нем незримую дыру – негодующий стон тюремных камней повисает в воздухе нарастающим звуком – и касается напрямую Стержня Мира. На долю секунды Мастер Пресекающий позволяет себе насладиться этим прикосновением к силе столь могущественной, что не будь у него прививки орденскими аквариумами, он бы, пожалуй, был испепелен на месте, и даже кучки пепла, как после собственной Перчатки, не осталось бы. Вокруг головы и груди вихрятся потоки магии – потревоженный Дух Холоми не желает укрощаться немедленно, хотя даже ему нечего противопоставить тому, кто в данную минуту пропускает через себя мощь Стержня Мира. В эту секунду сэр Лонли-Локли ненавидит этого новенького, из-за которого ему приходится снова преодолевать искушение раствориться в этой Силе, стать Ею. Он напоминает себе, что быть слепым орудием Силы – это далеко не то же самое, что подчинить себе эту самую силу. А потом на такую же короткую секунду чувствует прилив любви к новичку, потому что давно не ощущал так ярко и осознанно удовлетворения от умения справиться с собой Лонли-Локли беззвучно преобразует часть воздуха в помещении в воду – развлечение для Младших Магистров захудалых Орденов, если, конечно, отбросить то обстоятельство, что дело происходит в самом защищенном от колдовства месте Угуланда. Не забывает об элементарном заклинании, укрывающем от дождя, и с усталым спокойствием человека, всегда готового сказать «я так и знал», наблюдает за тем, как Ночное лицо в мгновение ока оказывается мокрым до нитки. – Вы ошиблись, сэр Макс, – позволяет себе Мастер Пресекающий невинное удовольствие констатации очевидного, – вода ему не вредит. Новичок возмущается примерно так, как может возмущаться респектабельный прохожий на которого какой-нибудь юный шутник выплеснул ведро воды (хорошо, если воды!) с крыши дома. И из его тирады Лонли-Локли со все возрастающим изумлением узнает, что на языке неизвестно каких дикарей, из племени которых Джуффин вытащил это чудо, «мочить» означает убивать. Это лингвистическое несоответствие настолько поражает его, что он умудряется пропустить тот момент, когда деятельный призрак Махлилгла Анноха накладывает на свою жертву заклинание подчинения разума. У Макса страшно бледнеет лицо, делается беспомощным, рот кривится на сторону совершенно по-детски. Шурф напряженно пытается коснуться его сознания, пробиться сквозь заклинание этого – вурдалаки бы его драли, никак не угомонится! – Великого Магистра. Вот так, поймать рваный, неудобный ритм дыхания, бешеные удары сердца, отпустить себя, переставая ощущать, где кончается собственное тело и начинается другое. Из страха за новичка и злого вдохновения сэру Шурфу удается вогнать себя в транс почти молниеносно, но проклятый призрак успевает быстрее. Мастер Пресекающий ловит за край бессвязное видение какого-то сада и фрукта в руке, и разливающейся будто бы не только во рту, но и по всему телу горечи. Его вышвыривает из чужого разума за секунду до того, как Макс с таким хрипом, будто его рвет, валится своему коллеге точно под ноги. Лонли-Локли, оглушенный резко и болезненно разорванным контактом, не падает сверху только благодаря опыту и насущной необходимости немедленно спасать нового любимчика сэра Халли. Ровно три целых и шесть десятых – почти четыре потраченных впустую! – секунды уходит на то, чтобы уничтожить докучливого призрака, не дожидаясь, пока сэр Макс придумает еще какое-нибудь развлечение. По мнению Шурфа, на сегодня их хватило даже с некоторым избытком. Но, судя по всему, этот самый сэр Макс ничего уже не придумает: он все таким же скрученным кулем валяется у носков белоснежных сапог, будто нерадивый вассал у ног Куманского Халифа, вымаливающий помилование от шкатулки Гравви. Мастер Пресекающий рушится рядом с ним на пол, с изумлением опознав собственное дискомфортное ощущение, как боль в коленях. Подхватывает Макса под спину, прислоняет к низкому креслу, подмечая все признаки отравления, – синюшность губ, поверхностное дыхание, побелевшие ногти и ледяные ладони. Лонли-Локли многое читал о ядах, но сейчас нет времени классифицировать, что именно досталось новичку. Бывший Младший Магистр Ордена Дырявой Чаши точно знает, что любимые отравы, рецепты которых Ордена скрывали друг от друга не хуже, чем тексты уникальных заклинаний, обычно смертельны, к тому же перед кончиной имеют обыкновение погружать жертву в дебри таких галлюцинаций, что его собственная встреча с Кибой Аццахом и Йуком Йуггари может на их фоне показаться дружескими посиделками. Шурф решается очень быстро, глупо размышлять долго, когда Стержень Мира у тебя под ногами. С кем-нибудь другим, конечно, это могло бы лишь ускорить конец несчастного, то есть привести к такому результату, которого Мастер Пресекающий вполне мог добиться, не прилагая вообще никаких усилий. Но с этим странным смешным парнем – неопытным, глупым, жизнерадостным и при этом могущественным, как все основатели Семилистника разом, это может и сработать. А еще это решение помогает сэру Шурфу Лонли-Локли не корить себя, что снова не успел. Если у него получится, заниматься самокритикой он будет позже со всем прилежанием. Если же нет – даже думать не хочется о том, как он вообще будет дальше с этим жить. Хотя если учесть привязанность сэра Халли к новичку, вполне можно понадеяться, что жить ему придется недолго. Нет, это вряд ли, шеф вообще не любитель упрощать задачи. Впрочем, все это варианты будущего разной степени отдаленности, а сейчас никто не может гарантировать, что он сам переживет то, что задумал сделать. Но это не имеет никакого значения. Сэр Шурф упирается ладонью в огромной защитной перчатке в пол, вторую кладет сэру Максу на грудь, и сосредотачивается. Внутренняя сила ударяет вниз не лучом, а потоком. Дух Холоми, которого осмеливаются потревожить второй раз за какую-то дюжину минут, взрерывает в ушах, в небольшой комнатке поднимается ветер, но магия Сердца Мира отзывается охотно – так охотно, как никогда раньше. Мастер Пресекающий почти перестает ощущать свое тело, содрогающееся от прокатывающихся через него волн Силы. Стоит лишь на миг потерять концентрацию, и от него не останется даже пылинки, которую сочувствующие могли бы вручить Хельне. Неудивительно, что в магических практиках не существует ни единого заклинания, подходящего подобному случаю, и сэр Шурф позволяет своему намерению самому озвучить себя: Семь тысяч дюжин раз Встречаю твое отражение В лицах прохожих. Как смерть спешу за тобой, Но не могу догнать Строки леди Уттары Маи сами по себе слетают с губ, вплетаются в поток магии, направляют его, и грудь под ладонью сэра Шурфа вздрагивает, вдыхает свободно и глубоко. Ревущий гул неохотно отступает, медленным тягучим валом прокатывается от одной руки к другой и дальше, вниз, в пол, словно втягиваясь в старые камни. Дух Холоми все еще ворчит, но не возмущенно; ему, кажется, даже понравилось это развлечение. Бывший Безумный Рыбник думает о том, что таких безумств он не творил уже давно. Точнее сказать, таких – вообще никогда. И еще он вдруг вспоминает, что по законам некоторых провинций Соединенного Королевства этот нелепый сэр Макс теперь его вечная собственность, слуга, вынужденный отдавать жизнь по капле за ее единомоментное спасение. Шурф мысленно передергивается, радуясь, что дух Холоми говорить не умеет и не допустит до происходящего внутри этих стен даже любопытные шимарские глаза сэра Халли. А уж он-то сам и подавно никому ничего не расскажет, потому что – жизненный опыт сэра Шурфа тому порукой! – обязательно найдутся и те, кто увидят в произошедшем глубинный смысл, которого там нет, ну и, разумеется, припишут ему поиск какой-нибудь личной выгоды, которой он не искал. Шурф укоризненно покачивает головой, соглашаясь с собственными мыслями, аккуратно наматывает неведомо когда развалившийся тюрбан, а потом спаивает своему коллеге – чуть было не ставшему безвременно усопшим коллегой – пару глотков бальзама Кахара. Сэр Лонли-Локли не в силах скрыть от себя, что ему интересно: что же сделала Сила Сердца Мира с этим мальчишкой? Тот открывает осоловелые глаза, осматривается, наконец видит Мастера Пресекающего и начинает безудержно улыбаться, будто более смешного зрелища никогда не видел. Неужели его жизнь действительно так бедна впечатлениями? Лонли-Локли совершенно спокойно подносит ему бутылку с остатками бальзама, предлагая выпить еще, поскольку резонно полагает, что сэр Макс еще не совсем пришел в себя. Однако тот продолжает веселиться. Оказывается, все произошедшее его рассмешило! К тому же глупый невежда перевирает его фамилию, а потом начинает оправдываться тем, что, дескать, в его драгоценных Пустых Землях веруют в такого бога, на которого похож уважаемый коллега. Шурф помогает ему подняться, наливает камры и просит поведать о пантеоне богов Пустых земель. На самом деле, ему просто необходимо присесть, залечить собственные колени и вообще осмыслить происходящее. Ну и конечно же интересно, как новичок, очевидно, не слишком потерявший совесть, будет отвираться. Однако все оказывается не совсем так. Ночное Лицо излагает настолько складно, что начитанный Мастер Пресекающий понимает – эта мифология существует на самом деле. Вот только она не изложена ни в одном из доступных письменных источников, – он готов за это поручиться. Ему снова хочется задать пару вопросов сэру Халли. Однако от решительного намерения связаться с шефом прямо из стен Холоми (сейчас сэр Шурф чувствует себя способным еще и не на такое) его отвлекает панибратский жест сэра Макса, допустимый лишь между близкими друзьями. Лонли-Локли переводит на нового коллегу невозмутимый взгляд, а тот вновь улыбается открытой и теплой улыбкой, словно бы говоря «ты отличный парень, и я отличный парень, почему бы нам не подружиться?». И Лонли-Локли понимает, что настолько отвык от подобного отношения – вернее, как-то не имел возможности к нему привыкнуть – что малодушно отмалчивается, оставляя все идти своим чередом. Они поглощают очередной завтрак у хлебосольного надзирателя, потом дожидаются парома. За рычаг Мастер Пресекающий новичка не пускает – от избытка Силы тот пьян и странен даже больше обычного, а это что-то да значит. К счастью, все это легко списать на бальзам Кахара. Сэр Джуффин ждет их, видимо, уже давно, потому что как только они отплывают от острова, Почтеннейший Начальник посылает зов, интересуясь: почему Макс не за рулем, и как он вообще себя вел? Получает лапидарные «из-за бальзама Кахара» и «как всегда безупречно». Шурф ощущает облегченное веселье шефа и понимает – тот волновался куда сильнее, чем подавал вид. В Доме у Моста, не успев войти в кабинет, Макс взахлеб начинает повествовать про призрака и про воду. Сэр Джуффин кивает и улыбается Максу натянутой улыбкой, ненавязчиво подводит к креслу и усыпляет едва заметным движением пальцев. Останавливается рядом, с минуту препарирует своего нового сотрудника взглядом и оборачивается к Шурфу: – Рассказывай. Недавнее желание скрыть произошедшее давно уже оставило Лонли-Локли вместе с последними, кажется, силами. Поэтому он просто позволяет шефу перебирать свои воспоминания, понимая, что это может быть действительно важно. Они садятся друг напротив друга, Мастер Пресекающий лениво тянет камру, а шеф ворошит в его голове картинки происшедшего. – Знаешь, – задумчиво говорит Джуффин, – я так и не понял, во что трансформировался этот яд. Надо будет его обследовать, когда проснется. Почтеннейший Начальник не выглядит раздраженным или злым, скорее довольным чем-то. Внимательно и даже сочувственно смотрит на своего первого ученика. У Лонли-Локли мутные от перенапряжения глаза с красными прожилками лопнувших сосудов и совершенно невозмутимое лицо. – Подлатать тебя, сэр Шурф? – Спасибо, сэр Халли, все в порядке. Джуффин кивает, как будто ничего другого и не ожидал услышать. Мастер Пресекаюший – не великий любитель говорить «спасибо» и тратит полезный ресурс благодарности крайне редко. Зато глава Тайного Сыска раздает признательность и комплименты с щедростью казначея, распоряжающегося чужими деньгами. – Это тебе спасибо. Не знаю, как ты вообще решился коснуться Стержня второй раз. – Разве у меня был выбор? – ровно осведомляется Лонли-Локли. Джуффин чуть заметно разводит руками, как бы говоря, что выбор есть всегда. Штатная Истина смотрит на него с оттенком стоического терпения, безмолвно отвечая: «зачем говорить о том, что и так понятно». Сэр Халли с наивозможнейшей для себя деликатностью вновь касается чужого сознания, погружаясь в подробности случившегося в Холоми. Когда наконец новичок просыпается, и обнаруживается, что теперь он может плеваться ядом, сэр Шурф невольно думает про себя: «Спасением жизни я породил Смерть. Какая ирония». Почтеннейший Начальник ловит эту мысль, чуть заметно кивает и смотрит на Шурфа. И что-то в его лице заставляет Лонли-Локли поверить, что все происходящее очень правильно, так как нужно. – «Зато теперь он сможет защитить себя», – мысленный тон Джуффина серьезен. – «Вы уверены, что ему это понадобится?» – зачем-то уточняет Лонли-Локли. На сей раз наступает черед начальника не отвечать на бессмысленный вопрос. Конечно понадобится, с такой-то мощью. Да этот парень будет притягивать к себе жадных до чужой силы магов, как «Джубатыкский фонтан» пьяниц! Сэр Макс воспринимает новость о своих новообретенных способностях без особого восторга, однако находит в себе силы пошутить, и Мастер Пресекающий впервые испытывает к нему что-то вроде уважения. Вслух, конечно, он замечает, что вовсе не отказался бы от помощи такого грозного колдуна, а то работы бывает слишком много. Ночное Лицо не остается в долгу, обещая всяческую поддержку и в том случае, если Шурф забудет дома Перчатки Смерти. Джуффин пытается подавить смех, видимо, представляет себе забывшего свое беспощадное оружие Лонли-Локли. Мастер Пресекающий, размякший от всех событий сегодняшнего дня, добивает начальство окончательно, послав ему короткий Зов: – «Так и знал, что этот выскочка метит на мое место». – «О, а ты только сейчас понял, что я для того его сюда и привел? Долго соображаешь, теряешь квалификацию», – охотно подхватывает пикировку Джуффин. – «Наконец-то, сэр, – Лонли-Локли вкладывает в мысленную интонацию все свои невеликие актерские способности, – я просто не смел надеяться, что столь блистательный колдун удовольствуется моим скромным положением». Джуффин косится на своего ученика, едва заметно качает головой. Шурф привычно переводит это в слова: ты не прав, но сейчас я не буду тебе объяснять, почему. Что ж, значит не прав. Интересно только, в чем. Мастер Пресекающий втягивается в обсуждение лекарственных средств, якобы применяемых кочевыми народами, и в который раз пытается разрешить задачку. Новенький сыплет странными словами так привычно, что никто не сомневается, что все упоминаемые им предметы, боги, напитки и еда существуют. Вот только Лонли-Локли не встречал ни единого упоминания о них. Может быть, народ, из которого вышел сэр Макс, не знает письменности? На границе Хмиро можно встретить еще и не такое. Шурф пытается вспомнить, видел ли он когда-нибудь Макса читающим. «Это ваше Ночное Лицо вообще умеет читать?» – спрашивает он Джуффина. Шеф бросает на Мастера Пресекающего такой взгляд, что тому приходится поднять и Первый, и Второй щиты. Воистину, появление этого растрепанного юнца сделало сэра Халли слишком уж несдержанным. Что такого он спросил? «Представь себе, не хуже, чем ты», – шеф наконец изволит ответить, и Лонли-Локли теряется, не зная, как объяснить, что вовсе не желал никого оскорбить. Тут новичок – чтоб его Магистры драли! Только не сегодня драли, сегодня Мастер Пресекающий уже подустал – задает этот разнесчастный вопрос: – А почему Вы не носите подобную форму, Шурф? Вам-то уж, кажется, просто положено! Лонли-Локли скупо отговаривается, дескать, времена меняются, но сэр Халли не собирается упускать дарованную судьбой возможность поиздеваться над собственным учеником и принимается рассказывать о том, с чем сопряжено звание Истины. Ну да, все верно, Джуффин столько раз говорил ему, что стыдиться тут нечего, и что титул Истины присваивается хорошо если раз в пару дюжин десятков лет. Слишком уж редко рождаются люди, которым разум полностью заменяет эмоции. Да пусть бы даже почетнее этой должности не было бы в реестре Королевских Магов, сэр Лонли-Локли все равно считает, что собственная эмоциональная ущербность – отнюдь не повод для гордости. «Если этот сэр Макс будет любопытствовать и дальше, я решу, что зря его спасал», – говорит сам себе Лонли-Локли. Джуффин уходит в «Обжору», а Макс все еще примеривается к непривычной одежде: возится, переступает, словно сапоги ему малы, перематывает тюрбан. Вежливый сэр Шурф ожидает коллегу, послав Зов жене и попросив ее заварить травы аарих, которая, будучи добавленной в бассейн, снимает утомление. Хельне трудно дается Безмолвная речь, как почти любому драхху, но это не делает ее меньшей болтушкой. Лонли-Локли терпеливо успокаивает супругу, обещая рассказать все вечером, прощается и понимает, что за прошедшее время вполне можно было не только одеться, но даже и сварить камру. Возможно, даже выпить ее. Новичок упрямо возится с фибулой на плече и двигается при этом так неловко, что сэр Шурф вдруг пугается, что у неопознанного им яда имеются и отдаленные последствия. Потом понимает, что дело вовсе не в яде. Точнее, конечно, в нем, но с иной стороны. – Я могу пообещать Вам, сэр Макс, что вы никого не убьете, выйдя на улицу. Ночное Лицо настолько погружен в собственные невеселые размышления, что при звуках голоса сэра Шурфа вздрагивает и от неожиданности звонко бодает зеркало, перед которым стоит. – Позвольте мне помочь Вам, – твердо говорит Мастер Пресекающий и подходит вплотную. Касается чужого лба, устраняя последствия удара, потом забирает тяжелую золотую фибулу и ловко скалывает непривычную для новичка округлую полу Мантии Смерти. – Откуда Вы знаете, что я никого не убью? – усмехается сэр Макс. И при виде этой слишком уж взрослой усмешки на совсем юном лице Лонли-Локли вспоминает, почему он вообще заинтересовался личностью этого новенького. Ну, помимо загадки о его происхождении, конечно. – Если помните, сэр Халли упоминал, что я не одну дюжину лет носил такую же мантию. Поверьте, основную опасность представляют Ваши намерения, а не оружие или физические свойства. – Хорошо тебе, – уныло говорит новенький, никак не могущий определиться, как же ему обращаться к старшему коллеге. – Ты все-таки в защитных рукавицах ходишь. А если я на ногу кому-нибудь плюну случайно, а? Лонли-Локли вдруг чувствует себя очень старым. Не его это дело – внушать новичкам уверенность в себе и объяснять азы магии. Это дело Джуффина, он обаятельный и убедительный. То есть умеет быть таковым, когда захочет. – В таких случаях на помощь приходит самоконтроль, сэр Макс. Я мог бы обучить Вас некоторым приемам. – Спасибо, – уныло говорит новенький. Энтузиазма в его голосе что-то немного, но Мастер Пресекающий списывает это на нервозность. – Пойдемте, – он приглашающе указывает рукой в защитной рукавице в сторону двери. – Сэр Халли наверняка уже давно сделал заказ и его, скорее всего, уже принесли. Макс выходит в коридор, и тут Шурф говорит ему почти в затылок: – Самое страшное не это, сэр Макс. И легонько касается пальцами спины в черно-золотой мантии где-то в районе лопаток. Ночное лицо вздрагивает, сигает в коридор, как испуганный пустынный сирх, и пристыженно оборачивается. Мастер Пресекающий невозмутимо закрывает тугую дверь кабинета. – А что? – спрашивает новенький, чтобы сгладить неловкость. – То, что если Вы можете убить, все и всегда будут думать, что Вы готовы убивать постоянно. Каждый миг своей жизни. Как Вы понимаете, я в этом ежедневно убеждаюсь на собственном опыте. Они идут к выходу из Управления, и сэр Макс молчит, только на щеках бледным румянцем разливается стыд. Лонли-Локли мрачно размышляет о собственных ничтожных педагогических талантах и утешает себя, что лучше уж пусть наивный юноша узнает эту немудрящую, но весьма болезненную истину от него, чем от случайного прохожего, в панике удравшего от одного вида золотых кругов на черном фоне. – Ну ладно, я понимаю, меня можно теперь бояться, наверное, – вдруг говорит сэр Макс. – Но Вас-то за что? Джуффин же сказал, что Вы – Истина, а значит безвинным ничего не грозит. – Не грозит, – соглашается Мастер Пресекающий. – Я ведь не убийца, а палач. Но, поверьте, белых одежд боятся еще больше, чем черных. – Дичь какая, – бормочет новичок себе под нос и вдруг останавливается. Хватает Лонли-Локли за руку в защитной рукавице и решительно пожимает ее. Не успевает Шурф осведомиться о смысле этого странного ритуала, как сэр Макс заглядывает ему в лицо и чуть заметно хмурится. – Знаете, Шурф, пойдемте уже правда в «Обжору». Вы выглядите таким усталым, что кружка камры и хороший обед Вам точно не повредят. Наверное, это сидение в кулаке утомляет куда больше, чем Вам показалось. – Это точно, – соглашается Лонли-Локли. – Утомляет.

Макси 1 | Макси 2 | Иллюстрации к макси 1 | Иллюстрации к макси 2

@темы: fandom, Макс Фрай

---

Неделю спустя после просмотра у меня все еще смутный баттхерт по поводу "Иррационального человека".
Благодаря этому фильму я осознала, до какой же степени мне надоел стереотип, согласно которому любой профессиональный философ будет обязательно в депрессии, или алкоголиком, или иметь проблемы с психикой, или хотя бы просто ходить с постной миной и рассуждать исключительно о тленности бытия (или все сразу).
У Паскаля (если я не ошибаюсь) есть высказывание, что изучение философии в малых количествах делает человека атеистом, а в больших - религиозным.
Я твердо уверена, что с тленностью, смыслом жизни и всеми прочими "философскими" страдашками - так же. И я, и в той или иной мере все мои друзья во время учебы в определенный момент проходили этап красивого декаданса и все-тлена. Курсе так на втором-третьем бакалавриата. И если человек остается на том же самом этапе спустя надцать лет изучения и преподавания философии, он not doing it right. У него неправильная философия и она дает неправильный мед.
Мне сложно представить, чтобы чувак, который изучает Канта, читает Достоевского, увлекается экзистенциализмом и преподает этику, мог бы совершить настолько идиотски мотивированное убийство и вообще прийти к тем выводам о жизни, к которым пришел герой фильма. Философское обоснование его поступка - это слабенькое бытовое ницшеанство. Да, я верю, что такое может быть и прекрасно понимаю, что можно хоть круглосуточно читать Канта и не стать при этом более моральным. Но я верю в это с оговоркой: если на самом деле чувак абсолютно ничего на самом деле не усвоил из того, чем занимался всю свою жизнь. И в таком случае это все не имеет никакого отношения к философии. Понимаете? Я готова поверить в такого героя только в контексте вот этого дурацкого стереотипа и not doing it right. Философия присутствует в фильме только ради хипстерских фразочек про Канта и Кьеркегора и псевдо-придания глубины страдашкам главгероя - но в нем нет и намека на то, что я посчитала бы глубоким или хотя бы просто интересным рассказом о философии или изучающих ее людях. Изучение философии, о внезапность, может делать людей лучше, мудрее и счастливее, а не только превращать в невротичных мудаков.

@темы: сінематограф, раби цікавості та пихи (с)

---

Все-таки Night Watch, помимо того, что прекрасна сама по себе - это еще и большой такой шипперский подарок (причем вне зависимости от того, это слэшерская или канонично-платоничная точка зрения), потому что где-то там скрывается момент, когда Ветинари осознает, что человек, которым он восхищался в юности - это все тот же Ваймс, и мало что может быть лучше этого.
С учетом того, что я дочитала стражу месяца два назад, у меня все еще слишком много филинов по их поводу, вместе и по отдельности. Не то чтобы я была против.

@темы: Пратчетт

---

Как-то раз, когда я (на рассвете пьяная) сказала о том, что ничего на самом деле не хочу, меня спросили: а это случайно не отрицание ценностей, которые просто не смог достичь?
Да, ответила я, в каком-то смысле это так.
И нет, в другом смысле это совсем не так.

Реальность, побуду кэпом, очень часто подсовывает хрень, которую человек изменить не в состоянии.
Свежайший, с пылу с жару социально-бытовой пример из моей жизни: на второй день моего нового университета у меня меняют расписание так, что это полностью похеривает мои планы на курсы немецкого и частично - занятия в художке.
И я хожу, конечно, фрустрированная и злая, особенно на университет, который мне и так, давайте будем честными, не больно-то был нужен.
Что я могу изменить в этой ситуации?
Расписание я изменить не могу. Могу либо бросить универ (что на второй день учебы немного радикально), либо удовлетворять свои желания другими способами (что возможно - но я-то хотела именно тот!) - или изменять себя, а не мир. То есть смириться, пожать плечами и решить, что конец света не настанет, если я посижу семестр без немецкого вообще или конкретно в этом месте, или что другие способы тоже неплохи, и что, в общем, мое желание достичь цель А, на пути к которой встала реальность, было не настолько сильным, чтобы всерьез расстраиваться из-за невозможности оную цель А достичь. И в результате новое расписание бесит уже не настолько сильно, и я действительно ищу пути отступления, и, что самое главное, я вновь спокойна и в целом довольна жизнью.

Очевидно, этот подход очень пассивен. С ним много гор не свернешь. Но моя конечная цель - не свернутые горы, а чтобы мне было хорошо. Часто считается, что хорошо может быть только потому, что свернул гору. Но вообще-то хорошо может быть просто так - совершенно отдельно от горы. И чем меньше я хочу сворачивать гор, тем легче сделать так, чтобы мне было хорошо.
Я бы хотела изменить мир - начиная от моего расписания и заканчивая всеми теми вещами, о которых пишут в новостях. Но я не верю в изменение мира. По крайней мере, в немедленное изменение, в котором я могу непосредственно участвовать - то есть, имеющее какое-либо отношение ко мне. Иногда это все еще заставляет меня грустить, и я завидую людям, которые могут всерьез бороться за какие-то улучшения - но я куда комфортнее чувствую себя в роли пессимистичного созерцателя, а не деятеля, и эта роль входит в список тех вещей, в изменение которых я не верю.
(Маленький дисклаймер: мое «хорошо» включает в себя таковое других людей и прочие категорические императивы, равно как и веру, что их изменить я тоже не могу).
(Последние абзацы можно коротко подытожить любимым нашим словом «Сансара»).

И да, это отрицание ценностей, которых я не смога/могу достичь. Я уже не верю в то, что вотпрямщас напишу какую-нибудь нетленку - и поэтому не хочу этого.
И нет, это утверждение других ценностей, которые я по тем или иным причинам признала более важными. Я могу быть вотпрямщас счастлива и без нетленки - и поэтому я не хочу этого.

Расписание-то, впрочем, все равно говно, а желания мои все равно были фрустрированы. Об этом забывать тоже не надо, ибо серьезное отличие стоика там или буддиста от инфузории туфельки - это умение видеть, что говно есть говно, признавать его таковым - и уже после этого сохранять спокойствие.

@темы: life is a gift horse in my opinion